Антропология. Всё, что нужно знать о происхождении, становлении и развитии человека - Лаура Паунтни

можно понять разными способами. Когда я изучал насекомых, то точно знал, что на свете живут такие насекомые, как термиты, и они реальны, а не являются плодом воображения. Люди в Малави смотрят на мир насекомых и млекопитающих с разных точек зрения. Здесь стоит отметить эмпирический подход к животным: к примеру, животные важны для пропитания, охоты, лекарств. Они имеют значение для местных ритуалов, а также для фольклора и мифов. Жители Малави по-разному ассоциируют себя с животными и понимают их. Мы всегда смотрим на мир с определенной точки зрения, то есть конкретной позиции, и зачастую такие позиции противоречат друг другу. Возвращаясь к примеру термитов, в ряде обстоятельств в Малави термиты считаются самыми священными животными на Земле. Для жителей этой страны они — еда, причем замечательная. А в других обстоятельствах термиты ужасны, потому что они уничтожают урожай. Термиты также используются в качестве символов. К примеру, термитники имеют действительно символическое значение для матрилинейных[2] сообществ. Если посмотреть на колонию термитов, то можно обнаружить, что там есть королева, в сто раз превышающая в размере остальных маленьких термитов-работяг. Королева постоянно воспроизводится. Следовательно, в разных контекстах термиты имеют разное значение.

Если это исследование повлияло на вашу собственную жизнь, то как?

Говорят, что полевая исследовательская работа — это зрительный поиск, тяжелое испытание. Я никогда так не воспринимал исследования. Я всегда ими наслаждался. Я вечный студент. В каком-то смысле моя работа и жизнь переплетаются. У меня никогда не было проблем с самоопределением, с поиском собственной идентичности. Я всегда считал себя парнем рабочего класса из Блэк-Кантри [Англия, Западный Мидленд]. Кроме того, я всегда видел себя в роли учителя и одновременно антрополога-исследователя, поэтому можно сказать, что моя жизнь и научная работа крепко связаны. То есть нельзя сказать, что моя научная работа здесь, а жизнь — там. Скорее, они друг друга дополняют. Занятие полевой работой подразумевает и опыт, и интеллект. Переход от опыта к интеллекту наступает тогда, когда опыт трансформируется в определенные знания.

Рассказ Гарри Марвина (2015)

Мое этнографическое исследование посвящено событиям, в ходе которых люди взаимодействуют с животными и при которых смерть последних — это типичный исход. Моим первым исследовательским проектом стало изучение боя быков в южной Испании. Там же я также исследовал культурную значимость петушиных боев. С тех пор я занимался полевой работой, изучая охоту на лис в Англии и на крупную дичь в Европе. Многие отрицательно относятся к таким занятиям, поскольку их участники с увлечением наблюдают за смертью животных или непосредственно убивают их. Но с помощью своего исследования я попытался доказать, что хотя эти мероприятия и приносят причастным к ним определенное удовольствие, это удовольствие многогранно, и его сложность невозможно постичь посредством простого внешнего наблюдения. Матадоры говорили мне о своей любви к быкам, а охотники с восторгом отзывались о своей добыче. Такое отношение может показаться странным, учитывая, что все эти люди говорили о погибших животных. Моя задача состояла в том, чтобы внимательно слушать, тактично задавать вопросы и пристально наблюдать, чтобы понять происходящее. Во всех описанных случаях животных убивали, но постепенно я понял, что все эти смерти имеют культурное значение. Следовательно, суть этих смертей представляла антропологический интерес. Моя работа как антрополога была в том, чтобы раскрыть и интерпретировать культурную значимость выступлений с животными и их убийства в ходе этих мероприятий. Важно то, что по роду деятельности мне пришлось погрузиться в мир боя быков и охоты, чтобы понять его изнутри, а не судить о них со стороны.

Все подобные мероприятия вызывают существенную критику со стороны многих людей, которые в них не участвуют. Участники же, в свою очередь, часто с подозрением относятся к мотивам и вопросам посторонних. Вероятно, они волнуются, что такие наблюдатели могут прийти с политической повесткой по защите прав и благополучия животных, пытаясь получить доступ к информации, чтобы затем разными способами критиковать, осуждать и дискредитировать мероприятие и его участников. Подобные опасения создали для меня определенные трудности, когда я пытался попасть на мероприятие, чтобы провести этнографическое исследование методом включенного наблюдения. Трудности состояли в том, что люди расспрашивали, кто я, что хочу разузнать, в чем мои мотивы, что именно войдет в такого рода исследование и что я буду делать с полученной информацией.

В начале моего исследования в Испании у меня не было никаких контактов, и однажды мне даже пришлось обратиться к руководству. Впрочем, удачное знакомство с человеком, чей отец был членом клуба любителей корриды, дало мне необходимый толчок. Меня представили членам клуба, которые изначально подозрительно отнеслись к гостю, приехавшему из страны, где, по рассказам, бои быков строго порицались. Тем не менее они вроде бы приняли мои уверения, что моей целью был не сбор доказательств против якобы варварской традиции. Впоследствии они главным образом стали проверять серьезность моих намерений и истинность моего стремления познать мир корриды. Стоило ли проводить время со мной, говорить со мной и помогать мне? Со временем мой подлинный интерес был вознагражден, и мне повезло проводить по несколько часов в день в клубе практически ежедневно. Так что мне и нужные беседы удались, и полезные контакты появились — чтобы ходить на бои быков со знающими людьми, знакомиться с матадорами и проводить время на ранчо. Именно желание погрузиться в их мир позволило мне создать этнографический материал, необходимый для моего проекта.

А вот попасть в мир охоты на лис оказалось гораздо более сложным процессом ввиду политического контекста, а также в связи с тем, что противникам таких мероприятий в прошлом нечестным образом удавалось влезть в сообщество и обманом собирать информацию для своих политических кампаний. Как участникам охоты было знать, что я не один из злоумышленников? Можно ли было мне доверять? После сложного и тщательного процесса проверок мне постепенно разрешили наблюдать за охотой, в том числе из «лендроверов», которые ездили вслед за охотниками, а также помогать с разными заданиями в день охоты. Меня стали приглашать на общественные мероприятия, где я мог задавать все интересующие меня вопросы. Для меня как антрополога это был самый удачный и полноценный доступ, на который я только мог рассчитывать. Мне так и не удалось доказать, что я не был подставным лицом. Тем не менее, когда я показал участникам охоты мои академические публикации, они начали понимать, к каким антропологическим достижениям я стремился.

В этом исследовании у меня была невероятная привилегия попасть