Александр Островский - Кто стоял за спиной Сталина?

Таким образом, почти половина членов Совета съезда нефтепромышленников состояла из лиц, которые или имели революционное прошлое, или выступали в качестве его кредиторов, или же были связаны с ним через своих ближайших родственников и друзей.

Еще более значительную роль неблагонадежные элементы играли в аппарате Совета. С 1893 по 1896 г. секретарем, а затем управляющим его делами был незадолго перед тем вернувшийся из ссылки чернопеределец Ю. М. Тищенко.

На посту управляющего его заменил Абрам Никитич Дастаков (Достаков){53}. Сын армянского купца, А. Н. Дастаков, будучи студентом Петербургского университета, примкнул к «Народной воле» и стал руководителем «Союза молодежи», в состав которого ему удалось привлечь будущего большевика М. С. Ольминского (Александрова){54}. В 1884 г. А. Н. Дастаков был привлечен к делу о «Рабочей группе Народной воли» и по высочайшему повелению подчинен гласному надзору полиции на 3 года в г. Закаталы Тифлисской губернии{55}. В 1890 г. вместе с К. И. Хатисовым А. Н. Дастаков принял участие в создании партии «Дашнакцутюн», став одним из ее руководителей и авторов ее программы{56}.

В должности управляющего делами Совета нефтепромышленников А. Н. Дастаков находился бессменно вплоть до 1917 г.{57}.

Многие годы его помощником на этом посту был Тигран Артемьевич Бекзадян. В революционном движении участвовала его сестра Елена, принадлежавшая к числу наиболее активных членов Бакинской организации РСДРП{58}, а также два его брата — Александр и Рубен{59}. Особую известность получил Александр (Юра) (1881–1939). Закончив реальное училище, он в 1900 г. поступил в Харьковский технологический институт. После третьего ареста был выслан из Харькова в Баку. Здесь вошел в состав городского комитета РСДРП, в ноябре 1905 г. по дороге на IV съезд партии был арестован, в апреле 1906 г. сумел бежать. Около восьми лет провел в эмиграции. В 1907–1908 гг. принимал участие в размене 500-рублевых купюр, захваченных во время тифлисской экспроприации, «в 1912 г. работал в Париже от большевиков в Комиссии (тройке) по разоблачению провокаторов». В ноябре 1914 г. вернулся в Россию и здесь был арестован{60}.

После того как Ю. М. Тищенко покинул Контору съезда нефтепромышленников, секретарем Совета стал его свояк Е. И. Введенский, отбывавший в Баку срок гласного надзора полиции. В 1907–1917 гг. эту должность занимал Иосиф Федорович Блинов{61}.

И. Ф. Блинов тоже имел революционный стаж. Обучаясь в Московском университете, он вместе с В. Д. Бонч-Бруевичем, Н. М., В. М. и К. М. Величкиными, П. Н. Колокольниковым и Л. Н. Румой являлся членом кружка, входившего в состав Московского Рабочего союза{62}. Одновременно И. Ф. Блинов представлял университет в «Союзном Совете», который объединял студенческие землячества Москвы и членом которого, как мы знаем, являлся гориец И. И. Барамов. 16 января 1897 г. И. Ф. Блинов был приговорен по делу об этом Совете к трем годам ссылки в Архангельскую губернию{63}. Отбыв положенный срок, он в 1900–1905 гг. жил в Смоленске, Казани и Пензе, а затем перебрался в Баку, здесь поступил на службу в Совет съездов нефтепромышленников, через некоторое время стал сначала его секретарем, а затем и одним из членов{64}.

Таким образом, канцелярия Совета съезда нефтепромышленников на протяжении почти четверти века находилась в руках лиц, не только имевших революционное прошлое, но и продолжавших сохранять связи с революционным подпольем.

Неудивительно, что почти все основные должности в аппарате Совета съезда нефтепромышленников занимали лица, проходившие по жандармским документам как неблагонадежные. В качестве примера можно указать на Статистическое бюро Совета съездов. В 1897–1902 гг. его возглавлял Иван (Иоанес) Яковлевич Сагателян, тоже числившийся под гласным надзором полиции. По одним данным, он являлся членом партии эсеров, по другим — «Дашнакцутюн»{65}.

В 1902–1903 гг. его на посту руководителя Статистического бюро сменил Владимир Константинович Истомин{66}. Сын инспектора Харьковской духовной семинарии, он с 1882 г. обучался в Петербургском технологическом институте. Здесь вошел в уже упоминавшийся кружок К. Р. Кочаровского{67}. «В этот кружок, — показала позднее на следствии Неонила Константиновна Истомина, — был приглашен и Владимир Переверзев[90], студент Технологического университета, живший в то время на одной квартире с моим братом»{68}. Как мы знаем, кружок К. Р. Кочаровского имел связи с эмиграцией, в частности, В. К. Истомин, по предположению Департамента полиции, переписывался с Михаилом Соловейчиком{69}. В 1887 г. В. К. Истомин был заподозрен в составлении воззвания к бастующим студентам и в следующем году выслан из Петербурга в Харьков, где через некоторое время оказался привлеченным к дознанию по делу «Андреева, Кудряшова и других», а затем к дознанию по делу о распространении журнала «Самоуправление» и по высочайшему повелению 27 декабря 1889 г. приговорен к 8 месяцам тюремного заключения. По последнему дознанию проходили Владимир Павлович Кранихфельд и Александр Александрович Ломакин{70}. Отбыв наказание, В. К. Истомин поселился в Баку и поступил на службу в «Каспийское товарищество». Здесь, по сведениям жандармов, он находился «в дружбе с Тищенко», поддерживал отношения с Введенским, Дастаковым и некоторыми другими неблагонадежными лицами{71}. По крайней мере до 1903 г. находился под негласным надзором полиции{72}.

Преемником В. К. Истомина на посту заведующего Статистическим бюро в 1907–1917 гг. был социал-демократ Василий Ильич Фролов{73}, а его помощником до 1915 г. являлся бывший месамедист, тоже к этому времени ставший социал-демократом, Николай Михайлович Флеров{74}. В 1908–1916 гг. видное место в Статистическом бюро занимал также социал-демократ Александр Митрофанович Стопани, сестра которого Надежда была замужем за И. И. Барамовым{75}.

Таким образом, мы видим, что сотрудничество определенной части предпринимателей с революционными партиями вело к сращиванию предпринимательских организаций и революционного подполья. В некоторых случаях между ними устанавливались настолько тесные отношения, что имела место согласованность даже в таком вопросе, как кадровый.

Вот, например, как характеризовал взаимоотношения между управляющим Биби-Эйбатским нефтепромышленным товариществом А. И. Манчо и революционной частью рабочих этого предприятия кассир Бакинского комитета РСДРП рабочий И. П. Вацек: «…Управляющий нефтяным обществом был либерал (А. И. Манчо. — А.О.), и [он] знал, что на заводе у него работали и большевики, и меньшевики, и эсеры. Допускал он это потому, что между нами — тремя партиями — шли споры, и это было ему выгодно. Завод наш был революционным, и мы не принимали к себе беспартийных. Мы организовали заводскую комиссию, и когда управляющий хотел кого-нибудь принять, то, как это ни удивительно, он спрашивал нас, принять или не принять»{76}.

Сращивание революционного подполья с коммерческими предприятиями и предпринимательскими организациями имело своим следствием не только то, что под крышами этих предприятий и организаций находили прибежище лица, связанные с революционным движением. Занимая определенное положение в деловом мире, эти лица имели возможность использовать соответствующие коммерческие и предпринимательские структуры в интересах революционного движения.

Одна из проблем, от решения которой во многом зависела деятельность революционных партий, была связана с аккумулированием денежных средств, другая, не менее важная проблема заключалась в их хранении и перемещении.

Все члены революционных партий находились под дамокловым мечом возможного ареста, поэтому хранение денег у себя было связано с постоянным риском. Так, когда в 1906 г. жандармы нагрянули на квартиру свекрови Марины Цветаевой, в прошлом известной народницы Елизаветы Петровны Дурново (в замужестве Эфрон), принадлежавшей к партии эсеров-максималистов, они обнаружили у нее партийную кассу — «свыше 100 тыс. руб.»{77}.

Чтобы не допустить этого, нередко использовался прием, который так описывал Д. Рязанов:

«Мы, — вспоминал он, — установили такой порядок: деньги мы держали обычно у себя, но когда эти деньги превышали определенную сумму, мы излишки передавали особому хранителю», который не принимал непосредственного участия в революционной деятельности, но сочувствовал революционному подполью и готов был оказывать ему помощь{78}.