Новая История Древних Евреев - Зельтц Капитан

class="p1">На празднике собрались все вожди филистимлян, что особенно важно для сюжета. Этого автору показалось мало, и он добавляет, что, кроме того, в храме было людей и женщин видимо-невидимо. Но и этого оказалось недостаточно, и тогда на крышу храма он помещает еще 3 тысячи зрителей. На крышу, очевидно, пускали по билетам и отсюда располагаем точной статистикой. Вся эта массовка имела целью доказать превосходство еврейского бога (как бы Яхвэ) над нееврейским богом Дагоном. Пока филистимлян ликовали и потешались над слепым и лысым Шоном, тот тихонько помолилися схватился руками за две несущие колонны и с криком Банзай! обрушил на публику крышу и стены. Автор с удовлетворением отмечает, что в храме Шону удалось укокошить людей на порядок больше чем за всю его жизнь. Так Шон стал первым в истории шахидом. Вообще-то мы шахидов не очень любим, но если это наш, герой и праведник, тогда совсем другое дело. И те, кто молится Дагону не заслуживают ничего лучшего. Сценарий, кстати, прочно вошел в кинематограф: праздник, скопление народу, все веселятся а где-то рядом маячит шахид с чемоданом тротила или с атомной бомбой в кармане.

Священная месть и героическая развязка свершилась, и на сцене появляются родственники Шона, причем впервые упоминается его брат. Что это — затравка на второй сезон?

Шона хоронят в могиле отца, Покойника, где-то между Цроа и Эштоэлем. Все расходятся, преисполненные благочестия. Занавес!

Боги и истуканы

Следующая история из книги судей показалась мне сначала неинтересной, и я уже хотел пропустить ее. Какие-то шекели и какая-то Давид-копперфильдовская лабуда. Но дочитав до конца, я вдруг сообразил, что в истории этой есть два интересных момента. Начнем.

Жил-да был на горе Эфраим, чуть севернее Иерусалима, кекс по имени Микаяху.

— Стоп, Микаяху это же имя включающее в себя имя бога Яху, или Яхвэ! Микаяху = Тот, кто как Яху. Был ли в те времена Яхвэ в Ханаане или же еще не было его там — вопрос спорный.

Тут и рассказчик спохватился, и почти весь последующий рассказ Микаяху записан как Мика. Только самое первое упоминание Микаяху почему-то так и не отредактировали и еще один раз, где упоминается как Мика-яху построил храм. Едем далее. По тексту, Мика был сирота-безотцовщина, а с матерью у него были сложные отношения. Очевидно, в подростковом возрасте Мика потратил все семейные сбережения на сетевые игрушки, и мама его прокляла. Сейчас это ерунда, но в те времена, 11 век до н. э., люди подходили к проклятиям на членов семьи очень серьезно. Нам неизвестно, каким образом Мика отработал растраченные деньжата. Работал ли он на нефтяных платформах в Норвегии или спекулировал паленой водкой в Ростове. Но на сцене он возникает со словами:

— А помнишь ли, матушка, тысячу сто шекелей серебра, за которые ты меня прокляла?

— Еще бы не помнить, обормот проклятый! — старушка сокрушенно качает головой в черном вдовьем платке.

— Да, это я взял их! — произносит Мика с пафосом. — И я же их тебе возвращаю! Вот они! Ровно тысяча сто шекелей серебра!

— Да благослави тебя бог Яхвэ, родной! — радостно восклицает мать-старушка, прижимая к груди мешок с серебром и незаметно удаляясь со сцены.

Но рассказчик останавливает старушку, и она вдруг широким жестом возвращает серебро сыну с одним условием. С каким? А с таким, что сын должен посвятить серебро богу Яхвэ и отлить из серебра истукана.

Здесь опять остановимся. Ну, товарищи! Это же парадокс! Они что, Библию не читали?! Не сотвори себе кумира и все такое?! Нет, не читали. Они ее писали. Есть историки, которые утверждают, что когда бога Яхвэ импортировали в Ханаан из Аравии, в 10 веке до н. э., то вполне принято было поклоняться его статуям. И что в Иерусалимском храме была статуя Яхвэ. Теперь технические детали: монет в 11 веке до н. э. еще не придумали. Шекель был просто мерой веса, кто-то утверждает, что 11 грамм. То есть у Мики было 12 кило и 100 гр серебра. Можно отлить небольшого истуканчика. Ну, для сравнения, если у вас богатое воображение, то представьте себе пудовую гирю.

Теперь по тексту:

— Истукан кому нужен? Тебе? Вот ты и отливай! — гордо ответил Мика.

И старушка тащит 12 кило серебра ювелиру и получает статую Яхвэ и маску. В русском переводе маска почему-то стала кумиром, хотя и идол, и статуя, и изваяние, и кумир на русском одно и тоже. Ну да ладно. Старушка тащит все эти предметы культа обратно, чтобы передать их проклятому и благословенному сыночку, и исчезнуть со сцены.

А сынок-то Мика, по тексту уже и сам обзавелся детьми, и храм построил. В оригинале, буквально, не храм, однако, а Дом Богов. И этот термин, Дом Богов используется в оригинале довольно часто, тогда как на русском используется слово храм.

Идола и маску установили в храме, а Мика еще и скроил специальный жреческий передник (эфод) по типу того, который рассказчик, очевидно, видел у коэнов в Иерусалимском храме. Или одевал сам.

Нам сообщают, что Мика наделал еще более простеньких домашних идолов, трафим, и назначил священником в храме одного из своих сыновей.

Здесь заканчивается одна сюжетная линия и начинается вторая:

А в это время, в Бейт-Лехем (Вифлеем), жил да был паренек, Леви, из клана Иуды. Леви или Левиты были помощниками коэнов в храмах. Т. е. дьяками.

У нашего дьяка или в семье было все не слава богу или подростковый возраст протекал чересчур бурно. Нам сообщают, что пошел он из своего города куда глаза глядят, искать, где бы поселиться. В те времена бродяжничество или пеший туризм был занятием чрезвычайно опасным, отсюда я прихожу к заключению, что наш дьячок был парнем отчаянным. Говорят, что умный в гору не пойдет, но муза странствий и фантазия автора влекла дьячка именно в гору и так он добрался до дома Мики.

То ли проблемы с детьми передаются по наследству, то ли сын Мики плохо справлялся с обязанностями жреца, да только Мика загорелся, чтобы у него в храме служил настоящий дьяк из благородного племени Леви.

— Оставайся у меня, будь мне отцом и коэном!

Унизил сына, кажется, но это пустяк.

По тексту, дьяку предложили 10 серебра в год, харчи и достойную одежду. Тут, видимо, автор совершает экстраполяцию и устанавливает Левиту оклад, установленный во времена автора (6-5-4 века до н. э.). Как бы то ни было, дьячок соглашается и стали они жить-поживать, но недолго.

Здесь заканчивается вторая сюжетная линия и начинается третья: