История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Фейсфул Фортескью (который, владея имуществом и пользуясь влиянием в Ирландии, прибыл из этого королевства, дабы ускорить отправку туда подкреплений и даже набрал для службы в Ирландии эскадрон — теперь, однако, подобно многим другим частям, предназначавшимся для ирландской экспедиции, включенный в состав армии графа Эссекса, в которой сам сэр Фейсфул оказался майором у сэра Уильяма Уоллера) вместе со всем своим эскадроном отделился от главных сил неприятельской кавалерии на расстояние выстрела из карабина и, после того, как его люди разрядили пистолеты в землю, отдал себя и свой эскадрон в распоряжение принца Руперта и вместе с его высочеством тотчас же атаковал неприятеля. Ошеломило ли противника это неожиданное происшествие (что вполне возможно), смутило ли неведение того, сколько еще солдат готовы поступить подобным образом — ведь теперь каждый из них смотрел на своего товарища с таким же опасением, как и на врага — был ли это страх перед принцем Рупертом и конницей короля, или, может, все это разом, вместе с голосом их собственной нечистой совести, так подействовало на неприятелей, я не знаю — но весь их левый фланг, бестолково разрядив в воздух пистолеты и карабины, сделал поворот кругом; а наша кавалерия, ударив на врага с фланга и с тыла, разбила его наголову, обратила в беспорядочное бегство и, преследуя его более двух миль, нанесла ему огромный урон.

Левый фланг, предводимый м-ром Уилмотом, также имел блестящий успех, хотя атаковать ему пришлось на менее удобной местности, посреди живых изгородей, через рвы и траншеи, занятые мушкетерами. Однако сэр Артур Астон со своими драгунами, действуя чрезвычайно храбро и умело, выбил с позиций этих мушкетеров, после чего правое крыло парламентской кавалерии было разгромлено и рассеяно так же легко, как и левое, и подверглось столь же яростному преследованию. Кавалеристы же резерва, не видя более перед собой неприятельской конницы, сочли, что дело сделано и теперь остается лишь преследовать разбитого врага; не слушая своих командиров, они отпустили поводья, пришпорили лошадей и, по примеру левого крыла, во весь опор устремились в погоню. Таким образом, хотя едва ли не все уже полагали победу несомненной, королю угрожала теперь та самая судьба, какая постигла его предшественника Гарри Третьего, сражавшегося при Льюисе против своих баронов, когда его сын, наследный принц, разгромив неприятельскую кавалерию, настолько увлекся преследованием, что прежде чем он вернулся на поле битвы, его отца уже захватили в плен, так что успех принца лишь сделал еще более ужасной общую катастрофу. Ибо когда вся конница короля оставила место сражения — многие кавалеристы просто рубили бегущих врагов, другие же имели виды на богатую добычу в городе Кайнтоне, где располагался весь обоз графа Эссекса вместе с его собственной каретой (впоследствии захваченной) — неприятельский резерв, которым командовал сэр Уильям Балфур, в образцовом порядке маневрировавший по полю, двинулся в сторону королевской пехоты, изображая поначалу дружеские намерения, а затем, убедившись, что кавалерийская атака ему не угрожает, внезапно обрушился на нее и произвел в ее рядах страшное опустошение. Главнокомандующий граф Линдси, сражавшийся в пешем строю во главе собственного полка, получил рану в бедро, упал и был тотчас же окружен врагами; его преданный сын, лорд Уиллогби, пытавшийся выручить отца, был взят в плен вместе с ним. Королевский штандарт был захвачен неприятелем (при этом погиб знаменосец сэр Эдмунд Верни), но затем отбит и спасен капитаном Джоном Смитом из кавалерийского полка лорда Грандисона. И если бы вражеская кавалерия решилась действовать энергично, то она могла бы с легкостью уничтожить или захватить в плен самого короля и его сыновей, принца Уэльского и герцога Йорка, которые (под прикрытием менее чем сотни всадников и притом без офицеров) оказались от нее на расстоянии половины мушкетного выстрела, прежде чем король понял, что перед ним — неприятель.

Возвратившись с погони, принц Руперт обнаружил, что на поле битвы все переменилось и что с королем находится лишь несколько вельмож и небольшая свита. Надежды на блестящую победу совершенно исчезли, ибо хотя большинство кавалерийских офицеров уже вернулось и эту часть поля сражения вновь занимали расстроенные королевские эскадроны, их невозможно было убедить или заставить еще раз атаковать неприятеля — ни его конный резерв, который один оставался на поле битвы, ни его пехотные части, которые лишь удерживали свои позиции. Офицеры заявляли, что их солдаты рассеяны повсюду в таком беспорядке, что не найдется эскадрона, чей командир имел бы под своим началом хотя бы десять человек; солдаты твердили, что их лошади до крайности утомлены и не способны на новую атаку. Истина же заключалась в том, что в тех полках и эскадронах, где удалось собрать достаточное число солдат, отсутствовали офицеры; там же, где офицеры были на месте, не хватало солдат; между тем офицеры не желали идти в бой без своих подчиненных, а солдаты — без своих командиров. Дело теперь приняло по видимости столь скверный оборот, что многие советовали королю покинуть поле боя, хотя не так уж просто было определить, куда же ему в таком случае следует направиться. И если бы король так поступил, то он подарил бы полную победу тем, кто даже в этот момент все еще считали себя побежденными. Король, однако, решительно отверг это мнение, ясно понимая, что подобно тому, как собрать армию удалось лишь благодаря его личному присутствию и участию, так и удержать ее от распада иным способом будет невозможно; бросить же тех, кто оставил все, чтобы служить ему, он полагал делом постыдным и недостойным монарха. К тому же король заметил, что противная сторона, судя по ее действиям, вовсе не считает себя победителем, ведь неприятельский конный резерв, доставивший ему ранее столько хлопот, после возвращения его кавалерии отступил и теперь стоит без движения между пехотными частями, которые, в свою очередь, насколько мог понять король, лишь удерживают собственные позиции — между тем две бригады королевской армии держались столь же твердо, отвечая на каждый залп вражеской пехоты. А потому король употреблял всевозможные старания, чтобы заставить своих кавалеристов вновь идти в атаку, без труда заключив из нескольких уже предпринятых вялых попыток, сколь громадное действие произвел бы на неприятеля решительный натиск. Когда же король понял, что новой атаки не будет, ему пришлось удовлетвориться тем, что войска его хотя бы не оставляют занятых позиций. Если бы какая-либо из сторон знала о положении другой, они, вне всякого сомнения, не разошлись бы так мирно, и весьма вероятно, что та из них, которая отважилась бы на смелый удар, достигла