Юрий Жуков - Оборотная сторона НЭПа. Экономика и политическая борьба в СССР. 1923-1925 годы

И чтобы уговорить делегатов согласиться с ним, Зиновьеву пришлось прибегнуть к словесной эквилибристике.

«Надо, — объяснил он, — различать термины «НЭП» и «новая экономическая политика». Вы, вероятно, сами ловите себя, когда говорите «НЭП», что вам рисуется нэпман и его неприятные черты… Мы НЭП смешиваем с нэпманами, а это совсем не так. Поэтому нам будет лучше, может быть, условиться говорить вместо НЭПа — новая экономическая политика. Это звучит серьёзнее, лучше. И я думаю, что новая экономическая политика доказала свою правоту, и нам остаётся её развивать и уточнять».

Но напрашивавшихся объяснений — как развивать, как же уточнять, так и не последовало.

Зато не обошёл Зиновьев завуалированного спора с Троцким, видевшим панацею от всех бед и неудач экономики только в плане. Надо, растолковывал докладчик, «самым решительным образом отвергнуть те соображения, которые исходят из желания… чтобы было больше “по плану”… Мы часто увлекаемся новой брошенной мыслью. Как бы не случилось того же с “планом”. У нас всё преувеличивают».

Закончил же выступление Зиновьев категорически, безапелляционно, вернувшись к своему главному тезису; «Партия будет ещё больше руководить. Нельзя сказать, что наступило время, когда нужно отказаться от руководства партии в хозяйстве. Напротив, организованное и планомерное вмешательство партии одно только приведёт к той цели, которая перед нами стоит»{95}.

В целом доклад Зиновьева доказывал, что пока ничего в народном хозяйстве изменить нельзя. А потому следует стараться ни в коем случае не нарушать весьма зыбкое равновесие и ожидать победы революции в Германии. В той стране, с которой предстоит добиться «большей смычки», имеющей «всемирно-историческое значение».

Иначе, более коротко, просто, ясно изложил своё решение непростой задачи Сталин. Выступая на совершенно другую тему, с организационным отчётом ЦК, всё же позволил себе впервые вынести на публику собственные суждения по экономике. Сознательно ушёл от обсуждения того, следует ли сохранять руководство партии хозяйственными органами и какой должна быть роль Госплана, Остановился, собственно, на управлении промышленностью.

«Вопрос стоит так, — сказал Сталин. — Либо мы хозаппараты улучшим, сократим их состав, упростим их, удешевим, укомплектовав их составом, близким нашей партии по духу, и тогда мы добьёмся того, для чего мы ввели так называемый НЭП, то есть промышленность будет вырабатывать максимум фабрикатов для того, чтобы снабжать деревню, получать необходимые продукты, и таким образом мы установим смычку экономики крестьянства с экономикой промышленности. Либо мы этого не добьёмся и будет крах».

Столь открыто поддержав Красина в его споре с Зиновьевым, только тем Сталин не ограничился. Несколькими минутами позже не побоялся демонстративно отметить, что и он сам, и подконтрольный ему учётно-распрёделительный отдел ЦК (его возглавлял Л.М. Коганович), являвшийся фактически отделом кадров для всей страны, действуют именно в таком направлении. Их совершенно не смущает, что из примерно 1300 директоров фабрик и заводов, шахт и рудников партийными являются лишь 29%.

Сказал Сталин и о давно витавшем в воздухе, но редко произносимом вслух: «Либо самый государственный аппарат, налоговый аппарат будут упрощены, сокращены, из них будут изгнаны воры и мошенники, и тогда нам придётся брать с крестьян меньше, чем теперь, и тогда народное хозяйство выдержит, либо этот аппарат превратится в самоцель.., и всё, что берётся у крестьянства, придётся тратить на содержание самого аппарата, и тогда — политический крах».

Завершая выступление, Сталин не побоялся сказать и о явно противоречащем предложению Ленина срочно выдвинуть несколько десятков простых рабочих и крестьян в ЦК, ЦКК для руководства партией и, следовательно, всем Советским Союзом. «Гораздо легче, — иронично заметил он, — завоевать ту или другую страну при помощи кавалерии товарища Будённого, чем выковать двух-трёх руководителей из низов, могущих в будущем действительно стать руководителями страны»{96}.

Разные взгляды, разные предложения двух основных докладчиков послужили сигналом для возобновления той дискуссии, которая кипела полтора месяца на полосах «Правды». Первым ринулся в бой секретарь Сибирского бюро ЦК С.В. Косиор. Но не для поддержки Зиновьева или Сталина. Обрушился на обоих.

«Руководящая группа Центрального комитета, — не побоялся сказать он, — в своей организационной политике в значительной степени проводит групповую политику. Политику, которая, по моему мнению, сплошь и рядом не совпадает с интересами партии». Она «проявляется в той организационной форме, в которой у нас происходит подбор и использование ответственных работников для советской и партийной работы. Десятки наших товарищей стоят вне партийной и советской работы».

Могло поначалу показаться — Косиор защищает партбюрократию. Всю. Но следующие слова оказались важным разъяснением. «Эти товарищи, — продолжал Косиор, — стоят вне этой работы… потому, что в различное время и по различным поводам они участвовали в тех или иных группировках, что они принимали участие в дискуссиях против официальной линии, которая проводилась Центральным комитетом». Не ограничился общей оценкой, но и привёл пример: «После XI партсъезда почти все руководители партийной организации Урала, целый ряд руководителей парторганизаций Питера были сняты и переброшены в другие места».

Наконец, сказал Косиор и главное: резолюция X съезда, запретившая фракции, «сейчас превратилась чуть ли не в систему управления нашей партии… Если эта резолюция будет истолковываться так, что всякое коллективное мнение трёх-шести членов партии возводится во фракцию и подвергается этому самому закону, вполне понятно, что никакой активности, никакого коллективного опыта мы развить не сможем»{97}.

Косиора поддержал Ю.Х. Лутовинов, председатель профсоюза работников связи, член президиума ВЦСПС. Не постеснялся направить свой гнев прямо против Зиновьева.

«Товарищ Зиновьев говорил, — заявил Лутовинов, — что партия стала здоровее, всякие группировки исчезли бесследно. Так ли это, товарищи? Так ли это на местах и в центре? Я знаю, что группировки существуют — об этом свидетельствовал в своём докладе и товарищ Зиновьев».

Как доказательство, помянул «анонимную платформу, которая неизвестно кем написана», и программу группы «Рабочая правда». И сделал неутешительный вывод:

«Поскольку существуют все эти группировки, поскольку существуют все эти платформы, очевидно, основания для этого имеются. Если появляются всякого рода анонимные тезисы, если анонимам приходится издавать какие-то платформы, то это лишь потому, что в нашей РКП не существует возможности нормальным путем высказать свои соображения, точки зрения по тем или иным вопросам… Выходит, не вся партия, а только лишь Политбюро является непогрешимым папой — всё, что я делаю, я делаю правильно, не смей возражать!» На том Лутовинов не остановился, перешёл к экономике:

«Если Политбюро, — заявил он, — где находятся лишь два человека, активно принимающих участие в хозяйственной жизни страны (имелись в виду заместители председателя СНК СССР Каменев и Рыков. — Ю.Ж.), практически разрешает от мала до велика все вопросы хозяйственной жизни, то, конечно, если бы Политбюро было и десяти пядей во лбу, безусловно, оно не смогло бы совершенно правильно, безошибочно разрешать эти вопросы».

Вывод же Лутовинов предложил отнюдь не оригинальный. Повторил уже сделанный Осинским: «Пока мы не соединим политической работы нашей партии с чисто хозяйственной, то есть персонально не соединим таких членов Политбюро, которые работают не только в политической области, но и в области хозяйства, положение будет ненормальным»{98}.

Не смог не ввязаться в дискуссию Красин. Начал, как и Зиновьев, с вопросов внешней политики. Однако её задачи сформулировал парадоксально. Указал: они заключаются, «во-первых, в развязывании мировой революции». Но так как, пояснил нарком «у нас нет чудодейственных средств, чтобы развязать её», значит, «действенным способом развязывания мировой революции и помощи ей является, по-моему, укрепление советского государства, рабоче-крестьянского государства как главной опоры этой мировой революции».

Что же следует для того сделать, в чём конкретно заключаются задачи внешней политики СССР? — «Во-вторых, в том, что бы добиться максимальных условий, обеспечивающих мир, то есть признание де-юре». Всё? Опять же нет. Красин не только первым напомнил о самом важном — об источниках финансирования восстановления и подъёма экономики, но и указал их: «получение экономической помощи» из-за рубежа — «займов, кредитов».