Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира - Константин Александрович Образцов

Каждая имела основания полагать, что яблоко предназначено ей. Они было обратились к Зевсу с просьбой рассудить их, но тот мудро решил в подобный спор не встревать и указал буквально на первого попавшегося смертного, чтобы спровадить всё более распалявшихся богинь: вот, видите, в Малой Азии, на берегу моря, паренек овечек пасет? Вам к нему.

Прометей. Гравюра Корнелиса Блумарт (II), по Жану Варену (II), 1655–1716 гг.

Гера с копьем. Фото 1859 г. Ватикан, Рим

Юным пастухом был Парис, сын царя Трои Приама, и он едва дар речи не потерял, когда перед ним в блеске славы явились три великих богини, да еще и в сопровождении Гермеса в придачу. Играть честно богини не собирались, и каждая принялась обещать Парису награду, если он признает ее прекраснейшей: Гера предложила власть над всей Азией, Афина — высокие компетенции стратега и воинские победы, а Афродита — самую красивую смертную девушку в мире. Может быть, человек постарше и рассудил дело иначе, но Парис был еще мальчишкой, а потому без колебаний отдал яблоко Афродите, приобретя на всю жизнь для себя и для Трои могущественных и смертельных врагов в лице Афины и Геры.

Парис, кстати, об этом эпизоде довольно скоро забыл: он взрослел, погружался в дела города, так что сама Афродита спустя несколько лет напомнила ему про свое обещание. Парис тогда как раз искал жену, напоминание пришлось кстати, и вот уже в компании с троянцем Энеем и под покровительством Афродиты он отплывает в далекий путь, держа курс на Спарту, где со своим мужем, царем Менелаем и дочерью Гермионой живет дочь Зевса и Леды, красивейшая из смертных Елена, которую, как мы помним, в девичестве уже похищали из отчего дома Тесей и Пирифой. Вслед кораблю голосит, предрекая недоброе, сестра Париса, юная пророчица Кассандра, но ей, как обычно, никто не верит: за то, что она не ответила на ухаживания Аполлона, тот наложил проклятие, и с тех пор несчастная ясно видит будущее и предрекает его, но не может предотвратить, пусть даже пророчества ее постоянно сбываются.

Менелай радушно принял гостей, не подозревая подвоха. Афродита взялась за дело и без труда внушила Елене страсть к красивому и молодому сыну царя Трои. Едва только Менелай отлучился на время из дома по каким-то царским делам, как Парис увел на корабль Елену, не забыв прихватить вместе с ней сокровища Менелая, и пустился в обратный путь.

Если бы нарушивший законы гостеприимства соблазнитель и вор был обычным грабителем, Менелай легко совершил бы возмездие своими силами — хватило бы пары кораблей со спартанскими копьеносцами. Но Парис был сыном царя Трои, крупного полиса с сильной, хорошо вооруженной и обученной армией, поэтому Менелай обратился за помощью к своему брату, царю Микен Агамемнону. Тот кинул клич — и вот из Аргоса и Лакриды, из Афин, с Крита, Саламина, Эвбеи и многих других областей Эллады потянулись корабли и дружины, готовые помочь восстановить справедливость, а заодно и разграбить один из самых богатых городов малой Азии. Впрочем, воевать желали не все: например, правитель Итаки Одиссей, которому Гомер присвоил постоянный эпитет «хитроумный», в поход не стремился. У него только что родился сын, да и дома хватало дел, а потому Одиссей попытался избежать призыва древним, как сама античность, способом — симулировать психическое расстройство. Едва на остров прибыли Агамемнон, Менелай и другие члены их военного штаба, Одиссей запряг в плуг быка с ослом и принялся пахать морской берег, обильно засевая его солью. Увы, но номер не удался: некий Паламед, царь Эвбеи, взял новорожденного сына Одиссея и положил младенца перед упряжкой. Разумеется, Одиссею пришлось остановиться, что очевидно доказало вменяемость и пригодность к войне, на которую он и отправился, затаив против Паламеда обиду.

Спартанские войны. Похищение Елены. Гравюра. Ок.1560–1595 гг.

Агамемнону удалось собрать в итоге целую армию в количестве около 100 000 воинов, которые шли к Трое более, чем на 1000 кораблях. Это и по нынешним временам внушительная военная сила, но для обеспечения решительного преимущества не хватало еще ударного центра, некоего чудо-оружия, которое должно было гарантировать абсолютное превосходство на поле боя. Таким оружием предстояло стать Ахиллу, тому самому сыну Пелея и Фетиды.

Ахиллу было предсказано, что жизнь ему предстоит либо героическая, яркая, полная воинских подвигов, но очень короткая, либо вполне заурядная, но зато долгая. Его мать Фетида была в курсе таких пророчеств, и, как всякая мама, хотела, чтобы сын подольше оставался с ней рядом, хоть даже всю жизнь. Чтобы обезопасить Ахилла от разных превратностей, она с младенчества натирала его божественной амброзией и закаляла в огне, держа за пятку (по другой версии — окунала в воды подземного Стикса), и сделала таким образом неуязвимым для земного оружия. Когда Фетида услышала, что по всей Элладе собирают воинов для похода на Трою, она спрятала сына на дальнем острове среди девушек, переодев его в девичье платье. Сам Ахилл, как почти любой мальчишка, конечно же, рвался на военные подвиги, тем более что и физические данные позволяли: еще ребенком он голыми руками убивал кабанов, превосходно владел оружием и бегом мог догнать оленя — именно поэтому у Гомера он всегда «быстроногий». Но маму Ахилл слушался и расстраивать не хотел, и потому, когда на остров высадились под видом купцов Одиссей и царь Аргоса Диомед, он смирно сидел в женском платье вместе с девицами. Мнимые коммивояжеры расставили торговый шатер; барышни разглядывали платья и украшения, а Ахилл не сводил взгляда с оружия. Когда же, по сигналу хитроумного Одиссея, спрятавшиеся воины издали боевой клич и загремели доспехами, имитируя нападение, Ахилл схватил меч и как был, в платье, выскочил наружу, изготовившись к бою.

Илиада и Одиссея. Гравюра 1834 года по Джону Флаксману (1755–1826)

В тот же день он отплыл на войну; с ним вместе отправился и его близкий друг Патрокл. Отец, знаменитый Пелей, вручил сыну свои доспехи, копье и коней; мать Фетида проводила слезами, зная, что этой войны Ахиллу не пережить…

«Группа греков в панцирях, держась плотно один к другому и окружив себя щитами, как сплошной стеной, подобно единому существу с головой и конечностями, наступала с ревом, какого никто и никогда здесь прежде не слыхивал», —

так от имени несчастной