Сергей Бородин - Хромой Тимур (Звезды над Самаркандом - 1)

Чтобы приучить народ к этому внуку и чтобы сыновьям не вздумалось оспаривать у племянника право на старшинство, Тимур приказал еще лет пять назад отчеканить деньги с именем Мухаммед-Султана, и они уже давно потекли по рукам народа.

Сыновей у Тимура осталось мало, только двое еще жили - Мираншах и Шахрух.

Но внуков у Тимура росло немало, хотя родство их между собой очень перепуталось: из сыновей старшего сына, Джахангира, выросло двое Мухаммед-Султан и Пир-Мухаммед. Но, родные по отцу, они родились от разных матерей. От одной матери с Мухаммед-Султаном родился Халиль-Султан, хотя от разных отцов. Но отцы их оба были сыновьями Тимура - Джахангир и Мираншах; после смерти Джахангира его жен и его имущество Тимур отдал другому своему сыну - Мираншаху. Улугбек с Ибрагим-Султаном оба родились от Шахруха, родились в одном и том же году, почти в одно время, но от разных матерей: Улугбек - от Гаухар-Шад-аги, джагатайки, дочери Гияс-аддина Тархана, - ее предок спас жизнь Чингиз-хана, и весь род ее чванился этой заслугой, - а Ибрагим-Султан родился не от жены, от наложницы, персидской царевны, красавицы, которую старая царица Сарай-Мульк-ханым называла не по имени, а кличкой Перстенек. Были у Тимура внуки и от его сына Омар-Шейха восемнадцатилетний Пир-Мухаммед, тезка старшего брата, и пятнадцатилетний Искандер, названный в честь Александра Македонского, о чем Искандер часто напоминал не только сверстникам, но и вельможам, когда удавалось к слову сказать: "Мой тезка - македонец". Даже Султан-Хусейна, внука от одной из своих дочерей, Тимур растил у себя.

Для деда все они были родными внуками, и среди них Тимур отдыхал, ради них напрягал свои силы для новых походов, для новых завоеваний, расширяя землю, чтобы внукам его было просторно среди ее богатств и раздолий.

Дед строго следил за царевичами, малейшую их ссору кропотливо разбирал сам. Он хотел, чтобы все они стали сильными владыками больших и славных стран, разных областей, но единого государства, словно возможно разделить себя на несколько частей, разбросать самого себя по разным странам, а в нужный час вновь слагаться в единое тело, грозно вставать прежним, могучим, вечным хозяином мира - Тимуром.

Царевичи стояли под персиками, и Улугбек любопытствовал:

- Откуда же вы знаете? Ведь сегодня двоим отрубили головы за то, что они ничего не сказали.

- Наоборот, им отрубили головы, чтобы они ничего не сказали.

- Не понимаю.

- Ведь кожи у дедушки!

- Но воровали эти злодеи! - возразил Улугбек.

- Если б воровали они, кожи были бы у них, а ведь кожи у дедушки!

- Тогда за что же их убили?

- Не убили, а наказали. Сабля знал такое, чего простому человеку не надо знать. Чтобы не болтал, его сперва заперли, но потом его надо было куда-то деть! К тому же надо было всему базару показать, что ворам у нас нет пощады, а где взять воров?

- А другой?

- Тоже мог наболтать лишнего: его впотьмах прихватили вместе с кожами.

В разговор вмешался Ибрагим:

- Лицо у этого Сабли было очень глупым.

Улугбек засмеялся:

- Неизвестно, как бы ты сам выглядел на его месте.

- Не знаю: в нашем роду еще никто не умирал от сабли.

- А дядя?

- Дядю Омар-Шейха курды убили не саблей, а пронзили стрелой.

Мухаммед-Султан, опасаясь соком персика закапать халат, вытянул вперед длинную шею и губами стаскивал с персика кожицу. Стоя так, он подтвердил:

- Это правда: пробили стрелой.

Тем временем Тимур, сидя в небольшой зале, спрашивал своего казначея:

- Запасов войску надолго хватит?

- Индийских?

- Всех.

- Взятого из Индии до осени вполне хватит.

- Всех, спрашиваю! Всех! - закричал Тимур, раздраженный, что казначей его амир Курбан не отвечает прямо.

- До осени!.. - оробев, бормотал амир.

- Где же годовой запас?

- Войск слишком много.

- Не твое дело, сколько; их столько, сколько мне надо! Где годовой запас?

- Я берусь прокормить до весны...

- Не ты кормишь, я кормлю. Твое дело беречь, когда тебе велели беречь. Где запас?

- Все цело! Все цело! - пятясь, бормотал амир, видя, как Тимур встает, глядя в упор, куда-то между его глазами. - Пускай проверят. Все цело!

- Взять! - крякнул Тимур, и слово это сверкнуло, как сабля, над головой амира Курбана, и на мгновенье Курбан замер, сомневаясь: не отсек ли ему голову Тимур.

А Тимур уже говорил твердым, негромким, но далеко слышным голосом:

- Эй, Эгам-Берды-хан! Проверь все склады. Чтоб завтра знать счет каждому зерну, каждому лоскуту, чего сколько и где что лежит. И оружие проверить, и все припасы. Пускай люди считают хоть ночь напролет: я отсюда не уеду, пока не сосчитаете всего. А этого Курбана не выпускать. Пускай ждет, чем счет кончится. Ступайте!

К вечеру Тимур устал.

Он полежал в небольшой зале с дверями, открытыми в сад. Младшие царевичи, ходившие смотреть лошадей, проходили под деревьями.

Он подозвал мальчиков и отпустил:

- Поезжайте-ка домой. Надо вам доехать, пока не стемнело. Возьмите охрану покрепче: мало ли что случается в дороге.

Сам редко брал большую охрану, но внуков рачительно берег, опасался за каждого.

Когда мальчики ушли, приказал:

- Приведите ко мне армянина.

- Кожевенника?

- Был кожевенник, а кем будет, увидим.

* * *

Пушок за эти немногие дни не раз переходил от светлых надежд к черному отчаянию.

Он расхаживал по всему двору в спустившихся толстых чулках, забывая надеть туфли; в халате, накинутом на плечи, нечесаный, не понимая, ждать ли, что кожи найдутся, или ждать уже нечего. Оставалось, как бродяге, идти пешком в Бухару, где торговали знакомые армяне, земляки, просить их помощи. Но когда идти и как? Ночью - сожрут шакалы. Ему казалось, что шакалы с их плачущим воем неодолимы. Многими опасностями пренебрегал, а шакалов очень боялся. Днем идти - жарко: жару он привык пережидать в холодке...

Мусульмане, считавшие предосудительным выражение горя, ибо все происходит по божьей воле, пренебрежительно отнеслись к Пушку: надлежит покориться судьбе, а не хвататься за волосы, - как себя за волосы ни тяни, голову из беды не вытянешь.

Армяне, уважавшие удачливых, изворотливых людей, стыдились за Пушка, в столь неприглядном виде представлявшего армянское купечество.

Больше никто не шел к нему ни с искренним сочувствием, ни с вежливым утешением.

И вдруг, уже перед вечером, на постоялый двор вошел царский скороход с повелением Пушку незамедлительно явиться в Синий Дворец.

- Нашлись кожи? - очнулся Пушок.

- Приказано звать вас, почтеннейший. Зачем и к кому, знать не приказано.

Предшествуемый скороходом, перед которым расступался весь базар, сопровождаемый тремя джагатайскими воинами для охраны, Пушок последовал в Синий Дворец.

Его провели через опустелые гулкие залы, и армянин, переступив страшный порог, обомлел и замер у двери.

- Ты что же, в Самарканде гнилье думал сбыть? - крикнул Тимур.

- Виноват, великий владыка!

- Я берегу Самарканд, чтоб тут дрянью торговали? А?

- Но часть хорошей была...

Однако Пушок увидел глаза Тимура и добавил:

- Часть, правда, залежалась.

- Залежалась! И пускай бы лежала в Бухаре. В Трапезунт бы вез, в Багдад, там торгуй, твое дело. А ты норовил меня обмануть! А?

- Виноват, великий владыка! Откуда же я мог знать, что вы сами захотите их купить.

Голова Тимура отшатнулась.

- Я? Купить? И не думал. О другом речь: нельзя на самаркандский базар гнилье везти. Слух пойдет, худая слава пойдет по свету о самаркандских товарах. Ты подумал об этом? Ты чужеземец, тебе все равно. А мне не все равно: я тут. Вот о чем тебе говорят.

Пушок робко и не без горечи напомнил Тимуру:

- Теперь мне уже нечем торговать.

- То-то. Говорят, хороший купец, а плутуешь!

Эти слова ободрили Пушка.

- На то и торговля.

- Плутуй в другом месте; в Самарканде нельзя.

- Впервые такая беда.

- Кто много по дорогам ходит, нет-нет да и споткнется. Кто взаперти сидит, тому спотыкаться негде.

- Так споткнулся, великий владыка, что и голову поднять сил нет.

- Деловой голове валяться обидно.

- Очень обидно, да встать-то как?

- Сразу не встанешь, а подниматься надо.

Тимур опустил лицо, но, исподлобья, испытующе глядя на Пушка, деловито спросил:

- Кроме кож чем торговал? Куда ездил?

- Вдалеке бывал. Еще с отцом случилось побывать в святом городе Константинополе; много раз в Орду ездил; доводилось доходить до Москвы.

- Что возил?

- Разное, кому что!

- А Москве?

- Здешние товары. Винные ягоды, кишмиш, персики сушеные, шелка, рис. Изделия здешних мастеров хорошо берут - чеканные кувшины, хорошие сабли, изукрашенные. Оружие любят.

- А оттуда что брал?

- Меха: соболей, белку серую, горностая, куницу, бобра, зайцев крашеных; рыбий клей, лесные орехи. Мечи. Кольчуги там хороши.

- Очень хороши! - одобрил Тимур. Армянин ему понравился.

- Теперь их там не добудешь!