Петр Третьяков - У истоков древнерусской народности

В работе «Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге», опубликованной весной 1966 г., мной была высказана уверенность, что в лесостепном Левобережье будут отысканы остатки славянских поселений третьей четверти I тыс. н. э., таких же, как правобережные, с реберчатой биконической керамикой, прямоугольными землянками и колоколовидными ямами-погребами. В связи с этим упоминалась, в частности, одна старая левобережная находка — погребение с сожжением и реберчатым сосудом, обнаруженное Н. Е. Макаренко в 1909 г. у с. Артюховки в верхнем течении р. Сулы. И уже через несколько месяцев после этого, летом того же 1966 г., в разных частях лесостепного Левобережья были найдены остатки поселений с реберчатой биконической керамикой, относящиеся к третьей четверти I тыс. н. э., такие же точно, как правобережные.[79]

Несколько таких поселений, как уже указано, было обнаружено в северной части древнейшей Русской земли, в бассейне среднего течения р. Десны ниже Новгорода-Северского. Поселения расположены на невысоких, смежных с поймой местах. На одном из них — на селище Левкин Бугор у с. Кудлаевки — в 1966 г. Э. А. Сымановичем были произведены небольшие раскопки, открывшие основания прямоугольных землянок. На другом поселении — около с. Форостовичи — такие же землянки были открыты Э. А. Сымановичем и автором этих строк в 1967 г. В этих местах вдоль правого берега Десны обнаружены остатки не менее 30 других таких же поселений, по времени «дороменских», относящихся к третьей четверти I тыс. н. э.

Ниже по течению Десны, недалеко от устья Сейма, остатки поселений третьей четверти I тыс. н. э. были найдены около с. Вишенки на правом берегу реки (на сниженных участках коренного берега). В 1967 г. здесь были обнаружены многочисленные характерные ямы-погреба колоколовидной формы, на дне которых находились обломки глиняных биконических сосудов.

Подобные же остатки поселений были найдены в 1966 г. В. А. Ильинской и А. И. Тереножкиным в низовьях Сейма и в верхнем течении Псла и Сулы. На одном из них, расположенном у с. Большие Будки в низовьях р. Терна, притока Сулы, помимо биконической керамики были найдены массивный бронзовый браслет VI–VII вв. и железное перекрестье меча. Пункт этот интересен тем, что он представляет собой городище, т. е. укрепленное поселение, расположенное на мысу высокого берега. В другом месте, на урочище Вишневое у с. Курган-Азак на берегу Пела, в 1967 г. О. В. Сухобоковым были произведены небольшие раскопки на селище с цилиндро-коническими сосудами, такими же, как сосуд из с. Артюховки. По сообщению Ю. А. Липкинга, селища и могильники середины и третьей четверти I тыс. н. э. найдены и исследованы им около г. Суджи (бассейн Пела) и вблизи Курска на Сейме. Более ранние из них характеризуются находками цилиндро-конических сосудов. Одно из селищ обнаружено на месте находки известного Суджанского клада.

Таким образом, в области лесостепного Левобережья Днепра имеются многочисленные остатки поселений третьей четверти I тыс. н. э., принадлежащие славянскому населению, хозяевам «древностей русов». Их культура характеризуется теми же самыми особенностями, что и культура правобережного населения этого времени. То и другое население составляло единый массив обитателей древнейшей Русской земли, непосредственных предков среднеднепровского населения времени Киевской Руси.

О происхождении населения древнейшей Русской земли

Славянская культура третьей четверти I тыс. н. э., памятники которой найдены в лесостепном Приднепровье в пределах древнейшей Русской земли, не имела ничего общего с местной культурой предыдущих столетий, известной по остаткам многочисленных поселений и могильникам черняховского типа. Как уже указывалось, в течение многих лет в советской археологии существовало мнение, восходящее к взглядам В. В. Хвойки и А. А. Спицына, что черняховская культура принадлежала предкам населения Киевской Руси. Предполагалось, что между этой культурой (III–IV, а может быть, и начала V в. н. э.) и древнерусской культурой IX–X и последующих веков имеется непосредственная генетическая связь, лишь отчасти нарушенная в период «великого переселения народов»: нашествия гуннов, движения славян на Балканы, нашествия тюркских племен. Некоторые археологи долго и упорно разыскивали позднечерняховские древности, которые могли бы заполнить лакуну между верхней хронологической границей известных черняховских древностей и нижней границей культуры Киевской Руси. Но поиски эти не породили ничего, кроме ожесточенных споров.

По мнению других исследователей (и таких теперь явное большинство), между черняховскими племенами и древнерусским населением времени Киевской Руси не было генетических связей. Но кем являлись многочисленные черняховские племена, остается невыясненным. Говорят о скифском и фракийском их происхождении; существует мнение, что это были западнославянские группировки и германцы-готы.

Мне представляется (стр. 43–52), что черняховская культура — явление особ/эго порядка, которое нельзя связывать с каким-либо одним определенным этносом. Она не была результатом творчества одной этнической группировки, а явилась прежде всего порождением той сложной исторической обстановки, которая объединила в III–IV вв. разноязычное население Северо-Западного и Северного Причерноморья. Сложение черняховской культуры представляло собой не что иное, как первый шаг на пути консолидации обитавших здесь различных племен в народность. Но дальше первых шагов этот процесс не пошел, так как черняховская оседлость в результате гуннского вторжения была жестоко разгромлена. Процесс образования народности был прерван здесь в самом его зародыше.

Когда в области правого берега Днепра, а затем и левого были исследованы охарактеризованные выше славянские поселения VI–VIII вв., ошибочность мнения о черняховско-древнерусских генетических связях стала совершенно очевидной. Между культурой населения Среднего Поднепровья VI–VIII вв. и культурой Киевской Руси наблюдается непосредственная связь, иллюстрируемая многими элементами материальной культуры: тип жилища, категории украшений и др. И напротив, если сравнить черняховскую культуру с культурой VI–VIII вв., то ни один элемент не будет у них общим или хотя бы в какой-то мере близким.

Поселения черняховского времени были обычно весьма значительными: состояли из многих десятков, а нередко и сотен жилищ, располагались на открытых местах, по краю надпойменных террас или по берегам ручьев в глубине водоразделов, приблизительно так же, как располагаются современные села. Совсем в иных условиях обнаруживаются остатки поселений третьей четверти I тыс. н. э. Обычно люди этого времени селились на незначительных всхолмлениях в пределах речных пойм, нередко среди заболоченных местностей, реже по краю невысоких участков надпойменной террасы. В древности такие места были заняты непроходимыми чащами чернолесья. И, по-видимому, отнюдь не потребности хозяйства заставляли среднеднепровских славян в третьей четверти I тыс. н. э. жить в таких, казалось бы, необычных для земледельцев условиях. Причина была в другом — в необходимости обезопасить поселения от внезапных набегов кочевников. Традиция скрывать свои поселения среди лесов и болот была свойственна в VI–VIII вв. не только среднеднепровским, но и южным славянам. О ней хорошо знали современники — Иордан, Маврикий Стратег, Иоанн Эфесский. Но эта традиция, как мне представляется, могла зародиться лишь на севере, в лесной полосе.

В пределах территории распространения черняховской культуры на поселениях встречаются остатки жилищ разной формы и конструкции. Наиболее обычными, в частности для Среднего Поднепровья, были прямоугольные наземные постройки площадью 25–35 кв. м. Каркас таких домов возводился из дерева, а стены — из плетня или нетолстых бревен, обмазанных глиной. Иногда встречались двухкамерные постройки. Жилища славян в третьей четверти I тыс. и. э. имели совсем другой характер. Это были, как уже указывалось, квадратные полуземлянки.

Существенные особенности отличают черняховскую и славянскую погребальную обрядность. Для первой был характерен биритуализм: наличие двух погребальных обрядов — трупосожжения и обычного захоронения, причем последний обряд занимал явно преобладающее положение. У среднеднепровских славян третьей четверти I тыс. н. э. практиковалось лишь сожжение умерших. Остатки сожжения — сгоревшие кости и пепел — помещались обычно в глиняную урну, которая закапывалась в землю на «погребальном поле».

Находки, сделанные при раскопках черняховских поселений и славянских поселений VI–VIII вв., тоже совсем не похожи друг на друга. Черняховская керамика вырабатывалась на гончарном круге; она отличалась разнообразием и богатством форм, а также нарядной орнаментацией. Отличное качество посуды, устойчивость основных форм и неоднократно найденные большие печи для обжига свидетельствуют о ремесленной организации черняховского керамического производства. Лишь незначительное количество сосудов лепилось от руки в домашних условиях. Что же касается глиняной посуды славянских поселений VI–VIII вв., то первоначально вся она лепилась вручную. Ее ассортимент и и формы были совсем иными, чем у черняховской керамики. В более позднее время, где-то в VIII в., на славянских поселениях появилась в небольшом количестве посуда, изготовленная на круге. Но и она в массе была совсем другой, чем черняховская, напоминая салтовскую.