История Великого мятежа - лорд Кларендой Эдуард Гайд

Глава XXX

(1648―1649)

Преодолев описанными выше средствами всякое сопротивление и несогласие, Парламент более прямым и непосредственным образом обратился к обсуждению вопроса о том, что ему теперь следует предпринять, а не только о том, чего ему предпринимать не следует, и, в придачу к уже принятым резолюциям чисто отрицательного свойства, начал принимать решения положительные. Парламенту указывали, что ему давно пора учредить для нации какую-то определенную форму правления. Восстановление народной свободы стоило немалых денег и большой крови, каковые жертвы окажутся напрасными, если надежно не обеспечить англичанам спокойное пользование свободой, ведь те или иные попытки нарушить и расстроить общественный мир, наподобие имевших место совсем недавно, будут предприниматься постоянно, если не прибегнуть ныне к примерным наказаниям, способным устрашить всех без исключения людей, какое бы положение они ни занимали, и навсегда отбить у них охоту к подобного рода преступным замыслам.

Парламент решил ублажить армию, приняв к рассмотрению подготовленный ею ранее, в качестве образца для новой системы правления, документ, именовавшийся «Народным соглашением» — за составление и распространение коего один из агитаторов был год тому назад расстрелян по приказу Кромвеля, когда последний ясно убедился, до какой степени этот проект возмутил Парламент.

В «Соглашении» объявлялось — как самая популярная мера, более всего способная обрадовать и народ, и армию, — что настоящий Парламент должен разойтись в последний день апреля следующего года; что вместо него надлежит создать представительное собрание нации, состоящее из трехсот избираемых народом лиц; причем ни один из тех, кто выступал на стороне короля, а также тех, кто откажется одобрить или подписать это соглашение, в продолжение семи лет не может быть избран в упомянутое собрание или иметь право голоса при выборах его членов. До этого времени и прежде роспуска настоящего Парламента необходимо подвергнуть примерному наказанию главных делинквентов, которые недавно нарушили мир и покой в королевстве и обрекли его на столь великое кровопролитие и столь крупные расходы.

С величайшей дерзостью и бешеной злобой было заявлено, что начать следует с того, кто стал причиной всех постигших королевство бедствий и несчастий и, уже лишенный всякой власти и полномочий, более не способен управлять страной. Опыт последних двух лет свидетельствует, что нация может быть благополучно управляема и без его участия; к тому же общины уже провозгласили — и Палата пэров их поддержала — что именно на короле лежит вина за всю пролитую до сих пор кровь. Посему они считают необходимым, чтобы этот муж крови был предан суду и понес должную кару^за свою тиранию и свои смертоубийства; и полагают, что именно такой меры ждет от них народ — в надежде, что находящемуся ныне в их руках главному злодею уже не удастся избегнуть заслуженного наказания.

Какими бы непривычными и даже чудовищными ни казались подобные слова и речи англичанам, авторы этого предложения обнаружили, что большинство платы по-прежнему их поддерживает. А потому они учредили комитет, дабы подготовить против короля обвинение в государственной измене, с перечислением всех преступлений и дурных деяний его царствования. По составлении такового они намеревались решить, каким образом было бы всего лучше и удобнее предать его суду.

Этот образ действий явился для Англии столь неслыханным, что никому и в голову не приходило, как можно было бы теперь оказать ему сопротивление с малейшими надеждами на успех. Но мучительная тревога, владевшая принцем, не позволяла ему оставаться праздным, и он предпринял попытку спасти отца. Принц слишком хорошо знал, насколько Генеральные штаты Голландии далеки от того, чтобы желать славы и процветания английской короне в той мере, в какой она этого с их стороны заслуживала; ему было известно, с каким неизменным усердием они поддерживали и поощряли мятеж. Он понимал, что его собственное пребывание в Голландии неугодно и до крайности неприятно Штатам и что они всячески ищут способ поскорее от него избавиться. Принц, однако, полагал, что нынешнее отношение Штатов к Англии покажется всем без исключения христианам столь отвратительным, что ни единый облеченный властью орган не решится открыто его одобрить. А потому Его Высочество сообщил Штатам о своем желании получить у них аудиенцию и лично явиться туда, где проводят они свои заседания. Так и произошло, причем депутаты в полном составе встретили его на лестнице и торжественно проводили в зал заседаний.

Принца сопровождали четверо или пятеро советников. Сказав депутатам несколько слов в качестве приветствия, он предложил им познакомиться с документом, который должен был огласить королевский резидент. В нем кратко описывалось тяжелое положение его отца-короля, а также угрозы и опасности, коим подвергали его враги, чей образ действий должен вызывать омерзение у всех христиан и непременно навлечет на протестантскую религию позор и поношение, прежде в христианском мире неслыханные. А потому принц настоятельно просил Штаты вмешаться и употребить, как они сами найдут нужным, свой авторитет и свое влияние на обе Палаты в Вестминстере, дабы те, оставив злобное и беззаконное гонение, вошли в переговоры с его августейшим родителем и заключили с ним мир, за соблюдение условий коего Его Высочество готов взять на себе ответственность.

Генеральные штаты заверили Его Высочество, что они глубоко опечалены нынешним положением короля и были бы рады, если бы какое-нибудь посредничество с их стороны смогло ему помочь, а потому намерены всерьез рассмотреть вопрос о том, каким образом могли бы они ныне послужить его интересам. В тот же день Штаты решили направить в Англию чрезвычайного посла; но прежде он должен был явиться к принцу за инструкциями насчет того, к кому из друзей короля ему следует обратиться и с кем держать совет, ведь эти люди, находясь в Англии, могли бы яснее осведомить посла о том, с кем ему всего лучше иметь дело. Послом же Генеральные штаты назначили Пау, пенсионария Голландии. Он немедленно явился к принцу с предложением услуг и в пространных выражениях изъяснил, как бы ему хотелось, чтобы его поездка в Англию принесла благие плоды.

Состоявший при особе принца совет всегда видел в Пау человека, который благоволил английским мятежникам и, насколько это было в его силах, старался удержать Генеральные штаты от каких-либо любезностей по адресу английского короля, а потому советникам принца было чрезвычайно досадно, что в столь роковой момент Генеральные штаты назначили послом именно его. Однако принц Оранский заверил принца Уэльского, что он пустил в ход все свое влияние, чтобы добиться такого выбора; что Пау — умнейшая голова в этом собрании; и что ни сам Пау, ни кто-либо из депутатов, в свое время поощрявших английский мятеж еще сильнее, чем пенсионарий, никогда не хотели, чтобы он имел подобный успех. А потому принц Оранский выразил желание, чтобы к Пау отнеслись без малейшей подозрительности; чтобы принц Уэльский совершенно ему доверился; и чтобы советники принца, коим будет поручено дать ему необходимые инструкции, говорили с Пау обо всех этих предметах с полной откровенностью. Но даже ангельской мудрости оказалось бы недостаточно, чтобы дать разумный совет в подобном деле, ибо склонить Генеральные штаты к тому, чтобы они прибегли к каким-либо угрозам по адресу Парламента (и таким образом, как казалось Штатам, ввязались в спор между ним и королем) было невозможно. По этой причине советники принца могли только выразить желание, чтобы посол поговорил с теми из друзей короля, которые находились тогда в Лондоне и сохраняли безусловную верность Его Величеству, и получил от них совет насчет того, какие средства позволили бы ему в наибольшей степени надеяться на успех в попытках убедить отдельных лиц, а через них и весь Парламент. В общем, не прошло и недели с момента назначения Пау на должность посла, как он уже отправился в Англию.