Время в средневековом городе - Коллектив авторов

узурпированы монастырским сеньором. Таким образом, получается, что город имел некогда статус королевского бурга, который был утрачен. Важным в споре о праве на те или иные привилегии оказывается временной фактор: когда именно появился город и какими привилегиями он в тот момент мог обладать. Правда, существует сложность в интерпретации ранней истории многих городов, поскольку часто источником выступают монастырские хроники, которые заинтересованы в определенном представлении прошлого.

Апелляции к древности (конкретной или абстрактной / незапамятной) возникают в связи с разными вопросами, в зависимости от того, что было более актуально в каждом городе: рынок и статус держаний в Абингдоне, назначение должностных лиц в Рединге, ограничение полномочий сеньора (Фордвич). Апелляция к старине увязывается также со статусом поселения и его «королевским прошлым», временем, когда он принадлежал королю и соответственно обладал определенными привилегиями и свободами. Это могло быть удобным инструментом, так как позволяло обвинить монастырь в узурпации королевских прав и привлечь таким образом интерес короны (Абингдон). В то же время можно увидеть некоторую трансформацию в аргументации, связанной со временем. Если первоначально (в XIII в.) она имеет форму представлений о «старинных обычаях», которые нарушаются сеньором, то в XIV в. происходит трансформация этих представлений: старина теперь увязывается с королевской властью. Любопытно, что наиболее проработанный нарратив был у Сент-Олбанса, который в действительности не имел королевских грамот, пожалованных городу, но и у остальных монастырских городов (Рединг, Фавершем) имеющиеся грамоты не жаловали им желаемое.

А.А. Анисимова

1.4. Три времени городского прошлого: историческое, фольклорное, христианское (по материалам географических анкет XVIII века)

Историческая память многослойна. Среди различных источников ее формирования – памятники историописания и научные исследования, литература и искусство, церковные предания и жития святых, фольклор, свидетельства очевидцев и т. д.[182] Транслируемые в разных типах источников образы прошлого различаются по наполненности, осмыслению и отбору наиболее значимых событий и фигур. Для каждого из них характерны и свои особенности темпоральной структуры.

Время исторической науки опирается на четкую хронологическую шкалу, где каждому событию отведено свое уникальное место. Его течение понимается как направленное движение из прошлого в настоящее и будущее. Лишь с 30-х гг. XX в. (под влиянием идей Ф. Броделя) исследователи начали отделять «время истории» от календарного, астрономического, «количественного» времени, поставив во главу угла его качественное содержание («темпоральное воплощение социального»[183]) и заговорив о его неоднородности и многомерности для разных исторических процессов и явлений.

Фольклорное понимание «старины» в значительной мере мифологизировано. Наиболее давние события (как реальные, так и мыслящиеся таковыми) относятся народной памятью к обобщенному эпическому времени, которое представляет собой «“абсолютное прошлое”, время праотцев и героев, отделенное непроходимой границей от реального времени современности»[184]. Как отдельные этапы исторического прошлого в народных представлениях выделяются персонифицированные времена правления князя Владимира, Ивана Грозного, Петра I и др.[185] При этом устные рассказы о сравнительно недавних событиях вполне могут сохранять и более четкую хронологическую привязку.

Образ прошлого, сформированный церковной традицией, имеет еще более сложную темпоральную структуру. Христианские представления о времени предполагают разделение «мирского» исторического времени (движущегося от грехопадения прародителей к Страшному суду и спасению праведников) и Божественной Вечности (не имеющей ни начала, ни конца). «У Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (2 Петр. 3:8). С одной стороны, земная жизнь апостолов и святых может быть локализована на определенном хронологическом отрезке. С другой стороны, в христианском понимании они не мыслятся исключительно ушедшими в прошлое историческими фигурами, а, приобщившись к «жизни вечной», пребывают вне времени. Согласно церковным преданиям, святые (вне зависимости от степени давности их земного жития) могут чудесным образом принимать участие в событиях, разделенных веками, и являются покровителями христиан и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Точно так же, вне времени, существуют и ключевые события сакральной христианской истории, непрестанно воспроизводимые в годовом круге богослужений (Рождество, Воскресение Христово и т. д.).

Роль различных информационных каналов в формировании исторических представлений разных социальных групп в разные эпохи может меняться, но почти никогда они не существуют изолированно. Вопрос их соотношения и взаимодействия в исторической памяти того или иного социума является сложной исследовательской задачей.

* * *

Предметом настоящего исследования является память о допетровском прошлом, сохранявшаяся в городах европейской части Российской империи в первой половине – середине XVIII в.[186]

Источниками для ее изучения служат результаты историко-географических опросов, проводившихся государственными учреждениями в этот период. Это ответы служащих воеводских, провинциальных и губернских канцелярий на анкеты Герольдмейстерской конторы (1724 г.), Академии наук и Сухопутного шляхетного корпуса (1760 г.).

Научный потенциал этих материалов до сих пор не раскрыт в полной мере. До недавнего времени они привлекались прежде всего для изучения социально-экономической истории, развития географической науки и статистики в России XVIII в.[187] В таком контексте анализу подвергались преимущественно формуляр и обстоятельства проведения опросов, и реже – отдельные городские описания[188]. Отмечалась и ценность результатов анкетирований как источника для изучения городской истории и представлений о ней. Так Д.Я. Резуном впервые были проанализированы данные анкет 1760-х гг. о существовании в Сибири городских летописцев[189].

А.А. Севастьянова[190] и Д.Н. Шанский[191] обращались к присланным из канцелярий ответам на исторические вопросы в контексте изучения провинциального историописания и краеведения (к сожалению, их исследования ограничились лишь опубликованными анкетами). Однако большая часть собранных в результате опросов материалов не введена в научный оборот. Обращение к ним открывает интересные перспективы для изучения распространения знаний об истории русских городов в XVIII в. и позволяет пролить свет на некоторые особенности восприятия локального прошлого горожанами.

Проведение общегосударственных опросов было частью масштабной работы по описанию территории, населения и хозяйства Российской империи, осуществлявшейся в XVIII в. Интересующая нас анкета Герольдмейстерской конторы, разосланная во все губернские и провинциальные канцелярии по указу Сената в 1724 г., была направлена на сбор сведений, необходимых для составления городских гербов «по регулам геральдики»[192]. Поводом для рассылки опросника Академии наук в 1760 г. послужила необходимость подготовки исправленного Российского атласа. Формальной причиной анкетирования, в том же году инициированного Сухопутным Шляхетным корпусом, было написание учебника по географии для кадетов.

Помимо «опросных пунктов» географического и экономического характера (преобладавших в формулярах этих анкет) все они включали вопросы о городской истории. В 1724 г. запрашивалось: «Сколь давно и от какого случая или причины и от кого те городы построены, каменные или деревянные или земляные, и от каких причин какими имянами названы которых языков и в тех языках те речения не знаменуют ли какого собства»[193], а также