Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

экономическим спадом. Ли вместе со старейшиной консерваторов в партии Яо Илинем (поддерживаемым соперником Дэна Чэнь Юнем) следовали своей программе «лечения и исправления» – этим эвфемизмом называли меры по централизации экономики, восстановлению приоритета плана над рынком и минимизации иностранного участия. Намерение состояло в том, чтобы взять под контроль безудержную инфляцию и сбалансировать финансы страны с помощью принудительной жесткой экономии (сокращение ресурсов, потребляемых населением), в надежде, что низкая инфляция и быстрый рост также охладят затянувшуюся лихорадку демократизации. Однако непосредственным следствием такого изменения политики стала резкая рецессия, поскольку упали как объем производства, так и спрос[1754].

Несмотря на это, Буш искал способы попытаться придать «новый импульс и энергию» китайско-американским отношениям. Однако он всегда помнил о том, что это должно быть сделано в трехстороннем контексте. Вторая миссия Скоукрофта в Пекин в начале декабря – сразу после саммита президента на Мальте с Горбачевым – была направлена на то, чтобы убедиться, что китайцы не чувствуют себя не в курсе событий. Более того, эта миссия не была скрыта, потому что Буш надеялся, что огласка поможет преодолеть вето Конгресса на политику США в отношении Китая[1755].

Прибыв в Пекин 9 декабря 1989 г., Скоукрофт выступил перед прессой. «Я был бы нечестен, если бы не признал, что у нас есть глубокие разногласия – по событиям на площади Тяньаньмэнь, по радикальным изменениям в Восточной Европе». Но, добавил он, на предстоящих встречах «мы стремимся наметить широкие области, в которых возможно согласие, и отложить в сторону те области, где у нас существуют разногласия»[1756].

Этой же линии Скоукрофт придерживался в личных беседах. Он рассказал новому генеральному секретарю КПК Цзян Цзэминю о мнении Горбачева о том, что «мир становится многополярным с быстро объединяющейся Европой, укрепляющимися Японией, Китаем и потенциально Индией как великими державами мира». Скоукрофт предположил существование необходимости «американо-советского подхода к сотрудничеству в этом новом многополярном мире». Он дал ясно понять, что у США нет особого интереса к такому подходу, но не отрицал, что мир «быстро меняется» и что «возможны разные коалиции сил и держав». В этом контексте он подчеркнул важность поддержания «стратегических отношений», складывавшихся на протяжении многих лет между США и КНР, у которых, как он подчеркнул, «нет точек прямого конфликта друг с другом в стратегических вопросах». Скоукрофт особо отметил их тесное сотрудничество по Афганистану и Камбодже, где результаты были «очень позитивными как для двух стран, так и для мира в целом». Независимо от того, как будут развиваться в будущем советско-американские отношения, он заверил Цзяна, что США с нетерпением ожидают «решения текущих проблем» между ними, чтобы «продолжить и сделать более динамичными такие отношения»[1757].

В то время как Скоукрофт обрисовал эту архитектуру в духе сотрудничества, его компаньон Лоуренс Иглбергер был гораздо откровеннее. «В этой поездке я действую как дипломат, – сказал он министру иностранных дел Цянь Цичэню, – позвольте мне быть недипломатичным. У меня такое впечатление, что мы танцуем танец театра кабуки. Вы говорите, и мы это принимаем, что движение должно произойти с нашей стороны, прежде чем вы тоже сможете двинуться. А мы говорим вам, и мы искренни, что движение должно быть с вашей стороны. Теперь мы кружим друг вокруг друга, каждый ждет, когда двинется другой»[1758].

Чтобы продолжать диалог, необходимо было добиться прогресса по четырем центральным вопросам. Это были отмена военного положения, освобождение диссидента Фан Личжи, кредиты Всемирного банка и снятие санкций. В первые несколько недель, казалось, был достигнут некоторый прогресс. Фактически Пекин сделал свой первый шаг сразу после визита Скоукрофта-Иглбергера 12 декабря. Отвечая на обеспокоенность США по поводу продажи китайских ракет Сирии и Ливии, Министерство иностранных дел КНР заявило, что, за исключением случая продажи МБР Саудовской Аравии в 1987 г., «Китай никогда не продавал и не планирует продавать ракеты какой-либо ближневосточной стране»[1759]. Неделю спустя, 19 декабря 1989 г. Буш отменил запрет Конгресса на предоставление кредитов компаниям, ведущим бизнес с Китаем, а также одобрил – исходя из «национальных интересов» США – экспорт трех спутников связи, которые должны были быть запущены китайскими ракетами-носителями в 1991 и 1992 гг.[1760] 10 января 1990 г. Китай отменил военное положение в Пекине. В течение нескольких часов Соединенные Штаты объявили, что они ослабляют свое общее противодействие кредитам Всемирного банка Китаю, поддерживая кредитование на индивидуальной основе для гуманитарных займов.

И все же танец кабуки не всегда проходил гладко. 18 января Пекин объявил об освобождении 573 человек, задержанных после репрессий на площади Тяньаньмэнь, но Буш пришел к выводу, что это, по сути, показуха, призванная повлиять на американское мнение. Всеобщей амнистии не было, и строгие законы, запрещающие инакомыслие, оставались в Китае в силе. Поэтому он не предпринял никаких ответных шагов. Вместо этого в начале февраля, чтобы получить одобрение бюджета Госдепартамента Конгрессом, Буш подписал законопроект о разрешении ведения международных отношений. Он включал положения, вводящие в законодательство экономические санкции и ограничения на продажу оружия, которые он применил к КНР в своем указе сразу после событий на площади Тяньаньмэнь. И в другом случае, пытаясь умилостивить Конгресс, Буш предложил Китаю свое регулярное ежегодное продление статуса «наиболее благоприятствуемой нации», если будет дано разрешение на выезд в США Фан Личжи и его жены[1761].

Усилия администрации по продолжению взаимодействия с Китаем[1762] оказались безуспешными. Давая показания враждебно настроенному Комитету Сената по международным отношениям, Иглбергер утверждал, что «контакты и отношения могут только способствовать продвижению реформ в Китае и укреплению уважения к правам человека». Такие контакты, добавил он, «также помогают сократить периоды напряженности» между КНР и США. Но он признал, что в целом Китаем было сделано «недостаточно» для улучшения положения в области прав человека, чтобы иметь возможность двигаться дальше каким-либо значимым образом. Белый дом прекрасно понимал, что Китай «почти полностью зависит от экспортных поступлений в твердой валюте, необходимых для обслуживания его внешнего долга в размере почти 40 млрд долл.», и поэтому «отчаянно пытался увеличить экспорт». Но. поскольку на Пекин нельзя было воздействовать по линии прав человека, «любые значительные попытки разморозить китайско-американские отношения, по мнению Бейкера, «не были ни оправданны, ни возможны»[1763].

Поэтому на саммите G7 в Хьюстоне в июле 1990 г. Буш с радостью поддержал два предложения, представленные премьер-министром Японии Тосики Кайфу. Во-первых, держать режим санкций «под контролем», чтобы Запад мог отреагировать на «позитивные события» в Китае, и, во-вторых, чтобы Токио продолжил предоставление КНР крупного кредита в иенах. По последнему пункту Кайфу и Буш столкнулись с Колем, которого поддерживал Миттеран. Несмотря на то, что в конечном счете это не увенчалось успехом, возражения европейцев были показательными, а именно, что G7