Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке - Рикарда Вульпиус

Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке читать книгу онлайн
После крупной победы над Швецией в Северной войне царь Петр I принял титул «императора». Если до этого страна именовалась Московской Русью, Московским царством, Русской землей или Россией, то отныне она была символически преобразована в «империю». Означало ли это, что произошло некое коренное изменение в развитии страны? И если да, то что именно изменилось? Разве прежде в восприятии государственной элиты еще не существовало империи? И что понимали современники Петра I и его преемниц под «империей»? Заложило ли это понимание основы имперского сознания, которое существует и в наши дни? Книга Рикарды Вульпиус исследует XVIII век как поворотный момент в истории страны и показывает, что процесс формирования империи в царской России вовсе не шел по какому-то исключительному «особому» пути. Дискурсы и практики цивилизаторства, аккультурации и ассимиляции, которыми оперировало российское государство, обнаруживают многочисленные параллели с образом мысли и действиями других колониальных империй. Анализируя институт подданства и практику взятия в заложники нехристианских народов Востока и Юга, исследовательница показывает, как существовавшая в России до XVIII века идея ассимиляции соединяется с европейским цивилизаторским дискурсом и приводит к формированию всеобъемлющего имперского самосознания российской элиты. Рикарда Вульпиус — профессор Мюнстерского университета, специалист по истории Восточной Европы.
147
Выражение «собирание земель Киевской Руси» описывает процесс экспансии Московского княжества и позже Великого княжества, в ходе которого была присоединена большая часть княжеств, до нашествия Золотой Орды находившихся под властью Киевской Руси. Это выражение ни в коем случае не означает, что московские князья и великие князья «вернули» себе родовое имущество своей династии. Скорее следует делать различие между, с одной стороны, Киевской Русью как государством, в традициях которого видят себя сегодня как русские, так и украинцы и белорусы, и, с другой стороны, Московским княжеством, которое исключительно русские рассматривают как колыбель их позднейшего государства. Критику понятия «собирание земель Киевской Руси» см.: Kollmann. The Russian Empire. Р. 48–49.
148
Расслоение концепции можно наглядно проследить с помощью текстов, которые использовались в процессе покорения для принесения присяги. Примеры текстов присяг в имперском контексте можно найти в КабРО. Т. 1–2, здесь т. 1. № 143 (06.09.1642). С. 215; Колониальная политика Московского государства. № 9 (1642–1654). С. 10–11; ПСЗРИ. Т. 1. № 69. С. 114. Пункт 69. С. 255 (31.08.1651); ПСЗРИ. Т. 3. № 1585. Пункт 25. С. 320–322 (14.05.1697); КРО. Т. 1. № 70 (19.08.1740). С. 68, 169; № 254. С. 646 (1762); КРО. Т. 2. № 63. С. 114 (март — апрель 1786); РДагО. Т. 2. № 267 (не позднее мая 1786), 195; МпиК ССР. Т. 4. № 19 (05.04.1787). С. 83; РДагО. Т. 2. № 356 (12.04.1803). С. 265–267; № 372 (28.02.1807). С. 279–280; КРО. Т. 2. № 119 (1823). С. 207. — О формулировке присяги, которую приносили все жители царства при восшествии на престол нового царя: ПСЗРИ. Т. 7. № 4646 (02.02.1725). С. 412; № 5070 (07.05.1727). С. 788–789; Т. 8. № 5509 (28.02.1730). С. 253; Т. 11. № 8473 (25.11.1741). С. 538; Т. 15. № 11391 (25.12.1761). С. 875–876; Т. 16. № 11582 (28.06.1762). С. 3–4; Т. 24. № 11391 (25.12.1761). С. 875–876; № 17635 (12.12.1796). С. 230–232; Т. 26. № 19779 (12.03.1801). С. 583–584.
149
Rustemeyer. Dissens und Ehre. S. 135–137. Здесь же приведены примеры нарушения запрета приносить присягу лицам, находящимся на более низком, чем самодержец, уровне.
150
Концепция, согласно которой каждый подданный лично служит правителю, была заложена уже в Соборном уложении 1649 года. Черная. От идеи «служения государю» к идее «служения отечеству». С. 31.
151
Это, вероятно, стало продолжением традиции, которая развивалась уже во время киевского государства. Уже в те времена присяга приносилась преемникам правителя, хотя сам правитель еще был жив. Таким образом, присягу можно рассматривать как «династическую клятву верности». Ср. Dewey, Kleimola. Promise and Perfidity. Р. 328.
152
Этот же принцип был в силе с точки зрения московских дипломатов при заключении договоров и соглашений о перемирии: они были действительны до тех пор, пока правитель, в период правления которого они заключались, был жив. После вступления на престол его преемника должны были заключаться новые договоры или соглашения о перемирии. В российской державе эта норма действовала гораздо дольше, чем в Западной Европе, где договоры правителей уже в XVI веке рассматривались все реже как связанные с личностью, но в первую очередь с государством. Грабарь. Материалы к истории литературы международного права в России. С. 20.
153
С другой стороны, анализ семантики понятия вечное подданство, проведенный В. Прокоповичем, вводит в заблуждение. Прокопович не замечает в принятии в подданство той двойственности, которая вырастала из русской исторической традиции, когда, с одной стороны, это акт милости правителя и, таким образом, связь с его личностью, с другой стороны, это с XV века постепенно появившееся с течением времени проявление не персональных, а династических отношений, переходящих в связь с государством, и в них добавление «вечное» формулирует притязание на то, что они длятся и после смерти настоящего правителя. Prokopovych. The Problem of the Juridical Nature of the Ukraine’s Union with Muscovy. — В германском пространстве позднего Средневековья присяга на подданство тоже требовалась каждый раз, когда к власти приходил новый суверен. Присяга, однако, приносилась без претензии на «вечность». С самого начала она была связана только с конкретной властью. Эта ограниченная действенность объясняется такой распространенной для германских территорий характеристикой, как частая смена правителей в пределах одной и той же области. Holenstein. Die Huldigung der Untertanen. S. 278 f., s. 385 f. и s. 509.
154
Документ, который царь Иван IV передал своему послу Дмитрию Непейцину, чтобы в 1555 году привести к присяге правителей Сибирского ханства, все еще носил даже монгольское название «жалованный ярлык». Это отчетливо свидетельствует о том, что Московское царство непосредственно переняло монгольскую практику, хотя потом термин «грамота» постепенно возобладал над термином «ярлык». См.: История Сибири с древнейших времен. Т. 1. С. 371; Трепавлов. Присоединение народов к России. С. 200; Он же. Лояльность в обмен на ярлык.
155
Летопись так пишет о грамоте 1555 года: «…и пожяловал бы их государь, в ясакех полехчил и дал бы им жяловалную свою грамоту <…> дал им грамоту жяловалную со златою печятью, а ясаки им отдал на три годы». Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича // ПСРЛ. Т. 29. С. 62. — Но не только московская сторона, но и некоторые принятые в подданство этнические группы придавали большое значение жалованному ярлыку. Чуваши поместили свою грамоту с золотой печатью в специально для этого изготовленный деревянный ларец, который они для лучшей сохранности зарыли в землю. Димитриев. Чувашские предания о Казанском ханстве. С. 113; Трепавлов. «Белый царь». С. 142.
156
Достоверно
