Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

исчезло государств и появилось новых! … Историю не перепишешь, ее заново не составишь. Если бы мы встали на путь восстановления прошлых границ на основе того, как обстояло дело в прошлом, какой народ проживал и на какой территории, то, по сути дела, должны были бы перекроить весь мир». Горбачев подчеркнул свою веру в геополитические «реальности» – в то, что принцип нерушимости границ придает миру стабильность», и напомнил Дэну, что собственное поколение Горбачева выросло на «чувстве дружбы с Китаем».

Эти умиротворяющие слова, похоже, увели пожилого человека от череды исторических сопоставлений. «Это всего лишь рассказ о том, что было – бросил Дэн. – Давайте считать, что с прошлым мы покончили». «Хорошо – ответил Горбачев. – Давайте положим этому конец». После коротких, ничего не значащих заключительных слов о «развитии» их отношений, встреча подошла к концу. Получилось так, что они разобрались с прошлым, но не пришли ни к какой ясности по поводу будущего[166].

И в этом, действительно, было все дело. Когда Горбачев попытался обсуждать китайско-советскую торговлю и совместные экономические проекты с Ли Пэном, он не добился никакого продвижения. Когда его спрашивали о советских инвестициях, сам Горбачев не мог ничего сказать. Он мог лишь обещать обычные экспортные товары СССР – нефть и газ, но в них китайцы не были так уж заинтересованы. А в том, что касается передовых технологий, особенно ИТ, то Ли дал ясно понять, что в этом Китай надеется на США и Японию. Никаких других существенных тем для переговоров не было[167]. Фактически свой последний день в Пекине Горбачев провел, замкнутый в особняке для почетных гостей на окраине города, из-за протестов в городе не имея возможности, как это предусматривалось первоначальным планом, посетить Запретный город и послушать китайскую оперу. После короткой поездки в Шанхай он вернулся 19 мая домой, испытывая смешанные чувства в отношении всей поездки: реальным было удовлетворение от нормализации отношений – «поворотное событие», имеющее «эпохальное значение», но в то же время оставлявшее чувство глубокой неопределенности не только по поводу будущего китайско-советских отношений, но и самой Китайской Народной Республики[168].

В тот момент, когда Горбачев покидал Пекин, Дэн все свое внимание обратил на разрешение проблемы со студентами. Их наглый отказ добровольно покинуть Тяньаньмэнь унизил Выдающегося руководителя, но пока советский лидер оставался в городе, руки Дэна были связаны. Но его гнев закипал. Китайская столица была буквально парализована миллионами протестантов, сидевших на площади и маршировавших по бульварам. Студенты объединялись с рабочими, продавцами, гражданскими служащими, учителями, крестьянами и даже с недавно получившими форму новобранцами полицейской академии Пекина[169]. Порядка не было, и казалось, что сам режим – в опасности.

20 мая Дэн объявил о введении в Пекине военного положения. Правительство ввело в город тысячи военных, вооруженных пулеметами и сопровождаемых танками, снабженных слезоточивым газом и водометами[170]. Была введена жесткая цензура средств массовой информации, а Чжао – либерального лидера партии вынудили уйти с его поста за мягкое отношение к протестующим. Всем заправляли сторонники жесткой линии. И все равно им понадобилось еще две недели, в течение которых напряжение продолжало возрастать, на то, чтобы разрешить этот кризис. Одного лишь присутствия на улицах Народно-освободительной армии Китая оказалось недостаточно: солдат настраивали на недопущение кровопролития ни при каких обстоятельствах. Однако запугать этим студентов не удалось – они использовали методы непротивления, чтобы не допускать столкновений с войсками. Численность протестантов к концу мая уменьшилась, но все равно составляла около 100 тыс. человек, и они продолжали держать в заложниках, в политическом и идеологическом смысле, коммунистическое руководство Китая[171].

Все, за что выступали протестующие, во всяком случае то, что они сообщали мировым СМИ, олицетворяла собой «Богиня демократии». Эту десятиметровую статую из папье-маше и пенопласта, напоминавшую статую Свободы в Нью-Йорке, воздвигли 29 мая в самом центре площади напротив императорского дворца. Фотографии журналистов показывают, что при внимательном рассмотрении она представляла собой воспроизведение облика Мао. Демократия – по модели США – стала общепризнанным символом требований демонстрантов. Китайское правительство выпустило специальное заявление, предписывающее убрать статую, назвав ее «отвратительной» и провозгласив, что «здесь Китай, а не Америка»[172].

Несмотря на то что Дэн был в растерянности, он в конце концов отдал военным приказ на применение силы по отношению к тем, кто, как он сказал, пытается совращать народ. Его аргументами было то, что Китай нуждается в мирном и стабильном окружении для продолжения движения по дороге реформ, чтобы провести модернизацию и открыться капиталистическому миру. Но реформа, настаивал он, не означает отказа от четырех базовых принципов: придерживаться социализма, укреплять руководящую роль КПК и ее монополию, поддерживать «народную демократию» и сохранять приверженность марксистско-ленинско-маоистской философии. Идеологическая чистота, подкрепленная автократическим правлением партии, должна была остаться[173].

На заре в воскресенье 4 июня десятки тысяч китайских солдат заполонили площадь Тяньаньмэнь и прилегающие улицы, стреляя из автоматов по толпам мужчин и женщин, отказывавшихся уходить с их дороги. Множество студентов и рабочих было убито и ранено. Несколько тысяч человек, находившихся по сторонам площади, смогли покинуть площадь с миром, впрочем, продолжая нести с собой свои университетские флаги. Палаточный лагерь был сметен: бронетранспортеры сминали палатки, сбивали с ног тех, кто решил остаться. Когда некоторые протестанты в ответ стали взбираться на военную технику и забрасывать камнями здание Великого народного зала, солдаты применили слезоточивый газ и дубинки. Очень скоро городские больницы оказались переполнены ранеными. «Мы, врачи, привыкли видеть смерть, – сказал один медик пекинской больницы “Тонгрен”. – Но мы еще никогда не видели ничего подобного этой трагедии. Все палаты больницы были залиты кровью»[174].

Установить точное число погибших невозможно: оценки варьируются от 300 до 2600 человек. Государственные СМИ Китая 4 июня сообщили о разгроме «контрреволюционного восстания» и упомянули о жертвах среди полицейских и военных. Демонстрантов вымарали из официальной истории Китая. Но что действительно имело значение, так это то, что короткая, но сопровождавшаяся жертвами, битва за демократию стала бессмертной благодаря мировым СМИ. В дополнение к сообщениям о бойне и гибели гражданских лиц, запечатлевшие все это фотографии стали по-настоящему символичными – для реформаторов всего мира они стали символами потерянного для Китая 1989 г. Два самых знаменитых снимка мужчины, в одиночку ставшего на пути танковой колонны, и чья судьба все еще остается дразняще неизвестной. Он мог бы стать классической эмблемой мира в 1989 г. – символом силы народа. Им могла бы стать и Богиня демократии, зримо воплощавшая то, за что боролись протестанты. Утром 4 июня статую разнесли на мелкие кусочки, и затем всю площадь вымыли армейские чистильщики, убрав осколки несостоявшейся революции. Но мир этого не забудет[175].

Так Китай заново изобрел коммунизм – силой. По ходу дела, поскольку вся трагедия разыгрывалась на экранах телевизоров в