Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле

-- Ай да история! -- всплеснул руками Иванов. -- Не дай бог оказаться на месте этого повелителя.

Семушкин, закрывая поддувало печурки, аппетитно зевнул.

-- Интересно знать, эти самые кобры спят аль нет?

-- Разумеется, спят! -- убежденно воскликнул Лева.

-- Тогда и нам пора на боковую. А то снова в кабины могут усадить...

Они разделись и загасили свет. Взбивая подушку, Иванов пробурчал:

-- Ты бы, комсорг, почаще такие байки комсомольцам рассказывал. Успех бы имел.

Горелов подумал, что Иванов попал в самую точку. Дважды Алеша побывал на беседах Горышина с комсомольцами и дважды уносил тягостное чувство. Были эти беседы нудными, вялыми, а теперь этот же самый человек раскрылся перед ним совсем с другой стороны.

-- Поспим, что ли! -- сказал Иванов.

Слова его прозвучали как приказание, и воцарилась тишина. Алексей закрыл глаза и попытался уснуть. Его товарищи по дежурству быстро смолкли, и комната наполнилась ровным дыханием. А ему не спалось. Он вспомнил Верхневолжск, домик на Огородной с голубыми наличниками, мать. Тревожась, подумал: "Почему от нее так давно нет писем? Может, заболела?" Потом мысли его вернулись к Соболевке, аэродрому и к тем, кто лежал сейчас рядом на соседних койках. Как-то быстро промелькнули эти месяцы, и он, сам в то не веря, стал уже немножко другим. В нем появилось больше сдержанности, уверенности в своих силах. "Все-таки это здорово -- водить в небе такую сложную машину! -- признался он себе. -- И ребята здесь все такие хорошие -и летчики, и техники. Никто ни разу не обидел. Если пошутят, то незлобиво. Если увидят, что споткнулся, -- помогут встать".

И ему захотелось, чтобы у них всегда все было хорошо. Даже у замполита Жохова. "Вот острят по его адресу, шуточки отпускают обидные, -- рассуждал Алеша, -- а у него столько дел своих и забот, разве сочтешь! И все трудные, сложные. В войну он сражался, а сейчас уже постарел и, наверное, последние годы служит. Все ему помогать должны, не только критиковать, как Лева Горышин... Или вот лежит рядом старший лейтенант Иванов. Спит или только затаился, думает о жене. Рак, конечно, дело дрянное. Люди изобрели атомную энергию и космические корабли, а рак как косил их, так и косит. Но надо как-то потеплее утешить старшего лейтенанта. Верить бы в выздоровление ее заставил... Да ты совсем как горьковский странник Лука, -- оборвал самого себя Горелов, но тотчас же самому себе и возразил: -- А может, лучше, если от утешения человеку легче?! Вот и Семушкин мрачный ходит. Видимо, носит в себе какую-то боль, ни с кем не делясь. Или Лева Горышин. Неплохой парень и летчик стоящий. А с комсомольской работой у него не ладится..."

Ветер проносил над крышей дежурного домика все новые и новые облака, бил в стекла дождем. Незаметно Горелов уснул. Стало совсем тихо в дежурке, только часы громко стучали на столе, да Иванов несколько раз бормотнул что-то во сне.

Было без четверти шесть, когда телефон забился длинным звонком. Иванов вскочил босыми ногами на пол, снял трубку.

-- Слушаюсь. Занимаем готовность номер один.

-- Мы пойдем. Ладно? -- попросил Горышин, приподнявшись на кровати.

Старший лейтенант кивнул головой, в трубку сказал:

-- Сейчас в шесть тридцать готовность номер один займет пара лейтенанта Горышина... -- И, повесив трубку, добавил: -- Собирайтесь, хлопцы, а я еще доберу немного.

Алеша пошел за техниками. С их помощью он и Горышин надели высотные костюмы и покинули помещение. Утренний ветерок обдал их свежестью. В нем неуловимо присутствовала влага тех самых облаков, что пришли на Соболекву с моря. На больших телах истребителей оседала сырость.

На этом дежурстве самолеты Горелова и Горышина обслуживали братья-близнецы техники Колпаковы Олег и Виктор. Они были известны на весь военный округ -- ни о ком так много не писала армейская печать. Отличники, кандидаты в военную академию... Горелов к ним приглядывался с любопытством. Действительно, если бы не шрам над левой бровью у Олега, их не различить.

Когда Горелов и его командир подошли к самолетам, там было уже все готово. Колпаковы играли в шахматы на недавно снятых сырых чехлах. Лева и Алеша не спешили садиться в кабины истребителей, с удовольствием любуясь наступавшим утром и небом, которое заголубело в двух или трех местах. Но радость их была преждевременной. Буквально через десять минут снова косыми рваными хлопьями поплыли облака и даже не облака, а так какой-то бесцветный теплый пар. Мелкая изморось вместе с ветром ударила в лицо.

-- Вот теперь будешь знать, что такое близость моря, -- нравоучительно изрек Горышин.

Алеша, окая, сказал:

-- Да... у нас на Верхней Волге такая погода -- редкость.

-- А у нас в Средней Азии так вообще сложных метеоусловий почти не бывает: пески да солнышко. Только над горами такая муть образуется. А от Карши до Кызыл-арвата люди вообще о туманах слабое представление имеют. Стой! -- вдруг остановил самого себя Лева. -- По какому случаю в штабе такая иллюминация?

Горелов посмотрел в сторону красного кирпичного здания. Действительно во всех окнах сиял яркий электрический свет.

-- Вот это да! -- с еще большим удивлением воскликнул наблюдательный Горышин. -- Чего это там столько народу сейчас? И кажется, все под ремнями, ни одного в брюках навыпуск не вижу. Смотри, Горелов, целая кавалькада ЗИМов на аэродром въезжает -- раз, два, три, четыре, пять... Ох, не люблю я, когда столько начальства! Давай-ка досрочно по кабинам.

Они уже забрались по стремянкам в свои машины, когда дверь дежурного домика распахнулась и на пороге появился Иванов.

-- Эй, ребята! В гарнизоне тревога!

Алеша с помощью Олега Колпакова надел парашют, подключил к радиостанции соединительный провод. Сделал он это вовремя, потому что не куда-нибудь, а прямо к дежурному домику взяла курс кавалькада автомашин. Впереди мчалась кремовая "Волга" Ефимкова -- как лидер, указывающий путь всему каравану в сложном лабиринте аэродромных дорого. Горелов с любопытством наблюдал за приближающимися машинами. Они очень аккуратно съехались возле дежурного домика. Из "Волги" вышел туго перепоясанный ремнями и от этого еще более нескладный и грузный комдив, неторопливо, с достоинством приблизился к первому ЗИМу и отворил дверцу. Показался высокий военный в брюках навыпуск и сером плащ-пальто. Алеша рассмотрел на погоне большую маршальскую звезду. Он узнал военного по многочисленным портретам. Это был один из заместителей министра обороны.

"Вот это да! -- подумал Алеша. -- Ну, начнется сейчас кутерьма".

Едва только маршал вышел, как дружно захлопали дверцы всех других ЗИМов. Из машин выходили генералы в форме самых различных родов войск: два авиатора, два артиллериста, остальные были в общевойсковой форме -- в большинстве с красными лампасами. Твердой, негнущейся походкой маршал направился к дежурному домику. Он еще легко носил тело в свои шестьдесят с лишним лет. Выбежавший навстречу с рапортом старшего лейтенанта Иванова маршал прервал на полуслове коротким "вольно". Войдя в дежурный домик, досадливо передернул плечами.

-- Полковник Ефимков, -- спросил он строго, -- здесь у вас что?

-- Помещение для отдыха летного состава дежурного звена, товарищ маршал, -- немного озадаченный, доложил комдив.

-- Чепуха, -- громко сказал маршал, -- изба-читальня двадцатых годов, а не помещение для отдыха. Неужели вы не могли создать людям, несущим боевую вахту, хотя бы минимальный уют?

-- Я уже думал об этом, товарищ маршал. Руки только не дошли.

-- Займитесь.

Маршал неторопливо зашагал к самолету, в котором находился Горелов. "Докладывать или не докладывать?" -- подумал Алексей. Но обстановка сама собою сложилась так, что докладывать ему не пришлось. Окруженный генералами, маршал остановился метрах в пяти от его машины, отрывисто спросил:

-- В этой машине кто дежурит?

-- Лейтенант Горелов, товарищ Маршал Советского Союза.

-- Какой у него класс?

-- Третий. Оформлен на второй.

-- Не рано ли такого юнца допустили к боевому дежурству?

-- Обстановка заставила. И потом надо рисковать, -- улыбнулся комдив.

-- Но обоснованно, -- строго поправил маршал.

-- В этом случае риск обоснованный, -- не сдался Ефимков, -- за лейтенанта я ручаюсь.

Маршал придирчиво посмотрел на командира дивизии. Маршал славился строгостью и пунктуальностью, но людей дерзких, самостоятельно мыслящих и не боящихся отстаивать собственную точку зрения уважал. Чем-то ему понравился этот великан-полковник.

-- Ну, хорошо, -- произнес он без улыбки, но добрым голосом, -- вы, значит, любите рисковать, Ефимков? Похвально. Я тоже люблю рисковать. А потому... -- Закатав обшлаг плаща, он посмотрел на часы и договорил: -Немедленно поднять лейтенанта на перехват цели.

-- Есть, поднять на перехват цели, -- повторил Ефимков и бегом бросился к истребителю.

Алеша, слышавший весь разговор, уже готовился к запуску.