Июнь 41-го. Окончательный диагноз - Марк Семёнович Солонин

Неявка резервистов была еще не самой большой бедой — соединения 2-го и 44-го стрелковых корпусов непрерывно пополнялись людьми за счет не предусмотренного никакими Уставами источника. В политдонесении 2 СК от 24 июня читаем: «По дорогам, ведущим к Минску, усилилось движение бойцов, младших командиров и начсостава, идущих пешком и едущих на автомашинах, в поисках своих частей. При задержании этих людей выясняется, что эти люди в беспорядке, панически настроены, бегут подальше от боевых действий… Командир решил задерживать движение этих военнослужащих и формировать из них воинские подразделения и части».{647}

Гораздо сложнее было решить проблему обеспечения блуждающих войск боеприпасами. 28 июня командующий 13-й Армией докладывает в штаб фронта: «По участку армии непрерывным потоком идут люди и даже части. Остановлен и введен в боевой порядок 108-й стрелковой дивизии 301-й гаубичный артиллерийский полк с ограниченным количеством снарядов. Прошел 518-й зенитный артиллерийский полк, который имеет новую матчасть, но ни одного снаряда».{648} И это, заметим, при том, что непосредственно в западных округах было сосредоточено: на одну 76-мм зенитку в среднем по 1109 выстрелов, на новые 85-мм зенитные пушки — по 143 выстрела.

В первой половине дня 25 июня дивизии 2-го и 44-го стрелковых корпусов заняли назначенные им полосы обороны. К сожалению, и без того малые силы были использованы не лучшим образом — поставленная задача (оборона Минского укрепрайона) была понята дословно, и две стрелковые дивизии 44 СК были равномерно растянуты «в нитку» протяженностью в 80 км, повторяющую очертания УРа; тактика, возможно, уместная при отражении наступления польской пехоты, но не немецких танков. На наиболее угрожаемом направлении (дороги Раков — Минск и Радошковичи — Минск) оказалось всего два (30-й и 159-й) полка 64-й стрелковой дивизии, причем и там концентрация усилий на дорожных направлениях не просматривается (ни в оперативных сводках, ни в схемах, приложенных к воспоминаниям командира 64-й сд); третий полк дивизии (288-й сп) был растянут на 15 км в лесном массиве к западу от реки Вяча (севернее дороги Козеково, Слобода), т. е. был в значительной мере выведен из активных действий.

Вторая дивизия 44 СК (108-я стрелковая) была развернута южнее, на 30-км участке Старое Село, Койданово[150], Станьково (н.п. в 8 км юго-восточнее Койданово), опять же, без необходимой концентрации сил у шоссе Койданово — Минск; в дальнейшем это привело к тому, что удар 17-й немецкой танковой дивизии пришелся по одному (444-й сп) из полков дивизии при бездействии (прямо зафиксированном в документах) других частей. Приходится констатировать, что факт, известный сегодня даже любознательному школьнику — немецкие механизированные соединения наступали строго вдоль дорог, не рискуя (да и не считая нужным) углубляться в леса и болота, — на тот момент еще не был осознан командирами Красной Армии.

Наиболее боеспособное соединение, ордена Ленина 100-я стрелковая дивизия (участник «освободительных походов» в Польшу, Финляндию и Румынию), заняло оборону южнее дороги Козеково, Слобода, охватывая полукругом северные пригороды Минска, фронтом на запад, север и восток; не вполне понятно — какого противника и откуда ожидало увидеть там советское командование. Самым причудливым было оперативное построение 161-й сд (также включенной в состав 2 СК) — один стрелковый полк дивизии (603-й сп), усиленный двумя батальонами 542-го полка занимал оборону у н.п. Острошицкий Городок (т. е. в полосе 100-й дивизии), остальные части дивизии оставались в восточных пригородах Минска.

В конечном счете удар трех (!) танковых дивизий вермахта пришелся на фронт двух стрелковых полков 64-й сд и во фланг 100-й сд; только незаурядные стойкость и мужество, проявленные бойцами и командирами этих дивизий — отнюдь не случайно первыми в Красной Армии получивших звание Гвардейских, — не позволили немцам с ходу пробить организованную подобным образом оборону.

Первый «ход» в сражении сделали «красные», и он оказался весьма эффектным. В боевом донесении № 1 штаба 44 СК это событие — в дальнейшем вошедшее, со всевозможными преувеличениями, в сводку Совинформбюро, книги и учебники — описано так: «Вечером 25.6.41 г. высланные разведывательные отряды 64-й и 108-й стрелковых дивизий проникли в глубину расположения противника и натолкнулись в районе Шелухи, Декшняны, Путники (западнее Радошковичи. — М.С.) на мототехчасти противника. В результате ночного боя обнаруженное подразделение было полностью уничтожено (видимо, штаб войскового соединения), взятые документы 27.6.41 г. мною препровождены в штаб фронта».{649}

До «полного уничтожения штаба войскового соединения» дело не дошло, но штабные документы 39-го танкового корпуса вермахта реально оказались захвачены разведотрядом 64-й сд.

Правда, в ЖБД 20-й немецкой танковой дивизии этот факт «стыдливо» заменили на уничтожение документов: «Около 20.00 командир 39-го корпуса при попытке подойти с авангардом 92-го разведбата (подразделение 20 тд. — М.С.) от Олехновичи (н.п. в 9 км западнее Радошковичи. — М.С.) к Радошковичи неожиданно вступает в бой. Многочисленные потери убитыми и ранеными, также и в автомобилях. Генерал временно отрезан. Автомобили генерала и штаба корпуса уничтожены противником вместе с радио и прочими документами». Командир корпуса, генерал танковых войск Шмидт уцелел, но документы, включая оперативную карту с нанесенной обстановкой и подробные сведения по боевому составу корпуса, попали в Москву (в дальнейшем «отзвук» этого события проходит по многим документам советских штабов).

Утром 26 июня передовые подразделения немецких танковых дивизий стали выходить к рубежу Минского УРа. Отданный накануне приказ № 5 требовал: «Прорыв 3-й Танковой группы к Минску является неотложной задачей и для операций Группы армии «Центр» имеет решающее значение… Участие во взятии города Минск не является главной задачей 3-й Танковой группы, более важным для нее является перекрыть местность с обеих сторон города, особенно автомобильные и железные дороги в восточном направлении».{650}

Имеющиеся документальные описания событий дня 26 июня весьма сумбурны и противоречивы, сложить из них единую внятную картину практически невозможно. Неизбежно присутствующий в боевых донесениях «туман войны» (фрагментарность, запаздывание и недостоверность информации) в данном случае усугублялся состоянием, в котором находились дивизии 3-й Танковой группы. Чудес не бывает, и безостановочный пятидневный марш на 250–300 км привел к тому, что единые «механизмы» стали разваливаться на отдельные «узлы и агрегаты»; то, что в газетных статьях принято называть «танковыми клиньями», превратилось в тонкие, длинные, часто