Михаил Александров - Внешнеполитическая доктрина Сталина

«Я теперь знаю, что такое Гоминьдан. Это не партия, а диктатура Чан Кай–ши. Что Чан Кай–ши предложит, с тем все соглашаются, и никто не осмеливается выступить против … Я знаю, что они решили остаться здесь, во–первых, потому, что боятся меня (у меня больше сил), во–вторых, у меня в Хубэе и Хунани развитое общественное движение, которое руководится КПК, этого они также боятся. Они смотрят на национальное правительство как на собственность и скрывают его в Наньчане».

Тан Шэн–чжи правильно ухватил суть проблемы. Переехать в то время в Ухань Чан Кай-ши не мог по той простой причине, что это поставило бы его в подчиненное положение к Тан Шэн–чжи. Честолюбивый Чан Кай-ши, сделавший заявку на роль бесспорного лидера Гоминьдана, вряд ли, согласился бы на вторую роль. Помимо этого, он и его сторонники были весьма обеспокоены размахом народных выступлений в Ханькоу, Кантоне и других промышленных центрах. В контактах с советскими военными советниками они не скрывали своего отно ения к так называемым «беспорядкам». Так, например, через день после упомянутого заседания Политбюро ЦИК Гоминьдана Блюхер направил Бородину следующую телеграмму:

«Последние сведения о рабочем и крестьянском движении, особенно в Гуандуне, приводят многих в панику. Виновником считают КПК. В связи отчасти с этой причиной идут секретные переговоры о выходе КПК из Гоминьдана … Положение требует вашего приезда, а то Чан Кай–ши обработает всех в свою пользу. Даже этих беспринципных левых».

Бородин, однако, ехать в Наньчан отказался. Вместо этого он созвал 7 января совещание Объединенной комиссии, на которой было решено послать Чан Кай–ши делегатов и телеграмму с требованием приехать в Ухань. Чан Кай–ши был вынужден согласиться. Он прибыл в Ухань 12 января.

Переговоры Бородина и Чан Кай– и ли не просто, несмотря на внешнюю дружелюбность и радушный прием. Об этом, например, свидетельствует выступление Бородина на банкете по случаю приезда Чан Кай- и. В мемуарах Чан Кай– и вспоминал, что тогда Бородин высказал следующее предупреждение в его адрес:

«Товарищ Чан, мы с вами работали вместе в течение трех лет; вы очень хорошо знаете, что мы не можем позволить тем, кто является антикоммунистом, выступает с антирабочих и антикрестьянских позиций, присутствовать в наших рядах».

Чан Кай– и в свою очередь в одной из бесед с Бородиным стал, вдруг рассуждать о «красном империализме» и дал понять Бородину, что тот подрывает политику союза между Россией и Гоминьданом, завещанную Сунь Ят–сеном. В конечном счете Чан Кай– и вынужден был все же согласиться на переезд правительства в Ухань, сделав, однако, оговорку для себя лично на том основании, что он должен находиться ближе к фронту 58. Но победа Бородина оказалась «пирровой». С этого момента его отнош ения с Чан Кай– и стали прогрессивно ухудшаться. Вернувшись 27 января в Наньчан последний заявил своим приближенным:

«Я надеюсь, что партия и правительство единогласно потребуют прекращения деятельности Бородина в Китае. Нам не следует уделять очень много внимания тому, что о нас говорят иностранцы. Мы должны сохранять свою собственную независимую позицию в отношении революции».

В начале февраля Чан Кай-ш и уже стал открыто требовать отставки Бородина и его отъезда в Москву. Можно утверждать, что Бородин совершил серьезный психологический просчет, во многом обусловив ший последующий провал сталинской стратегии в Китае. Бородин недоучел силы бонапартистских устремлений Чан Кай–ши, амбициозности его характера и сильно задел его самолюбие. Вместо того, чтобы использовать честолюбие Чан Кай– и в интересах политики Москвы, он фактически антагонизировал его. Он также переоценил лидерский потенциал других руководителей Гоминьдана, в частности, Ван Цзин–вэя. Это были не столько политические, сколько технические ошибки, но они сыграли роковую роль.

Ухудшение отношений между Чан Кай–ши и Бородиным немедленно отразилось на взаимоотношениях между Наньчаном и Уханем. В середине февраля в Ухане уже вовсю проводилась кампания против «личной диктатуры» Чан Кай–ши. 21 февраля было объявлено о том, что в Ухане начинает официально действовать национальное правительство и ЦИК Гоминьдана. 10–17 марта был проведен третий пленум ЦИК, который принял важные решения по утверждению принципа коллективного руководства. Пост председателя ЦИК был ликвидирован. Его заменил президиум ЦИК в составе девяти человек. Список членов ЦИК начинался с имени Ван Цзин–вэя, хотя он пока находился за границей. Но это должно было подчеркнуть лидирующую роль последнего в Гоминьдане. Таким же образом был ликвидирован пост председателя Военного совета, который был так же заменен президиумом. И в этом списке на первом месте значился Ван Цзин–вэй. Была принята резолюция, подтверждав ая союз между компартией и Гоминьданом. Впервые коммунисты во ли в правительство. Они получили два портфеля — министра труда и министра земледелия 60. Важным, с точки зрения сталинской стратегии, стало введение запрета для руководителей Гоминьдана вступать в переговоры с иностранными державами без разрешения министра иностранных дел.

Чан Кай– и под предлогом занятости на фронте на пленуме отсутствовал. Тем не менее, в ряде своих выступлений он дал понять, что признает ре ения пленума. Видимо, именно это послужило поводом для того, чтобы Сталин 5 апреля на конференции московской парторганизации заявил, что Чан Кай– и является борцом против империализма, что он подчинился дисциплине Гоминьдана и что поэтому он является надежным союзником. Но как очень скоро выяснилось обещания Чан Кай– и явились всего ли ь политическим маневром, чтобы выиграть время и подготовить силы для настоящего переворота.

После завершения пленума события стали развиваться с нарастающей быстротой. В самом начале апреля в Китай прибыл Ван Цзин–вэй. Первым местом его остановки стал Шанхай, который всего несколько дней до этого был занят гоминьдановскими войсками. Во время пребывания в Шанхае Ван Цзин–вэй провел встречи с некоторыми видными представителями Гоминьдана и с самим Чан Кай- и. Последний пытался убедить Ван Цзин–вэя избавиться от Бородина и разорвать союз с коммунистами. Но Ван Цзин–вэй не поддался этому давлению. Напротив, он встретился с генеральным секретарем КПК Чэнь Ду–сю и достиг с ним взаимопонимания по ряду важных вопросов. 5 апреля в газетах было опубликовано их совместное заявление, где указывалось на необходимость сохранения единства в революционном лагере и отрицалось, что коммунисты когда–либо считали необходимым свергнуть «дружественную партию» Гоминьдан 63. Вечером того же дня Ван Цзин–вэй поспешно отбыл в Ухань. В письме, направленном Чан Кай– и перед отъездом, он подчеркнул, что «дух 1924 года не может быть принесен в жертву, партийная дисциплина должна поддерживаться и единство партии должно быть сохранено»64. Таким образом, Ван Цзин–вэй не согласился санкционировать заявку Чан Кай-ш и на главенствующую роль в партии и государстве, видимо, полагая, что при поддержке Бородина он сможет заполучить эту роль для себя. Чан Кай–ши, конечно, с этим согласиться не мог. Сразу же после отъезда Ван Цзин–вэя в Ухань он запустил колесо подготовки государственного переворота.

6 апреля вечером Чан Кай-ши распорядился передислоцировать на левый берег Янцзы проуханьские 2-ой и 6-ой корпуса, а также колеблющиеся 14‑й и 17‑й корпуса. В Нанкин на смену 6‑му корпусу были введены части 1‑го корпуса, верного Чан Кай–ши. Только 9 апреля штаб 6‑го корпуса получил приказ оставаться в Нанкине и не повиноваться Чан Кай- и. Но было уже поздно. В общей сложности Чан Кай– и удалось сосредоточить в этом районе 20 верных ему дивизий, в то время как им могло противостоять только пять-шесть дивизий проуханьской ориентации 65. Конечно, эти войска вполне могли продержаться до подхода главных сил из Уханя. Подобный вариант, видимо, рассматривался, так как сразу же после приезда в Ухань Ван Цзин- вэя национальное правительство приняло ре ение о переводе столицы в Нанкин и войска 4‑го и 11‑го корпусов были погружены в пароходики и джонки для отправки вниз по Янцзы 66. Такое развитие событий не на шутку встревожило Чан Кай–ши. Вот, что вспоминает об этом А. Благодатов:

”13 апреля вечером ко мне нежданно–негаданно зашел Чан Кай–ши. Он был одет в гражданское платье — длинный черный халат, поверх него темная шелковая куртка. Обычно он носил военную форму. Чан Кай–ши был сильно взволнован. Сначала он справился о нашей жизни, а затем спросил, нет ли известий от Галина? — Тут же не дожидаясь ответа, он сказал, что ему совершенно непонятно движение 4-г о и 11-г о корпусов по Янцзы на Аньцин».

Готовился Чан Кай–ши в тот момент к бегству или нет, сказать сейчас трудно. Но ситуация, похоже, была критической. Действительно, перенос столицы в Нанкин неминуемо означал бы столкновение с войсками Чан Кай– и и начало гражданской войны уже внутри Гоминьдана. Этим, естественно, воспользовалось бы пекинское правительство, которое при поддержке Запада, могло бы нанести поражение обоим армиям Гоминьдана, ослабленным междоусобицей. В любом случае дело объединения страны было бы сорвано. А это никак не входило в расчеты Сталина. Поэтому вполне закономерным представляется тот факт, что 13 апреля ре ш ение о наступлении на Нанкин было отменено. Очевидно, Москва отказалась дать санкцию на начало войны против Чан Кай- и, а ре ение такого рода не могло, конечно, быть принято Бородиным самостоятельно. Вместо этого был отдан приказ наступать на Север против пекинского правительства.