Начало эры разума - Уильям Джеймс Дюрант

более острым сознанием ее краткости. Даже красота юноши возбуждала елизаветинскую душу и перо; Марлоу заставил Мефистофеля восхвалять Фауста как прекраснее неба,24 а сонеты Шекспира порхали между гомосексуальной и гетеросексуальной любовью. Женская прелесть теперь была не просто поэтическим вымыслом, а опьянением, которое проникало в кровь, литературу и двор и превращало пиратов в сонетистов. Ведь при дворе женщины добавляли остроумие к косметике и овладевали умами мужчин так же, как и их сердцами. Скромность была приглашением к погоне и удваивала силу красоты. Литании Деве Марии терялись в поношениях девственности. Романтическая любовь разразилась песнями со всей пылкостью отвергнутого желания. Женщины радовались, видя, как мужчины сражаются за них, и отдавали себя, в браке или без, победителю. О падении авторитета религии свидетельствовало то, что для действительности брака теперь не требовалось церковной санкции или обряда, хотя его признание считалось нарушением общественной морали в отличие от закона. Большинство браков заключалось родителями после взаимного ухаживания за имуществом; затем головокружительная богиня часа становилась разочарованной домохозяйкой, посвящавшей себя детям и домашним делам, и род сохранялся.

Государственная жизнь отличалась еще большей распущенностью нравов. В чиновничьей среде процветало мелкое и крупное взяточничество; Елизавета попустительствовала ему, оправдываясь тем, что не повышала жалованье.25 Военный казначей получал 16 000 фунтов стерлингов в год помимо своего жалованья; капитаны с помощью проверенной временем аферы сохраняли в списках погибших солдат, прикарманивали их жалованье и продавали положенные им мундиры;26 Солдат стоил больше мертвым, чем живым. Люди, занимавшие высокие посты, получали от Филиппа II крупные суммы, чтобы повернуть английскую политику к испанским целям.27 Адмиралы занимались пиратством и продавали рабов. Священнослужители продавали церковные привилегии.28 Аптекарей можно было убедить готовить яды, а некоторых врачей — применять их.29 Торговцы фальсифицировали товары, доходя до международного скандала; в 1585 году «в Англии было произведено больше фальшивых тканей и шерсти, чем во всей Европе».30 Военные нравы были примитивными; безоговорочная капитуляция во многих случаях вознаграждалась массовым убийством как солдат, так и некомбатантов. Ведьм сжигали, а иезуитов спускали с эшафота, чтобы живьем разрубить на куски.31 Во времена доброй королевы Бесс молоко человеческой доброты текло вяло.

IV. ПРАВОСУДИЕ И ЗАКОН

Природа человека, несмотря на столько веков религии и правительства, все еще возмущена цивилизацией, и она выражает свой протест в обилии грехов и преступлений. Законы, мифы и наказания едва сдерживали этот поток. В самом центре Лондона находились четыре юридические школы — Миддл Темпл, Иннер Темпл, Линкольнз Инн и Грейз Инн, известные как судебные инны. Студенты-юристы проживали в них, как другие студенты проживают в залах или колледжах Оксфорда и Кембриджа. Принимались только «джентльмены» крови; все выпускники присягали на службу Короне; их ведущие или легко ведомые светила становились судьями в судах королевы. Судьи и адвокаты, выступая, облачались во впечатляющие одеяния; величие закона было наполовину портновским.

Суды, по общему мнению, были коррумпированы. Один из членов парламента определил мирового судью как «животное, которое за полдюжины цыплят обойдется без дюжины законов»;32 Фрэнсис Бэкон требовал более высоких побудительных мотивов. «Обложите грех золотом, — говорил опечаленный Лир Шекспира, — и крепкое копье правосудия не сломается».33 Поскольку судей снимали с должности по желанию королевы, они взвешивали это в своих решениях, а королевские фавориты брали взятки, чтобы побудить ее вмешаться в решения судов.34 Суд присяжных сохранялся, за исключением случаев государственной измены, но присяжных часто запугивали судьи или другие чиновники короны.35 Под изменой понимались любые действия, угрожающие жизни или величию государя; такие дела могли быть переданы в Звездную палату — Тайный совет в его судебном качестве; там обвиняемому отказывали в суде присяжных, адвокате и habeas corpus, его подвергали изнурительным допросам или пыткам, и обычно приговаривали к тюремному заключению или смерти.

Уголовное право полагалось на сдерживающие факторы, а не на слежку или обнаружение; законы были слабыми, а наказания — суровыми. За любое из двухсот преступлений, включая шантаж, вырубку молодых деревьев и кражу более чем на шиллинг, по закону полагалась смерть; в среднем за елизаветинский год в Великой Англии за преступления вешали восемьсот человек.36 Мелкие преступления наказывались столбом, табуретом, бичеванием за хвост телеги, выжиганием дыры в ушах или языке, вырезанием языка, отрезанием уха или руки.37 Когда Джон Стаббс, пуританский адвокат, написал памфлет, осуждающий предложенный Елизаветой брак с Аленсоном как капитуляцию перед католицизмом, ему отрубили правую руку по приказу магистрата. Держа кровоточащую культю и приподняв левой рукой шляпу, Стаббс воскликнул: «Да здравствует королева!».38 Филип Сидни направил Елизавете протест против этого варварства, а Сесил, устыдившись, предоставил Стаббсу государственную синекуру. Пытки были незаконны, но Звездная палата применяла их. Мы видим, что, несмотря на глубокую и мощную литературу эпохи, общий уровень ее цивилизации еще не достиг уровня Италии Петрарки или Авиньона, а тем более Рима Августа.

V. В ДОМЕ

Английская жизнь начиналась с риска, связанного с детской смертностью, которая была высока. Сэр Томас Браун был ведущим врачом, однако шестеро из десяти его детей умерли в детстве.39 Затем были эпидемии, такие как «потливая болезнь» 1550 года и нашествия чумы в 1563, 1592–94 и 1603 годах. Продолжительность жизни должна была быть низкой; по одним подсчетам, она составляла восемь с половиной лет.40 Мужчины взрослели и старели быстрее, чем сегодня. Те, кто выживал, были выносливыми, и их приключения со смертью закаляли их в хитростях и добыче.

Санитария улучшалась. Мыло превращалось из роскоши в необходимость. Около 1596 года сэр Джон Харингтон изобрел туалет со смывом. Частных ванных комнат было мало; большинство семей пользовались деревянной бадьей, которую ставили перед открытым огнем. Во многих городах были общественные бани, а в Бате и Бакстоне появились модные купальни для высших слоев общества. В «горячих домах» предлагались потогонные ванны, а также места для трапез и свиданий. Только у зажиточных людей был собственный домашний водопровод; большинству семей приходилось брать воду из общественных водопроводов, выходящих на декоративные отверстия.

Дома в деревнях и поселках строились из штукатурки и кирпича, под крышами из соломы; хорошо отреставрированный коттедж Энн Хэтэуэй близ Стратфорда-на-Эйвоне является тому примером. В городах дома обычно примыкали друг