Сергей Мельгунов - Мартовскіе дни 1917 года

[383]

На кадетском съѣздѣ Щепкин связал «стоходовскую панаму» с обращеніем Совѣта к демократіи всего міра — нѣмцы в отвѣт пустили волну газа, от которой погибла масса народа (по свѣдѣніям Алексѣева стравленных газами насчитывалось около 800 человѣк).

[384]

Подмѣченное наблюдательным общественным дѣятелем «требованіе» народа в большей степени относилось к тѣм представителям боевого патріотизма, которые прочно окопались в революціонном тылу и из своего мѣста произносили патетическія и обличительныя рѣчи. Их слова на тему: «хоть рубашку с нас снимите, но Россію спасите», опредѣленно звучали фальшиво.

[385]

Из телеграммы Ставки о Стоходѣ явствует, что эта операція была задумана еще до начала русской революціи. Алексѣев говорил: «в теченіе послѣдних пяти недѣль по свѣдѣніям, получаемым, как от плѣнных, так, и путем воздушной развѣдки, совершенно опредѣленно намѣчалось стремленіе противника произвести атаку против нашего плацдарма на лѣвом берегу Стохода... Представлялось вполнѣ опредѣленным, что противник попытается произвести наступленіе с наступленіем оттепели».

[386]

За статью в «Правдѣ» о «манифестѣ 14 марта Суханов упрекал Каменева в «оборончествѣ». 25-го марта, по поводу агитаціи в Кронштадтѣ «побросать оружіе, заклепать пушки, испортить поставленныя мины», «Правда» помѣстила особое воззваніе к гарнизону, приглашавшее не вѣрить подобнаго рода провокаціонным призывам.

[387]

Мы говорим, конечно, не о ленинской концепціи превращенія міровой войны во всемірную гражданскую бойню под пролетарским стягом.

[388]

Любопытно, что побѣдоносную Францію эпохи «великой революціи» — «сильную духом и вѣрой в свѣтлое будущее родины», вспомнил в приказѣ 5 марта командующій 10-й арміей ген. Горбатовскій, отставленный новой властью.

[389]

Интересно, принимая во вниманіе последующую судьбу в дни революціи ген. Гурко, отмѣтить, что новый главнокомандующій Западным фронтом, в своей телеграммѣ военному министру 24-го марта, выражал твердую уверенность, (что народ, который сумѣл добиться политической свободы, «должен сумѣть завоевать себѣ и политическую свободу внѣшнюю»... «Армія вполнѣ проникнута сознаніем тѣсной связи того и другого; нужно, чтобы и весь народ в тылу и его руководители прониклись тѣм же, и тогда побѣда обезпечена, но ее нужно вырвать у врага, а не надѣяться, что она сама к нам придет вслѣдствіе неумѣлых и нерѣшительных дѣйствій противника».

[390]

Измѣнившееся настроеніе настолько затемнило память Алексѣева, что в своем послѣдующем дневникѣ по поводу іюньскаго наступленія он записал: «в началѣ апрѣля высшіе начальники высказали мнѣніе, что о наступательных операціях немыслимо думать».

[391]

Проф. Легра в свой апрѣльскій дневник записал объясненіе Милюкова, что серьезному наступленію препятствует лишь продовольственное дѣло. которое было неосуществимо в тогдашних условіях.

[392]

Выступленіе Милюкова было сугубо «безтактно», ибо как раз в этот момент остро стоял вопрос о «займѣ свободы». Интервью в газетах появилось в день похорон жертв революціи.

[393]

Происходившая в эти дни в Москвѣ конференція народных соціалистов, которые были как бы внѣ совѣтской общественности и ея «интернаціональнаго міросозерцанія», «оборонческіе» взгляды которых сомнѣнію не подлежали, очень опредѣленно высказалась против каких либо «завоеваній». Формула эта была популярна, — она повторялась и в обращеніи к Совѣту Пироговскаго Съѣзда 8-го апрѣля и Учительскаго Съѣзда 10-го.

[394]

Керенскій в Совѣщаніи Совѣтов увѣренно говорил, что измѣненіе цѣлей войны в Россіи вызовет измѣненіе этих цѣлей у всѣх держав — это «несомнѣнно», это «ясно, как день».

[395]

«Революціонная демократія» несомнѣнно возлагала большія надежды на свой проект созыва в Стокгольмѣ, в концѣ іюня, международной соціалистической конференціи, главной задачей которой представлялась, выработка «путей и средств» для «борьбы за мир». По отношенію ко времени, о котором у нас идет рѣчь, это было — будущее, ибо постановленіе Исп. Ком., относительно обращенія к соціалистическим партіям и центральным профессіональным организаціям «всего міра» по поводу созыва такой конференціи, было сдѣлано лишь 20-го мая. Была ли это только «утопія»? Отмѣтим, что представитель русскаго дипломатическаго вѣдомства в Лондонѣ, К. Д. Набоков, был увѣрен, что осуществленіе этого проекта привело бы к компромиссному миру. Идея созыва стокгольмской конференціи отнюдь не принадлежала большевикам, как предполагает, напр., проф. Перс (очевидно, и Милюков). Перс, бывшій в то время в Россіи и прикомандированный к англійской военной миссіи, утверждает, что он сам слышал агитацію большевиков на фронтѣ за заключеніе мира в Стокгольмѣ. Очевидно, англійскій историк не слишком глубоко проник в отношенія соціалистических партій : — подлинные большевики являлись, опредѣленными противниками стокгольмской затѣи.

[396]

В составленіи самого документа Милюков непосредственнаго участія не принял. Составлен был проект заявленія тѣми членами Правительства, которые были в оппозиціи к внѣшней политикѣ министра ин. дѣл. Это была все та же оппозиціонная «семерка».

[397]

Резолюція, предложенная Каменевым, была выработана на большевицкой конференціи, собравшейся наканунѣ Совѣщанія. Конференція не нашла отклика в тогдашней столичной печати. Шляпников приводит свѣдѣнія из отчета, составленнаго Милютиным, который принадлежал к «лѣвой» группѣ, и напечатаннаго в провинціальном (саратовском) партійном органѣ «Соціал-Демократ». Вопрос о войнѣ вызвал на конференціи «горячія пренія». «Одна часть конференціи твердо стояла на почвѣ рѣшеній, принятых в Циммервальдѣ и Кинталѣ; другая часть не менѣе рѣшительно стала на ту позицію, которую до сих пор горячо отстаивали на Западѣ Гэд и Самба, а у нас Маслов, Потресов, иначе говоря «оборонцы». «Правое» крыло считало неприемлемой резолюцію. предложенную бюро, в силу лозунга о «превращеніи имперіалистической войны в гражданскую» и отсутствія пункта о недопустимости «дезорганизаціи арміи». Принята была компромиссная резолюція в цѣлях «единства большевицких сил» (50 голосов против. 14).

[398]

Резолюція собрала 325 голосов при 20 воздержавшихся и 57 за резолюцію большевиков, которая, отвергая «дезорганизацію арміи», считала необходимым сохранить ея мощь, как оплот против «контр-революціи». С большевиками голосовали с. р. и с. д. «интернаціоналисты». Таким образом, количество чисто большевицких голосов на собраніи оказалось ничтожным. Группа большевиков от 13 городов голосовала за резолюцію Исп. Комитета.

[399]

Вопрос о проливах был не только «руководящей нитью» в дипломатической политикѣ министерства ин. д., как о том заявил на майском партійном съѣздѣ ушедшій из правительства Милюков. Намѣчавшуюся еще осенью 16 г. десантную операцію (см. «Легенду о сепаратном мирѣ») сторонники ея в первые два мѣсяца революціи довольно интенсивно пытались форсировать. В дни посѣщенія Ставки членами Правительства, министр ин. д. был подробно освѣдомлен о предположеніях, касающихся «босфорской операціи» помощи, нач. воен.-морск. отдѣла при Штабѣ верх. главноком. кап. I ранга Бубновым и представителем мин. ин. д. Базили, (босфорскую операцію, по словам Колчака, готовили к моменту, когда в Черном морѣ наступит «совершенно спокойное положеніе»). Намѣчавшійся план, до извѣстной степени, разрушался намѣреніем военнаго министра пріостановить подготовительныя работы по оборудованію транспортных средств в Черном морѣ для дессанта и использовать в виду кризиса желѣзнодорожных перевозок освободившіеся транспорты для грузовых перевозок минеральнаго топлива для фронта. Базили в письмѣ 23-го марта Милюкову жаловался на эту «весьма прискорбную» мѣру с точки зрѣнія «осуществленія наших цѣлей на проливы», так как для выполненія десантной операціи остался «весьма ограниченный срок: от 1 іюля до 1 августа», и «по поступающим свѣдѣніям, обстановка для удара по Константинополю рисуется в благопріятном свѣтѣ». (Предполагалось, не останавливая работ по оборудованію 90 десантных транспортов, для усиленія грузовых перевозок использовать румынскія рѣчныя пловучія средства, стоявшія на Дунаѣ «без всякаго дѣла». Но Румынія отказывала в этом. От мин. ин. д. требовалось воздѣйствіе «дипломатическим путем»). Письмо Базили совпало с нашумѣвшим интервью Милюкова. Но и послѣ правительственной деклараціи 28-го марта, положившей veto на завоевательные планы, разговоры и даже конкретныя мѣры к подготовкѣ «босфорской операціи» не прекращались. Деникин, занявшій 5-го апрѣля пост начальника штаба в Ставкѣ, говорит, что в апрѣлѣ Милюков, «вдохновленный молодыми пылкими моряками» (в дѣйствительности дѣло было, как мы только что видѣли, не совсѣм так), вел «многократно переговоры с ген. Алексѣевым, убѣждая его предпринять эту операцію, которая, по его мнѣнію, могла увѣнчаться успѣхом и поставить протестующую против анексій революціонную демократію перед совершившимся фактом. Ставка отнеслась совершенно отрицательно к этой затѣѣ, так не соотвѣтствовавшей состояніе наших войск (Алексѣев, как мы знаем, и раньше был противником «босфорской операціи»). Просьбы министра становились, однако, так настойчивы, что ген. Алексѣев счел себя вынужденным дать ему показательный урок: предположена была экспедиція в небольших размѣрах к малоазіатском берегу Турціи». Сформированіе отряда было возложено на румынскій фронт. «Прошло нѣкоторое время и сконфуженный штаб фронта отвѣтил, что сформировать отряд не удалось, так как войска... не желают итти в дессант»... (Слѣдовательно солдаты инстинктивно чувствовали безсмысленность «показательнаго урока»). Насколько назойливо вкоренилась в нѣкоторых кругах мысль о «проливах», показывает слѣдующее письмо Базили из Ставки, помѣченное 11 апрѣля: ...«Приходится все болѣе серьезно считаться, — информировал Базилн Милюкова, — с тѣм, что нам, быть может, не удастся по обстоятельствам внутренним, так и в особенности по причинам техническим до конца войны фактически завладѣть проливами... Послѣдній срок принятія рѣшенія — середина мая мѣсяца или в самом крайнем случаѣ, начало іюня мѣсяца («Свѣдѣнія эти сообщаю вам на основаніи слов ген. Деникина», — добавлял Базили). ...Если же мы не завладѣем проливами в теченіе предстоящих мѣсяцев, то есть всѣ основанія предполагать, что война кончится без того, чтобы мы их пріобрѣли. Все это невольно приводит меня к мысли, не слѣдует ли — отнюдь не отказываясь от намѣренія осуществить босфорскую операцію и наоборот, продолжая всячески настаивать на ея необходимости — все же имѣть в виду и иное рѣшеніе вопроса о проливах... Единственным же, как мнѣ кажется, сколько-нибудь пріемлемым для нас способом рѣшить вопрос о проливах для завладѣнія ими, должно быть признано соглашеніе с Турціей на условіях оставленія за ней суверенности над Константинополем и его районам, но с предоставленіем нам необходимых фактических гарантій — «военнаго контроля» в отношеніи проливов, т. е. «всемѣрно стремиться к достиженію сепаратнаго мира с Турціей»..., чтобы «до мирной, конференціи создать совершившійся факт». Подобное рѣшеніе, по мнѣнію Базили, «неизмѣримо выгоднѣе «нейтрализаціи» проливов, к которой имѣют такую неосновательную склонность наши крайне (?) лѣвые круги. (Такую мысль, между прочим, высказал в мартѣ в бесѣдѣ с великобританским военным агентом ген. Ноксом Керенскій и Терещенко в разговорѣ с Бьюкененом).