Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Джон Эванс

обличительных работах о евреях создали новый язык неистового насилия. Как говорил Лангбен в 1892 г., евреи были «для нас ядом, и относиться к ним нужно соответственно», «евреи — это лишь преходящая чума и холера». Книга Лангбена была переиздана сорок раз менее чем за год и продолжала оставаться бестселлером долгое время после этого. Оскорбительные выпады по адресу тех, кого автор называет «евреи и идиоты, евреи и подлецы, евреи и шлюхи, евреи и профессора, евреи и берлинцы», соединялись здесь с призывами к восстановлению иерархического общества, возглавляемого «тайным кайзером», который однажды выйдет из тени, чтобы возродить Германию в её прежней славе[111].

Такие идеи обсуждались и разрабатывались в группе, собиравшейся вокруг вдовы композитора Рихарда Вагнера в Байройте. Вагнер жил в этом северном баварском городке до своей смерти в 1883 г., а его эпические музыкальные драмы ставились каждый год в оперном театре, который он спроектировал специально для этих целей. Вагнер писал их не в последнюю очередь для того, чтобы распространять псевдогерманские национальные мифы, в которых героические фигуры из скандинавских легенд служили идеальными прообразами будущих вождей Германии. Сам Вагнер был культурным антисемитом уже в начале 1850-х. В своей скандально известной книге «Иудаизм в музыке» он заявил, что «еврейский дух» противен музыкальной глубине. Решение этой проблемы он видел в полной ассимиляции евреев в немецкую культуру и замене еврейской религии, а фактически любой религии, светскими эстетическими нормами, на которые он ориентировался в собственных музыкальных драмах. Но к концу жизни его взгляды стали гораздо более расистскими под влиянием его второй жены Козимы, дочери композитора Ференца Листа. В конце 1870-х она писала в своём дневнике, что Вагнер, имевший в то время крайне пессимистичное представление о цивилизации, прочёл антисемитский трактат Вильгельма Марра 1873 года и полностью согласился с его идеями. В результате такого изменения своей позиции Вагнер больше ратовал не за ассимиляцию евреев в немецкое общество, а за полное их исключение из него. В 1881 г., обсуждая классическую пьесу Лессинга «Натан Мудрый» и жуткий пожар в венском театре, при котором погибло более четырёхсот человек, многие из которых были евреями, Козима писала, что её муж «язвительно заметил, что все евреи должны гореть при постановке «Натана»»[112].

После смерти Вагнера его вдова превратила дом в Байройте в своего рода храм, в котором группа приверженных последователей занималась сохранением священной памяти ушедшего Мастера. Люди, собиравшиеся вокруг Козимы в Байройте, придерживались радикальных антисемитских взглядов. Кружок Вагнера старался изо всех сил, чтобы представить оперы композитора как картины борьбы северных героев с еврейскими злодеями, хотя его музыка, конечно, допускала множество других интерпретаций. Среди главных фигур этого кружка можно назвать Людвига Шемана, учёного, переведшего трактат Гобино о неравенстве рас на немецкий в 1898 г., и англичанина Хьюстона Стюарта Чемберлена (родился в 1855 г.), женившегося на одной из дочерей Вагнера и в своё время опубликовавшего восторженную биографию этого великого человека. Пока Козима и её друзья распространяли свои идеи в периодических публикациях «Байройтских записок», Шеман ездил по стране, организуя антисемитские собрания и основывая различные радикальные расистские организации, самой известной из которых было Общество Гобино в 1894 г. Ни одна из них не была особо успешной. Однако поддержка Шеманом французского теоретика всё равно сильно помогла ввести в моду термин «арийский» среди немецких расистов. Изначально это слово использовалось для обозначения общих предков носителей германских языков, таких как английский и немецкий, но вскоре оно приобрело современный смысл, когда Гобино выдвинул свой тезис о том, что выживание расы может гарантироваться только расовой чистотой, которая предположительно сохранилась в германском, или «арийском», крестьянстве, а расовое смешение вызывает культурный и политический упадок[113].

Однако наиболее сильное влияние имел Чемберлен со своей книгой «Основы девятнадцатого века», опубликованной в 1900 г. В своей туманной и мистической работе Чемберлен изобразил исторический процесс как борьбу за доминирование между германской и еврейской расой — единственными двумя расовыми группами, сохранившими изначальную чистоту в мире смешанных рас. Героическим и культурным германцам противостояли жестокие и механистичные евреи, которых Чемберлен представил в качестве космической угрозы человеческому обществу, вместо того чтобы просто не обращать на них внимания как на маргинальную, или низшую, касту. С расовой борьбой была связана борьба религиозная, и Чемберлен приложил много усилий, пытаясь доказать, что христианство изначально было германским и что Иисус, несмотря на все свидетельства, не был евреем. Работа Чемберлена произвела впечатление на многих читателей благодаря попыткам научного обоснования изложенных в ней идей, наиболее существенным моментом в этом отношении было объединение антисемитизма и расизма с социал-дарвинизмом. Английский учёный Чарльз Дарвин утверждал, что животные и растительные царства подчиняются закону естественного отбора, согласно которому наиболее приспособленный выживает, а слабый или менее адаптированный исчезает, гарантируя, таким образом, улучшение вида. Социал-дарвинисты применили эту модель и к человеческой расе[114]. Они сформулировали ряд ключевых идей, которые потом были переняты нацистами.

III

Чемберлен не был одинок в распространении таких взглядов. Целый ряд авторов, учёных и других деятелей внесли свой вклад в возникновение в 1890-х нового, жёсткого селекционного варианта социал-дарвинизма, в котором на первое место выводилась не мирная эволюция, а борьба за выживание. Характерным представителем этой школы мысли был антрополог Людвиг Вольтман, который в 1900 г. заявлял, что арийская, или германская, раса представляла собой вершину эволюции человека и поэтому была высшей по сравнению с другими. Таким образом, он утверждал, что «германская раса была избрана, чтобы править миром»[115]. Однако другие расы, как он считал, мешали этому. Германцам, по мнению некоторых людей, требовалось больше «жизненного пространства» (Lebensraum), которое следовало захватить у других народов, в основном у славян. Причина заключалась не в том, что страна действительно была перенаселена — никаких подтверждений тому не было, — а в том, что продвигавшие такие взгляды люди заимствовали свои идеи из животного царства и применяли их к человеческому обществу. Встревоженные ростом процветающих городов Германии, они стремились восстановить сельский идеал, мечтая о времени, когда германские поселенцы смогли бы владеть землями «низших» славянских крестьян, как — об этом начинали говорить историки — это уже было в Средние века[116]. Подобные представления о международной политике как об арене борьбы между различными расами за превосходство или выживание широко распространились среди представителей политической элиты Германии к началу Первой мировой войны. Такие люди, как военный министр Эрих фон Фалькенгайн, командующий военным флотом Альфред фон Тирпиц, советник рейхсканцлера Бетмана-Гольвега Курт Рицлер