История Карелии с древнейших времен до наших дней - Михаил Ильич Шумилов

весть об аресте зарвавшихся начальников, привыкших руководить путем разносов, крика, хамства. Вот и В. М. Градусов отмечает в своем дневнике: «Свершилось! «Хозяин» взят. Наконец-то убрали сволочь! Как я рад, как я доволен. Много попортил ты мне, гад, крови, много неприятностей доставил...» (запись 24 июля 1937 г.). Важным аргументом в правомерности арестов служит для автора дневника фактор возможного предательства в случае военной угрозы. В дневнике В. М. Градусова читаем: «Если их не перебить, то в случае войны они могут больших делов наделать. Это будут первые головорезы и вешатели от фашизма» (запись 24 июля 1937 г.).

Переоценка происходящего, как правило, начиналась тогда, когда критике подвергался сам человек. В сентябре 1937 г. В. М. Градусов был исключен из партии. Потрясенный, он пишет в дневнике: «Это что-то невероятное. И я твердо уверен, что это недоразумение будет урегулировано» (запись 13 сентября 1937 г.). Однако теперь уже вокруг него самого — бездна недоверия, отчужденность коллег и знакомых. Еще несколько месяцев назад воспевавший непримиримость и не знавший пощады к оступившимся, В. М. Градусов с неприкрытой болью пишет: «Как мне тяжело. Какие люди звери. Встретишь на улице — не здороваются. Избегают как прокаженного. Отчужденность людская — сильнее смерти» (запись 16 сентября 1937 г.). Впереди были бесплодные попытки устроиться на работу, безденежье и голод, а затем — ночной арест.

Реакции и поведение арестованных можно разбить на несколько фаз. Вначале, как правило, люди испытывали шок, не могли поверить в случившееся, казалось, что к ним происходящее не имеет никакого отношения. Н. Г. Осиненко, например, рассказывала, что сразу же после ареста ее доставили на допрос, где предъявили обвинения в принадлежности к контрреволюционной группе и подготовке отравления продуктов. Арестованная немедленно заявила протест, назвала обвинения необоснованными и объявила голодовку. Однако допрос продолжался. Кончалась эта фаза сильнейшей психологической травмой. Человек как бы подводил черту под всей своей прежней жизнью. При длительном пребывании в тюрьме панические настроения уступали место безразличию, все происходящее достигало сознания лишь в приглушенном виде. Казалось, все помыслы человека сосредоточивались на одном: пережить сегодняшний день. На допросах применялись жестокие пытки. Арестованный работник Каробкома ВКП(б) Я. Миляйс в чудом переправленной незадолго до гибели записке в ЦКК сообщал о длившемся беспрерывно с 1 по 28 июля 1938 г. допросе: «За все время спать мне давали три раза, тут же, на полу. Один раз шесть часов, второй — четыре и третий раз два часа. Это когда я уже не мог сидеть на стуле, валился на пол, отливали водой, заставляли стоять у стены. Но я все равно падал. Тогда мне давали поспать».

Результатом таких допросов часто становились галлюцинации, расстройства психики. Никто не мог знать, как долго он будет находиться под арестом, когда состоится суд. Бессрочность существования приводила к переживанию утраты будущего. Эта неопределенность была одним из наиболее тягостных психологических обстоятельств. Иногда люди готовы были подписать любые показания, рассчитывая, что тем самым приблизят суд, на котором удастся все объяснить. Бывший главный врач Пудожской райбольницы Ф. Ф. Шаблеев писал жене: «Как ни возмущался мой разум, но, просидев 136 часов на следственном стуле безвыходно, без сна, почти без приема пищи, я в полудремотном состоянии вынужден был признать себя виновным. Иначе, сказали, что следствие даст заключение об абсолютной виновности, меня будут судить заочно. Теперь, когда следствие заканчивается, они меня успокаивают, что большого наказания не будет». Ф. Ф. Шаблеев был осужден и расстрелян 5 октября 1937 г.

Главным орудием репрессий стали внесудебные органы, прежде всего так называемые «тройки», состоявшие из начальника НКВД, секретаря областного комитета партии и прокурора.

В Конституции Карелии 1937 г. статус государственного получили сразу три языка: предусматривалась публикация законов, ведение судопроизводства, государственная символика на карельском, финском и русском языках. Конституция закрепляла право обучения в школах на родном языке. Правда, в июле 1938 г. в Конституцию было внесено изменение: финский язык утратил статус государственного.

В критические для авторитета власти дни, когда она особенно была заинтересована в расширении социальной поддержки, началась кампания по созданию карельского литературного языка. Возглавил эту работу авторитетнейший специалист того времени в российском финно-угроведении профессор Д. В. Бубрих. Карельский язык был в центре его научных интересов с 1928 г. В 1930 г. Д. В. Бубрих организовал первую диалектологическую экспедицию в Карелию, в ходе которой был собран богатый полевой материал. В 1931-1932 гг. он опубликовал несколько научных работ о диалекте тверских карелов, который предлагал положить в основу карельского литературного языка. Под руководством Д. В. Бубриха велась разработка письменности для тверских карелов. В августе 1937 г. в Петрозаводске состоялась республиканская лингвистическая конференция, которая высказалась за создание единого литературного языка для всего карельского населения СССР. Решения конференции поддержал Президиум ЦИК КАССР. В конце 1937 — начале 1938 г. были утверждены алфавит единого карельского языка на основе русской графики письма и основные правила единого карельского литературного языка. В конце 1937 г. в Петрозаводске была издана грамматика карельского литературного языка, подготовленная Д. В. Бубрихом.

В январе 1938 г. в Ленинграде при ЛИФЛИ проводилось расширенное заседание по вопросам карелизации, на котором обсуждались вопросы создания единого литературного языка для карелов тверских и Карельской республики. Основной доклад на заседании сделал проф. Д. В. Бубрих, но обсуждения доклада не состоялось. Д. В. Бубрих был арестован. Полностью реабилитированный, он вернулся в науку лишь через два года.

Кампания по внедрению единого карельского языка сопровождалась политической трескотней и шумихой. Уже осенью 1937 — зимой 1938 г. на карельский язык было переведено преподавание в первых — третьих классах школ карельских районов. Однако довольно скоро обнаружилось несовершенство грамматики, отсутствие единой терминологии, нехватка специалистов и другие совершенно естественные в столь трудном деле проблемы. Их решение требовало многолетней вдумчивой работы интеллигенции, финансовой и материальной поддержки государства. Однако работа по созданию карельской письменности была брошена на полпути.

28 декабря 1939 г. в самый разгар советско-финляндской войны секретарь Карельского обкома ВКП(б) Г. Куприянов уведомлял секретаря Олонецкого райкома ВКП(б), что «по договору с народным правительством Финляндии» Олонецкий район должен войти «в состав независимой демократической Финляндии», поэтому вскоре потребуются кадры, владеющие финским языком, и нужно немедленно начать их подготовку. В Олонце была укомплектована группа карелов, для которой изучение финского языка стало важнейшим партийным поручением, правда негласным. Вскоре после окончания советско-финляндской войны 31 марта 1940 г. Верховный Совет СССР принял закон о преобразовании КАССР в союзную Карело-Финскую Советскую Социалистическую Республику. В условиях, когда в Европе уже шла вторая мировая война, Сталин рассчитывал, что ему удастся использовать ослабление столкнувшихся в смертельной схватке западных стран для того, чтобы расширить коммунистическое влияние в Европе, не останавливаясь даже перед