Начало эры разума - Уильям Джеймс Дюрант

взял на себя право свергать и назначать герцогов по своей воле. У курфюрстов была одна карта, которую они могли разыграть против Фердинанда. Он собирался попросить их назвать его сына королем Рима — то есть гарантировать наследование сыном императорского престола. 28 марта они уведомили императора, что, пока его войска остаются под командованием Валленштейна, они не будут гарантировать престолонаследие. А Максимилиан Баварский предупредил его, что армия и власть генерала, если ее не сократить в ближайшее время, будет диктовать императорскую политику.

Как бы в подтверждение этого предупреждения Валленштейн, видимо, по собственной инициативе, начал тайные переговоры с Кристианом IV, завершившиеся Любекским миром (22 мая 1629 года). К удивлению Европы, он вернул датскому королю Ютландию, Шлезвиг и королевскую часть Голштинии, не потребовал никаких репараций, а лишь уступил Кристиану германские владения и военную власть. Что послужило причиной такого великодушия? Отчасти страхом перед западной коалицией против имперского контроля над Балтикой и проливами, отчасти верой в то, что Густав Адольф планирует вторжение в Германию. В конце концов, предвидел Валленштейн, вопрос будет решаться между ним и Густавом, а не с Кристианом.

Возможно, Фердинанд и был обеспокоен тем, что его генерал взял на себя дипломатические полномочия, но растущие подозрения и ревность нужно было скрывать, ведь сейчас он планировал самый смелый шаг в своей карьере и нуждался в поддержке войск Валленштейна на каждом этапе опасной игры. Его советники-иезуиты уже давно умоляли его воспользоваться своей новой властью и императорским указом вернуть католической церкви как можно больше имущества и доходов, которые были отняты у нее с начала Реформации или, по крайней мере, с 1552 года. Фердинанд, убежденный католик, увидел в этом требовании определенную справедливость, но недооценил его практические трудности. С 1552 года многие владения, изначально принадлежавшие церкви, были куплены и оплачены их нынешними владельцами. Чтобы осуществить реституцию, тысячи владельцев должны были быть лишены собственности, предположительно силой, и последующий хаос мог ввергнуть всю Германию в революцию. Максимилиан Баварский когда-то поддерживал эту идею; теперь же он был потрясен ее масштабами и последствиями и настоятельно просил императора отложить ее до тех пор, пока Сейм не рассмотрит ее тщательно. Фердинанд опасался, что Сейм отклонит его. 6 марта 1629 года он обнародовал свой Эдикт о реституции. «Нам ничего не остается, — говорилось в нем, — как поддержать пострадавшую сторону и послать наших уполномоченных, чтобы они потребовали от нынешних несанкционированных владельцев реституции всех архиепископств, епископств, прелатов, монастырей и других церковных владений, конфискованных со времен Пассауского договора (1552)». Это была Контрреформация с местью. Это также было утверждение абсолютной императорской власти, которую не решался взять на себя даже Карл V.

Эдикт вызвал широкие и страстные протесты, но был приведен в исполнение. При любой попытке сопротивления вызывались солдаты Валленштейна, и сопротивление падало везде, кроме Магдебурга, который успешно выдержал осаду Валленштейна. Целые города — Аугсбург, Ротенбург, Дортмунд — и тридцать поселков перешли в руки католиков; пять епископств и сто монастырей. Сотни католических приходов были восстановлены. Поскольку новые владельцы применяли принцип Cuius regio eius religio, требуя от подданных принимать религию правителя, тысячи протестантов были вынуждены отступить или эмигрировать; только из Аугсбурга в изгнание отправились восемь тысяч человек, включая Элиаса Холла, который только что закончил строительство своей величественной ратуши. Изгнанные протестантские пасторы скитались по стране, прося хлеба; заменившие их католические священники обращались к правительству с просьбой оказать им помощь.67 Только приход Густава Адольфа предотвратил окончательный успех эдикта и контрреформации в Германии.

Использовав армию Валленштейна для исполнения эдикта и не найдя протестантских войск в поле, Фердинанд больше не упрямился, чтобы оставить его. В мае 1630 года он попросил генерала отпустить 30 000 его людей для службы в Италии. Валленштейн возражал, ссылаясь на то, что шведский король планирует вторжение в империю; его просьба была отклонена, и 30 000 человек были взяты. В июле курфюрсты снова предложили сместить Валленштейна. Император согласился, и 13 сентября уведомил офицеров армии, что их генерал заменен в верховном командовании Максимилианом Баварским. Валленштейн мирно удалился в свои поместья в Богемии, зная, что Густав высадился на немецкой земле и что империи скоро снова понадобится генерал.

3. Сага о Густаве: 1630–32 гг.

Мы не должны представлять себе великого короля как Галахада, отправившегося спасать истинную религию от идолопоклонников. Его задачей было сохранить и укрепить политическую независимость и экономическое развитие Швеции; ради этих целей он боролся с католической Польшей, православной Россией, протестантской Данией; если теперь он осмелился противопоставить свои скромные ресурсы империи, папству и Испании вместе взятым, то не потому, что они были католическими, а потому, что они угрожали сделать его страну вассалом чужих и враждебных держав. Он считал, что лучшей защитой от такой угрозы будет создание шведских бастионов на материке. Протестантская Саксония колебалась, а католическая Франция склонялась к союзу с Густавом, поскольку понимала, что речь идет не о богословских теоремах, а о борьбе за безопасность с помощью силы. Тем не менее религия, хотя и была второстепенным мотивом среди лидеров, стала страстным стимулом в народе, и ее энергию пришлось добавить к патриотизму, чтобы поднять народ на военные подвиги.

Поэтому Густавус, высадив 13-тысячное войско в Померании, предложил себя северогерманским государствам в качестве спасителя протестантизма, а Франции — в качестве меча против разбушевавшихся Габсбургов. Он ждал подкреплений из Швеции, Шотландии, Бранденбурга и Польши, пока не собрал около 40 000 человек, хорошо дисциплинированных, вооруженных мушкетами нового образца (а не старыми спичечными) и обученных быстрому передвижению с легкой артиллерией. Командующий был еще молод, всего тридцать шесть лет, но, несмотря на походы, он сильно вырос и представлял проблему как для своих лошадей, так и для врагов. Тем не менее он слишком часто оказывался перед боем, уверенно ведя свою золотую бороду к победе. Солдаты любили его не за то, что он был снисходителен, а за то, что он был справедлив. В то время как за немецкими армиями следовали стаи проституток, настолько многочисленные, что для поддержания порядка были назначены специальные офицеры, Густав не допускал в свой лагерь ни одной куртизанки, хотя женам разрешалось прислуживать своим мужьям-солдатам.68 Каждое утро и вечер каждый полк посещал молитву, а каждое воскресенье слушал проповедь; здесь была дисциплина кромвелевских «Железнобоких» за десятилетие до кромвелевских войн. Как и Кромвель, Густавус запретил насильственное обращение в другую веру; везде, где он завоевывал, он