Мария Залесская - Замки баварского короля

А вот еще письмо к Элизе Вилле от 26 мая 1864 года: «…Я живу в десяти минутах езды от него… Восхитительное общение! Никогда еще не приходилось мне встречать в такой чудной непосредственности подобное стремление поучаться, подюбную способность понимать и горячо переживать усвоенное… (Мы уже говорили о том, что Людвиг считал Вагнера своим духовным учителем. — М.З.) Все, что мы оба глубоко презираем, идет своим путем, далеко от нас. Мы не считаемся ни с чем. Мое необычайное влияние на душу короля может привести только к добру, а никак не ко злу. С каждым днем все в нас и кругом нас становится прекраснее и лучше. (Курсив мой. — М.З.)»{35}.

Кстати, о «влиянии на душу короля». Оговоримся сразу: одним из самых распространенных обвинений в адрес Вагнера, которого даже называли «злым духом короля», было как раз то, что он, используя свое влияние на Людвига II, вмешивается в политические дела государства. Это не соответствует истине. Во-первых, Вагнер к тому времени сам был уже очень далек от политики, времена его бурной «революционной» молодости миновали. Если же он и заговаривал с королем о каких-то политических моментах, то Людвиг, как отмечает большинство биографов и мемуаристов, начинал нарочито громко насвистывать и смотреть в окно, словно уносясь мыслью куда-то далеко. Во-вторых, Людвиг был слишком самостоятельным в государственных вопросах и не допускал к их решению никого. Он уже стал королем в полном смысле этого слова. Кстати, тот же Вагнер отмечает, что «один из близких друзей короля уверял меня, что он бывает строг и непреклонен в государственных делах, чтобы не позволить себе поддаться чьему-либо влиянию, отстаивая для себя полную свободу»{36}. Вагнер был для Людвига «царем и богом» только в их общем деле «переустройства мира». И начали они с мюнхенской публики.

Для начала Людвиг решил собрать вокруг себя и Вагнера лучшие исполнительские силы Германии. С его подачи Вагнер пишет Людвигу Шнорру (как мы помним, именно ему предназначалась партия Тристана в постановке Мюнхенского Королевского театра) очередное письмо 29 августа 1864 года: «Дорогой друг! Время уходит, и мне очень хотелось бы знать что-либо определенное. Не можете ли в точности указать, какие месяцы будущего года Вы будете свободны?.. Юный король старается вдохнуть в меня бодрость. Он полон энтузиазма и непреклонной воли. Он делает экономию на всем, отказался от построек, начатых его отцом, и т.д., чтобы иметь возможность самым щедрым образом тратить средства на осуществление моих художественных замыслов. И когда я вижу его дивную настойчивость, я невольно спрашиваю себя каждый раз: откуда же взять необходимые артистические силы? При этом меня охватывает сомнение, что лучше: напрячь ли средства, чтобы сотворить нечто необычайное, эпизодическое, или же задаться целью установить нечто организованное, нечто постоянное[50]. При такой воле, как воля моего благородного короля, этого олицетворенного гения всех моих мечтаний, воле исключительной, верной, полной вдохновения, я совершенно теряю способность учесть все открытые предо мною возможности. Король очень любит Вас и желает только одного: иметь Вас здесь всегда. Он хотел бы, чтобы кроме “Тристана”, были поставлены в образцовом исполнении и “Тангейзер” и “Лоэнгрин”…»{37}

В свою очередь, находясь в Хохэншвангау, Людвиг 8-го октября 1864 года пишет Вагнеру, оставшемуся в Мюнхене, письмо: «Мысль о Вас облегчает мне бремя моих королевских обязанностей. До тех пор, пока Вы живете, жизнь моя будет прекрасной и полной счастья. О, любимый мною человек, как я радуюсь приближению того времени, когда мой дорогой друг посвятит меня в тайны и чудеса своего искусства, которые меня укрепят и воистину освятят! У меня есть намерение отучить мюнхенскую публику от фривольных пьес, очистить ее вкус и подготовить ее к чудесам Ваших творений посредством исполнения в придворном театре значительных и серьезных вещей Шекспира, Кальдерона, Моцарта, Глюка, Вебера. Все должно проникнуться истинным значением искусства!»{38}

Людвиг II Вагнер задумали грандиозный проект — построить в Мюнхене вагнеровский театр, Bühnenfestspielhaus, который позволит осуществлять постановки его опер именно так, как задумал композитор, и одновременно будет служить грандиозным символом величия истинного искусства. Вообще, 1864 год в жизни Людвига можно смело назвать наиболее счастливым. Он полон сил и смелых планов, его кумир готов вместе с ним осуществлять его великую миссию, это было время, «когда король еще любил смеяться»…

На Рождество 1865 года Людвиг, как всегда, уехал в Хохэншвангау и 5 января написал оттуда Вагнеру: «…Семпер[51]разрабатывает план нашего Святилища, идет подготовление актеров. Скоро Брунгильда будет спасена бесстрашным героем. О, все, все в движении! То, о чем я грезил, чего желал, на что надеялся, скоро осуществится! Небо спускается для нас на землю… О, день, в который воздвигнется перед нами театр, о котором мы мечтаем! О, момент радости, когда наши создания предстанут в совершенном исполнении! Мы победим, сказали Вы в Вашем последнем дорогом письме. И я в свою очередь восклицаю с таким же восторгом: мы победим! Мы не напрасно жили!.. Преданный Вам до конца жизни Людвиг»{39}.

Комментарии излишни. Интересно отметить, что сам Вагнер и его ближайшие друзья называли Людвига II не иначе, как Парсифаль (ведь именно Парсифаль — владыка царства Грааля, с которым ассоциировал себя «кружок» Вагнера). Например, вот что пишет Вагнер Людвигу Шнорру и его супруге (исполнительнице роли Изольды в «Тристане») из Вены 4 июня 1865 года, одновременно со своим письмом пересылая им письмо Людвига II: «Он (король. — М. 3.) заботится о вас больше, чем я. С добрым утром, мои милые, благородные львы! Хотите еще раз огласить пустыню нашим ревом? В конце концов, мы будем единственными слушателями. Ведь и Парсифаль это тоже только часть нашего “мы”. С сердечным приветом. Ваш Р.В. Письмо Парсифаля — подарок, достойный вас. Примите же его: он ваш»{40}.

Но чем выше взлет, тем глубже падение, тем болезненнее разочарования. Плану постройки вагнеровского театра дано было осуществиться значительно позднее и не в Мюнхене, а в Бай-ройте. Ныне же мы можем видеть лишь макет планировавшейся постройки в Музее короля Людвига в замке Херренкимзее…

А в адрес Людвига уже начали поступать первые обвинения со стороны баварского правительства в нерациональном использовании средств. Когда стало понятно, что отношения с Вагнером носят очень серьезный и далеко не мимолетный характер, в Мюнхене началась настоящая антивагнеровская кампания. Мюнхенцы не могли простить Вагнеру того, что он иностранец (Вагнер родился в Лейпциге, в Саксонии; для баварца — иностранец), что он запятнал себя революционным бунтом (Вагнер принимал участие в баррикадах 1848 года, после чего был вынужден надолго находиться в «бегах» за пределами Германии), что он разоряет казну Баварии; доходили до совершенно абсурдных обвинений в том, что композитор проповедует королю безбрачие, что он — посланник масонской ложи, что в интересах Пруссии он хочет обратить баварцев в протестантство! Личная жизнь Вагнера (справедливости ради следует заметить — далеко не безупречная) также не была оставлена в стороне: газеты на все лады обсуждали новость, что Вагнер является любовником Козимы[52], жены своего друга Ханса фон Бюлова[53], — простой читатель любит «желтую прессу»!

Почему же такую волну ненависти вызвал всего лишь композитор, обвиненный чуть ли не в узурпации королевской власти? К тому же король делает такие траты — и только на него одного? Хотя, если разобраться, то траты на Вагнера были далеко не такими «катастрофическими», как их пытались представить противники Людвига II. Вагнеру была назначена пенсия в размере 15 000 марок; были уплачены его долги, о чем мы уже говорили выше, и запланирована постройка театра в Мюнхене (кстати, и Байройтский театр был построен в основном на средства короля, вложившего в проект 300 000 марок собственных денег, не трогая казну). Но для бюджета государства это не те суммы, из-за которых следовало бы впадать в панику! Кстати, если предположить, что травли бы не было и Вагнер остался бы в Мюнхене, вполне возможно, что умиротворенный король этими тратами и ограничился, не пожелав строить свои замки. Опять же лучше ли это было бы или хуже? Для бюджета современной Баварии — однозначно второе!

Зависть — страшное чувство. И именно оно — причина всех бед и Людвига II, и Вагнера. К трону был приближен человек, социальное положение которого «не соответствовало занимаемой должности». А вдруг он еще и влияние при дворе приобрел?.. Все! Этого вполне достаточно, чтобы вызвать у тех, кто «остался за бортом», бурю «справедливого» гнева. В газетах была развернута такая травля Вагнера, что король просто не мог остаться в стороне и делать вид, что не замечает происходящего. Ему нужно было как-то реагировать. А обстановка все накалялась.