Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле

-- Проснулись, товарищ лейтенант! -- весело окликнул его незнакомец. -А я здесь умышленно шумел, чтобы вы обед не проспали. Собирайтесь.

Горелов, смахнув с себя простыню, вскочил с койки на прохладный паркетный пол.

Оба они стояли в одних трусах, с интересом рассматривая друг друга.

-- Давайте познакомимся, -- предложил сосед, -- все-таки я здесь абориген. Лейтенант Василий Комков, старший летчик.

-- Лейтенант Горелов, младший летчик, -- засмеялся Алеша. -- Видите, какая между нами дистанция!

-- Чепуха, -- быстро возразил Комков, -- помните, что говорил Наполеон о маршальском жезле, который в ранце у каждого солдата. А жезл старшего летчика добывается гораздо проще.

Алексей разглядел на столе броскую фотографию. В густых зарослях мандариновой рощи, весь окруженный ветвями, согнувшимися под тяжестью спелых плодов, стоит летчик в довоенной форме. В петлицах -- шпала. Волосы -спелая рожь. Грудь в орденах.

-- Какой яркий снимок! -- вырвалось у Горелова.

-- Это отец, -- мрачно сказал Комков, -- на отдыхе в конце сорок первого снялся. Его в Цхалтубо лечиться после ранения послали. А потом, в конце того же сорок первого, он погиб под Севастополем.

-- А у меня отец в сорок третьем погиб... на Днепре.

-- Вот как, -- потеплевшим голосом откликнулся Комков, -- значит, и вы сиротой росли? Я о своем отце всего и помню, что запах армейского ремня да золотой краб на летной фуражке. Рябинки вот еще на лице у него были.

-- А я вообще ничего не помню, -- грустно признался Алеша, -- совсем тогда маленьким был.

-- Да, -- вздохнул Комков, -- скоро сами отцами станем.

-- Не рано ли? -- усмехнулся Алеша. -- Лично я так нет.

-- О! -- засмеялся Комков. -- И оглянуться не успеете, как все придет. Сначала любовь, потом взаимность, загс и прочее.

-- Так у вас же всего этого еще нет. Вы на три-четыре года каких-нибудь меня старше.

-- Вот чудак, разве же это по заказу происходит? Любовь -- это не пенсия за выслугу лет. Положитесь на мой личный опыт. Через полгода будете гулять у меня на свадьбе. Хорошая девушка. Честное слово, хорошая.

-- Как зовут-то хоть? -- спросил Алеша, тронутый счастливым блеском его глаз.

-- Любашей, -- охотно ответил Комков, -- здешний финансово-экономический техникум кончает. Сейчас у них самые горячие денечки -- экзамены идут. Жаль, сегодня ночные полеты. Я бы вас познакомил. Однако чего мы стоим, как два голых петуха? Пора одеваться и -- в столовую.

После обеда они сразу возвратились домой. Жаркая погода вынудила обоих раздеться. Комков перед вечерними полетами прилег, как и полагалось летчику, но сон не шел, и он с удовольствием продолжал расспрашивать соседа об авиаучилище, из которого тот прибыл, об однокашниках -- среди них могли оказаться и его знакомые. Алеша рассказал, как добирался в Соболевку, вспомнил мрачного ночного железнодорожника.

-- Это капитан Савостин, -- усмехнулся Комков. -- Он в нашей дивизии служил. В прошлом году уволили.

-- Плохо летал? -- осведомился Горелов. -- Или по пословице: четыре раза по двести, суд чести и миллион двести?

Василий пожал плечами:

-- Да нет. Просто наступил кому-то на мозоль. А потом в порядке сокращения личного состава стали нас омолаживать. Полагалось людей физически слабых и старшего возраста с летной работы уволить. Ну а омолаживанием кто занимался в нашей части? Одни старички, которым, моя бы воля, давно пора на пенсию. Вот они вспомнили строптивость этого капитана и записали его в "миллион двести". Теперь ходит по перрону, фонариком машет, дежурный по станции, так сказать. Впрочем, не будем обсуждать, лейтенант, действия старших. По уставу не положено. -- Комков замолчал, но всего на минуту-две. -- Подойдите к окну, Алеша, и посмотрите на аэродром, -- позвал он внезапно.

Горелов встал у раскрытого настежь окна. Отсюда, с третьего этажа, летное поле производило внушительное впечатление. Над выгоревшей, вылинявшей за лето травой господствовал белый цвет металла. Самолеты с длинными фюзеляжами и непропорционально короткими острыми крыльями рядами стояли на бетонных дорожках. Техники и механики хлопотали около восьми машин, выведенных на первую линию. Этим машинам с наступлением темноты предстояло раньше других подняться с бетонированной полосы, и Алеша подумал, что среди них, вероятно, стоит и машина его соседа по комнате.

-- Ну как? -- разомлевшим голосом спросил Василий.

-- Нравится.

-- Эффектное зрелище. Вы на какой матчасти кончали школу?

-- На "мигарях". Но потом летал немножко и на этих.

-- И что скажете?

-- Еще не разобрался как-то. Помоему, эти сложнее.

-- Люблю летать на "мигарях", -- задумчиво резюмировал Василий. -- Для меня они ясная и четкая конструкция. А эта труба все пожирает: и знания и силы. Из нее после полета выходишь мокрый как мышонок. А в воздухе чуть зевнул, и кажется, что не ты ею управляешь, а она тебя таскает. Иногда идешь на полеты такой усталый... Вот, как сегодня.

Горелов с каким-то жалостливым чувством посмотрел на Комкова. Зачем он так мрачно? Полузакрытыми были глаза соседа, и на веснушчатом его лице лежала печать невеселого раздумья. Тревога проникла в Алешино сердце.

-- Я вас не понимаю, Василий.

-- А чего же тут понимать? -- ответил тем же дремотным голосом Комков. -- Что сказано, то и сказано.

-- Но позвольте откровенно...

-- Давайте на самых максимальных оборотах откровенности. Мы же соседи и, думаю, скоро станем настоящими друзьями.

-- Вот поэтому я и хочу, Василий, -- нескладно начал Алеша. -- Мне кажется, если вы хотите летать на "мигах" и чувствуете, что вот этот тип самолета вам противопоказан, откажитесь от полетов на нем.

Комков пошевелил сухими губами.

-- Отказаться? Да вы что, Алеша. У нас все-таки воинская часть, а не кружок художественной самодеятельности. -- В его усталом голосе прозвучала грустная усмешка. -- Да и притом, что обо мне в полку подумают...

-- Ничего не подумают! -- запальчиво воскликнул Горелов, и кудряшки зашевелились на его голове. -- Да как же можно ложное самолюбие приносить в жертву здравому смыслу?!

-- А вы бы отказались? -- прозвучал контрвопрос.

-- Я бы?.. -- Алеша запнулся.

-- Вот то-то и оно! -- вяло заметил Василий. -- Два ноль в мою пользу. Самое трудное -- это победить самого себя. Многие полководцы именно поэтому и обрекали свои армии на полный разгром, а народы на страшные жертвы, что не могли в критическую минуту победить себя, выйти и сказать: вот я такой и сякой. Вы мне верили и верите. Но вы не знаете самого главного: раньше я мог, а теперь не могу, освободите меня... Ладно, перестанем об этом говорить, -- закончил Комков примиряюще.

Но сон к нему не шел, и усталый мозг снова настраивал на разговор.

-- Я очень часто думаю о сегодняшней нашей авиации, -- продолжал рассуждать Василий. -- Огромные скорости. Перегрузки, от которых мельтешит в глазах, а лицо уродуют гримасы. И вместе с тем кабина -- это целая лаборатория. Как же много требуется от тебя, чтобы пилотировать такой самолет! И силенки сколько, и знаний. Попробуй сейчас сядь в кабину, не зная физики, алгебры, теоретической механики. Не много налетаешься. Мне вспоминается, как нам новый наш командир, Кузьма Петрович Ефимков, про войну и поршневую технику рассказывал. Тогда, говорит, иные воевали по принципу: или грудь в крестах, или голова в кустах. Гашетка, ручка, сектор газа, педали -- вот и все. Он, конечно, утрирует, но многое верно. Разве сейчас с семиклассным образованием сядешь на истребитель?

-- И все равно так же, как и в войну, кроме знаний и физической подготовки, нужно еще одно условие, чтобы летать.

-- Какое же?

-- Призвание, -- тихо произнес Алеша.

-- Лирика это, -- отмахнулся Комков, -- об этом призвании хорошо у поэта одного сказано, вот забыл его фамилию:

Земля нас награждала орденами,

А небо награждало сединой.

А впрочем, давайте лучше завтра договорим. Мне и впрямь пару часочков не грех соснуть. Боржоми не хотите? В наш военторг позавчера завезли, так я пять бутылок взял.

Горелов поблагодарил и отказался. Дождавшись, когда Василий заснет, он вышел из гостиницы. Надо было сдать в политотдел открепительный талон, стать на вещевой учет, зайти к замполиту полка.

Когда через два часа он возвратился, Комков встретил его на пороге. На нем была уже летная куртка песочного цвета с поблескивающей "молнией".

-- Вот и хорошо, что пришли. Я с собой ключ брать не буду, зачем он мне в кабине.

-- Отдохнули хорошо? -- поинтересовался Горелов.

Василий дружелюбно похлопал его по плечу.

-- Да что вы меня, как замполит или полковой врач, исследуете? Это им по штату положено такие вопросы перед вылетом задавать.

-- Я ваш сосед, -- с улыбкой напомнил Алеша, но Комков и тут отпарировал:

-- А дистанцию между старшим и младшим летчиком забыли?

-- Не забыл, Василий. Только вы мне очень усталым сейчас кажетесь. Не надо бы вам сегодня на ночные. И задание сложное небось?