Жак Ле Гофф - Герои и чудеса Средних веков

Мерлин же XIII столетия – прежде всего кудесник и толкователь снов. Он, например, населяет чудесами Артурово королевство Логрес. Кроме этого он все больше и больше участвует в общих поисках Грааля. «Книга о Граале», как ее назвал автор (около 1230–1240) занимает, по выражению Поля Зумптора, «центральное место во всем цикле артуровских легенд и, можно смело сказать, в имагинарном людей 1250 года». По Эммануэлю Баумгартнеру, тут речь идет о другом Граале, не божественного, но дьявольского происхождения, о том «исходящем от дьявола желании, что толкает человека к познанию, к тому чтобы силой вырвать у Господа его тайны, изменить судьбу». Однако знание остается недоступным, и «вот Мерлин в нескончаемой агонии в гибельном лесу за то, что передал свои тайны людям и вверил Владычице Озера свою власть, которую Бог даровал ему лишь для того, чтобы самому оставаться хозяином игры». Таким образом, Мерлин – это воплощение прорицателя, который сам творец своих несчастий, и в христианской идеологии он воплощает проклятие пророческого дара. Тем временем его двойственная суть, каковая еще недавно выражалась во внутренней борьбе сил Добра и Зла, отныне выступает в форме конфликта между его фантастической властью и его слабостью. Он ведь и вправду подпадает под чары заворожившей его феи, Ниниены, позже превратившейся в Вивиану, Владычицу Озера. Вивиана навсегда заключает его в грот либо в темницу – воздушную или подводную. Мерлин – тоже персонаж, связанный с пространством, будь то лес, где он так любил жить, пока был свободен, или воздух и воды, в которых ему суждено вести жизнь вечного узника. Лес, в Средние века называвшийся излюбленным местом жительства Мерлина, – это бретонский лес Броселианд, отождествляемый с сегодняшним лесом Пеймпон в Иль-о-Вилен. Мерлин, таким образом, тоже отметил определенное место собственным присутствием.

Став кудесником, Мерлин не перестает и пророчествовать, и его след обнаруживают у истоков многочисленных предсказаний политического характера, потрясающих Западную Европу в XIII и XIV веках, особенно в Италии, где он оказывается на стороне гвельфов против гибеллинов; или в Венеции, где его образ оказался отмечен влиянием милленаристских идей последователей Иоахима Флорского.

В позднейшем мифе о Мерлине меньше – по сравнению с темой дара магии и пророчества – мотива любви, точнее говоря, любовной пары, хотя мужчин и женщин Средних веков он весьма волновал. В ранних вариантах Мерлин влюблен в Ниниену, дочь сеньора, живущего в замке в лесу Бриоск и приходящегося свойственником богине Диане. Ниниена околдовывает волшебника, и он открывает ей все свои тайны; когда он жаждет любви с ней, она пользуется своей властью, насылает на него сон и в конце концов заключает его в замок в лесу Броселианд. Мерлин заканчивает дни свои вблизи своей подруги, заточившей его в сотворенную ею волшебную колонну из листвы и воздуха. По Лоуренсу Харф-Лэнчеру, Ниниена – это ипостась Вивианы, феи типа «морганического», то есть такой, которая заманивает своего любовника в иные миры. Вторая версия любви Мерлина и Вивианы гораздо мрачнее. Вивиана, откровенная реинкарнация Дианы, усыпляет Мерлина и переносит его в гробницу, которую сама же навеки закрывает. В представлениях мужчин и женщин XIII века о любви и о жизни пары образ Мерлина звучал пессимистически. Он пополняет своей персоной братство мудрых мужей, обманутых женщинами, – и это почти комично, – но любовь Мерлина всегда изображается как «роковая страсть, и ее ужасный финал тяжел как расплата за грехи» (Лоуренс Харф-Лэнчер).

В XVI веке пророчества Мерлина перестают пользоваться каким бы то ни было почетом. Рабле еще упоминает пророка на службе у короля Гаргантюа. Но Тридентский собор осуждает пророчества Мерлина, и если они еще будут иметь распространение в Англии, то с континента исчезают полностью. После 1580 года в континентальной литературе почти отсутствуют цитаты из его прорицаний.

Вновь Мерлина открывает романтизм. К.Л. Иммерман пишет в 1832 году драму о нем, которую Гете приветствует как «еще одного Фауста». Наиболее значительным является произведение Эдгара Кине «Мерлин Волшебник» (1860). В этом странном творении, подчас напоминающем о друге Эдгара Кине-Мишле, вкус Кине к старинным легендам соединяется с его же патриотизмом и антиклерикализмом. Эдгар Кине усматривает в Мерлине «первого покровителя Франции» и воплощение французского духа. В самых потайных уголках своей натуры Мерлин чувствует влечение и к небесам, и к аду, и к сверхчеловеческой радости, и к меланхолии, близкой к отчаянию. Для своих чудес он выбирает селение на острове Сена и тем самым кладет основание Парижу. Возвратившись из Рима, он больше не узнает Франции, вступившей в новое время, называющееся Возрождением. Тут он и «вляпывается» с Вивианой, и «ему не остается ничего иного, кроме как населить свой вечный сон мечтами и грезами» (Поль Зумптор). На самом деле романтический образ Мерлина был осуждением и отходом от Мерлина средневекового.

Еще более поразительным выглядит возрождение Мерлина в процессе возвращения древней кельтской культуры. Великий участник этого возрождения – знаменитый чартист поэт Теодор Эрсар де ля Вильмарке, опубликовавший в 1839 году свой знаменитый сборник старинных бретонских песен Barzaz Breiz («Народные песни Бретани»), вызвавший резкую полемику. Автор подчеркивает в подзаголовке связь между нынешним бретонским возрождением и Средневековьем: «Народные песни древних бретонцев, предшествующие исследованию о происхождении рыцарских эпических сказаний Круглого стола». Мишель Зенк выделил четыре поэмы сборника Barzaz Breiz о Мерлине: 1. Мерлин в колыбели; 2. Мерлин колдун; 3. Мерлин бард; 4. Обращение Мерлина. Увенчал свои изыскания и размышления о Мерлине Эрсар де ля Вильмарке изданием в 1862 году труда, который ознаменовал высшую точку романтического обновления и «окельтивания» Мерлина: «Миррдин, или Волшебник Мерлин: его история, его творения, его влияние».

Начиная с 1860 года образ Мерлина в литературе постепенно сходит на нет, хотя его еще можно встретить даже в поэмах Теннисона. В первой половине XX века Мерлин вдруг пробуждается – в мрачном «Разложившемся колдуне» Аполлинера и «Рыцарях Круглого стола» Жана Кокто. В мае 1941 года «Мерлин Волшебник» Эмиля Рудье представлен на сцене театра «Одеон». Как многие герои и чудеса Средневековья, Мерлин также обретает новую жизнь с появлением кинематографа и мира искусства для детей. Если Волшебнику с длинной седой бородой самое место в фильмах о рыцарях Круглого стола, то маг и колдун получился одним из самых удачных персонажей Уолта Диснея в его мультяшках для юных зрителей.

Поль Зумптор убеждает, что «легенда о Мерлине находится в стадии явного вымирания», что Мерлин на пути к полному исчезновению из западноевропейского имагинарного. Однако, думая о нашей истории, такой богатой на превращения, воскресения, новые инкарнации старых героев, – кто осмелится сказать «прощай» магу и прорицателю?

Свита Эллекена

Равно как и в мир феодальный, ибо свита Эллекена – это, с одной стороны, образ феодального клана, а с другой – охотничий поезд или вооруженное войско. Тут явно выделяются две характерные черты: солидарность предводителя и всех, кто составляет его свиту, и бешенство этой своры, особенно явно выраженное в немецком названии свиты Эллекена: wutende Heer – армия свирепых или wilde Jagd – дикая охота. Свита Эллекена вводит в средневековое и западноевропейское имагинарное ораву стенающих, улюлюкающих и разбушевавшихся привидений, это образ буйных и агрессивных сил потустороннего мира.

Происхождение имени Эллекен остается невыясненным, этимологические исследования не принесли удовлетворительных результатов, как и то объяснение, что было дано еще в XIII веке и заменяло Эллекена на Керлекена, в чем смысла оказалось не больше. Другое любопытное качество, присущее этому своеобразному герою средневекового имагинарного, заключается в том, что, как мы увидим далее, в XVI и XVII веках он окончательно уступает место персонажу совсем иного свойства – Арлекину.

Свита Эллекена впервые упоминается в тексте начала XII века «Церковная история» (написанном на латыни) англо-нормандского монаха Ордерика Виталия, жившего в аббатстве Сент-Эвру, что в приходе Лизье в Нормандии. В реалиях 1091 года Ордерик Виталий излагает историю, которую, по его словам, он услышал от очевидца, молодого священника по имени Вальхелин. В ночь на 1 января 1091 года Вальхелин, возвращаясь домой после того, как проведал больного из своего прихода, и оказавшись в уединенном месте, где поблизости не было никакого человеческого жилья, вдруг услышал шум и грохот «войска несметного». Укрывшись под деревьями и насторожившись, он увидел великана с дубиной в руке, приказавшего ему стоять где стоит и смотреть, как прошествует, отряд за отрядом, целое воинство. Сперва идет «неисчислимая толпа пехотинцев с вьючной скотиной, нагруженной одеждой и всевозможной утварью, и походили они на разбойников с добычей». Они проходят с торопливыми подвываниями, и священник замечает среди них своих недавно умерших соседей. Затем следует шайка могильщиков, волокущих носилки, на которых сидят карлики с непомерно большими головами; два черных демона, эфиопского вида, и с ними третий волокут в носилках человека и пытают его, а он вопит от боли. В нем Вальхелин узнает умершего без покаяния убийцу священника, отца Этьена. За ними скачет целый сонм всадниц, сидящих боком в седлах, утыканных раскаленными гвоздями, от порывов ветра наездницы подскакивают и потом опускаются на эти седла, а их груди пронзены другими гвоздями, багровыми от жара. Среди них Вальхелин видит многих знатных дам, проживших в роскоши и блуде. Затем идет «воинство монахов и клириков, предводительствуемое епископами и аббатами, опирающимися на посохи и облаченными в черные одежды». Они просят Вальхелина молиться за них. Потрясенный священник узнает видных прелатов, которых он почитал образцами добродетели. Следующее шествие, самое страшное из всех, удостаивается пространного и точного описания. Это воинство рыцарей, все сплошь черное и изрыгающее огонь, оно несется вскачь на бесчисленных конях, потрясая знаменами. Священник многих узнает и тут.