История сионизма - Уолтер Лакер

самодисциплины и целеустремленности, и большая часть его начинаний оставалась, по свидетельству одного из современников, незавершенной. Утверждали, что он — одаренный математик, но, в отличие от Вейцмана, он так и не закончил свое обучение. Он стал экспертом по вопросам положения евреев в России, а позднее — ив других странах. Опубликованное им собрание документов на эти темы оказалось чрезвычайно ценным, однако собственных сочинений Моцкин оставил не так уж много[688]. В поздние годы главной сферой интересов Моцкина стала политика в диаспоре: благодаря его усилиям состоялся Всемирный еврейский конгресс, хотя сам Моцкин не дожил до этого события (он умер в 1934 г.). Он не был настолько целеустремленным, как Усишкин или Вейцман. Возможно, он любил жизнь больше, чем они. Во всяком случае, он любил Париж — его бульвары, рестораны и кафе.

«Там он мог встречаться с евреями из самых разных стран. Если посидеть после полудня в Кафе де ля Пе, то можно наблюдать настоящую панораму еврейской жизни. Он тратил больше времени на чаепитие, чем на работу за столом. Он читал серьезную литературу и никогда не раскрывал легкомысленных книжек. Казалось, ему вечно не хватает времени на личную жизнь; он мог в любой момент сорваться с места и qp первому требованию отправиться в Лондон, Вену или Нью-Йорк — куда бы ни позвали его дела евреев. Он не любил ни ссор, ни партнерских соглашений»[689].

Моцкин был умным и порядочным человеком, но на роль лидера он совершенно не годился.

Из всех выдающихся деятелей сионистского движения самой красочной и яркой фигурой был Жаботинский, однако с самого начала 1920-х гг. он находился в оппозиции и не оказывал сколь-либо заметного влияния на официальную политику сионизма. Его политической карьере посвящена отдельная глава в данной книге. Близкое окружение Вейцмана состояло из узких специалистов, а не таких разносторонних людей, как он сам; они не играли важной роли во внутренней сионистской политике даже в те периоды, когда были членами Исполнительного комитета. Киш, Эдер, Гарри Захер и даже Бродецкий в глазах восточноевропейских евреев были евреями лишь наполовину, а наполовину — англичанами; не все даже как следует понимали их речь. Поскольку эти люди не усвоили восточноевропейскую культурную традицию, они никогда не чувствовали себя уютно в панибратской атмосфере сионистских конгрессов. Кроме Жаботинского, среди ревизионистов ярких личностей не было. Роберт Штриккер, поддерживавший Жаботинского в 1920-е гг., не располагал ни сторонниками, ни авторитетом за пределами Вены. Подобно Лихтхайму, он вскоре прервал отношения с ревизионистами.

Трудовое движение в руководстве сионистской организацией представлял Капланский, которого в Палестине плохо знали, так как он только в поздние годы поселился в Хайфе, где возглавил технический университет. Бен-Гурион, Шпринцак, Ремес, Бен Цеви и Кацнельсон присутствовали на сионистских конгрессах в 1920-е гг., однако на их выступления почти никто не обращал внимания. Большинство делегатов все еще были слишком озабочены своими специфическими проблемами, и даже красноречие Берла Кацнельсона не произвело на них особого впечатления. «Чудо-ребенком» лейбористского движения был Виктор (Хаим) Арлозоров, родившийся в Ромнах на Украине, получивший образование в Берлине, вошедший в сионистскую политику на 12-м конгрессе и в 1924 г., в возрасте двадцати пяти лет, ставший членом Комитета Действия.

Арлозоров был чрезвычайно одаренным человеком: тактичность и политическая интуиция сочетались в нем с выдающимися организационными способностями и ораторским талантом. Он был лучшим оратором сионистского движения, менее хвастливым и более убедительным, чем Жаботинский. Он лучше разбирался в экономике и социологии, чем все прочие лидеры сионизма, и представлял собой редкостную комбинацию интеллектуала и человека действия. Его политические симпатии принадлежали партии «Хапоэль Хацаир»; Арлозо-ров был одним из главных архитекторов слияния этой партии с «Ахдут Ха’авода», благодаря которому в 1930 г. образовалась «Мапаи». Он разработал оригинальную ветвь социалистического учения («народный социализм»), ни в коей мере при этом не являясь доктринером: Арлозоров всегда был готов изменить свои воззрения в соответствии с новыми достижениями и новым опытом[690]. Ему рано стали поручать дипломатические миссии от имени Исполнительного комитета — в Женеву, в Лондон и США. Можно усмотреть иронию судьбы в том, что после отставки Вейцмана Арлозоров, который являлся, по собственному признанию, «крайним вейцманитом», был избран его преемником на посту министра иностранных дел сионистской организации.

Политические условия, в которых Арлозоров принял эту должность, были крайне неблагоприятными: сионистское движение стояло перед угрозой финансового банкротства. Сэр Джон Ченселлор, верховный комиссар в Палестине, не питал особых симпатий к делу сионизма. Лондонское правительство все дальше и дальше отходило от духа и буквы Декларации Бальфура. Разногласия внутри самого сионистского движения становились все острее. И даже члены новоизбранного Исполнительного комитета не особенно огорчились бы, если бы Арлозоров потерпел поражение. Но даже в этой сложной ситуации он проявил невероятную трудоспособность, бесконечное терпение и желание наладить отношения с англичанами и арабами, невзирая на постоянные разочарования на всех фронтах. Но прежде всего Арлозоров стремился придать свежий импульс всему сионистскому движению. К концу 1932 г. появились признаки постепенного улучшения ситуации, но Арлозоров так и не дожил до момента, когда упадок сменился подъемом. Вечером 16 июня 1933 г. он был застрелен во время прогулки по пляжу в Тель-Авиве. Личность убийцы не установлена и по сей день, и некоторые детали этого преступления стали предметом ожесточенных споров. Вину за убийство Арлозорова многие возлагали на одну из экстремистских группировок ревизионистов, однако все это были лишь бездоказательные подозрения, снятые с обвиняемых на суде. Эти события повлекли за собой глубокий раскол в еврейском обществе.

Одним из самых влиятельных сторонников Вейцмана в Германии был Курт Блуменфельд. Красноречивый оратор, он добивался особых успехов, выступая в узком кругу слушателей. Благодаря этому Блуменфельд смог убедить поддержкой многих известных несионистов (как евреев, так и неевреев) в необходимости колонизации Палестины. Роберт Вельтш, уроженец Праги, был редактором самого влиятельного сионистского печатного органа того времени — «Еврейской хроники»; ему принадлежало авторство многих речей, с которыми выступал Вейцман. «Еврейскую хронику» нередко критиковали за ее «ультравейцманизм» (в «арабском вопросе» и в вопросе создания еврейского государства), однако ее высокий культурный уровень был неоспорим, и никто не подвергал его сомнениям. «Еврейская хроника» пользовалась большим авторитетом и способствовала просвещению публики в вопросах сионизма далеко за пределами Германии. Наум Гольдман, родившийся в Восточной Европе и получивший образование в Германии, в довольно раннем возрасте начал играть заметную роль в работе сионистского движения. Гольдман принадлежал к числу «радикальных» сионистов, выступавших против Вейцмана, однако, как и Моцкина и Груенбаума, его интересовала, главным образом, политика в диаспоре, а не палестинские дела. Оставаясь деятелем более мелкого