Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Джон Эванс

которых был не только стрелковый клуб, но и клуб ветеранов, стали исключать еврейских членов, часто за «непосещаемость», и местные евреи скоро стали неохотно участвовать в общественной жизни города, а многие вышли из состава подобных организаций до того, как их попросили уйти. На прежних социал-демократов, которые напоказ продолжали ходить в еврейские магазины, нашлись местные штурмовики, которые покупали там товары в кредит и отказывались оплачивать свои счета. К концу лета 1933 г. в атмосфере постоянной антисемитской пропаганды политических лидеров рейха на всех уровнях, от газет до радио, евреи Нортхейма были полностью исключены из социальной жизни города. То, что произошло в Нортхейме, происходило в Германии повсюду[1020].

Некоторые евреи считали, что волна антисемитизма должна вскоре спасть, придумывали рациональные объяснения этому или изо всех сил старались игнорировать её. Однако многие находились в состоянии шока и отчаяния. Уровень политического насилия до 30 января 1933 г. был крайне высок, а то, что теперь оно было санкционировано правительством и откровенно направлено на немецких евреев, создавало ситуацию, совершенно новую для очень многих людей. В результате евреи начали эмигрировать из Германии, чего и добивались нацисты. Только в 1933 г. из страны уехало тридцать семь тысяч человек. Численность еврейского населения Германии упала с 525.000 в январе до менее чем 500.000 к концу июня, и это было только уменьшение количества граждан, которые были официально зарегистрированы как принадлежавшие к еврейской вере. В последующие годы страну покинуло ещё больше евреев. Однако многие решили остаться, особенно люди старшего поколения[1021]. Для них найти работу за рубежом было крайне сложно, если вообще возможно, особенно учитывая то, что большинство стран до сих пор испытывало тяжёлые последствия депрессии. Они предпочли испытать свою судьбу в стране, которую всегда считали своим домом. Другие лелеяли надежду, что всё образуется, когда нацистский режим утихомирится. Молодая энергия штурмовиков, разумеется, будет укрощена, а перегибы национал-социалистической революции вскоре исчезнут.

Одним еврейским гражданином, который не питал никаких иллюзий, был Виктор Клемперер. Он уже писал в своём дневнике о «правом терроре» до выборов 5 марта, когда тот был относительно невелик по сравнению с тем, что наступило потом. Он понял, что не может согласиться со своими друзьями, которые высказывались в поддержку националистов и одобряли запрет коммунистической партии. Клемперера угнетала их неспособность осознать «истинную природу власти» в правительстве Гитлера. Довыборный террор, писал он в марте, был всего лишь «лёгкой прелюдией». Насилие и пропаганда напоминали ему о революции 1918 г., только в этот раз под знаменем со свастикой. Он уже прикидывал, сколько ему оставалось пробыть на своей должности в университете. Неделю спустя он писал: «Поражение 1918 г. печалит меня не так сильно, как текущая ситуация. Меня абсолютно шокирует, как день за днём открытое насилие, нарушение законности, самая чудовищная ложь и варварский склад мышления находят выражение в законах совершенно без всякой маскировки». Как он с отчаянием отмечал 30 марта, за два дня до бойкота, атмосфера была

как накануне погрома в глубинах Средних веков или в центре царистской России… Мы — заложники… «Мы» — напуганное сообщество евреев. На самом деле я чувствую больше стыда, чем страха. Мне стыдно за Германию. Я действительно всегда считал себя немцем. И я всегда представлял, что XX век в Центральной Европе отличается от XIV века в Румынии. Я ошибался!

Как и многие консервативно настроенные евреи, Клемперер, разделявший большинство убеждений националистов, кроме антисемитизма, в первую очередь настаивал на немецкой самоидентичности. Его лояльности предстояло пройти жестокую проверку в следующие месяцы и годы.

Как он писал 20 марта 1933 г., правительство Гитлера не собиралось спасать Германию, оно, скорее, быстро вело её к катастрофе. «Помимо этого, — добавлял он, — я считаю, что оно никогда не сможет смыть тот позор, которым себя покрыло». Он писал об увольнениях его еврейских друзей и знакомых, происходивших одно за другим. Он чувствовал себя виноватым, когда закон от 7 апреля позволил ему сохранить свою работу, потому что он сражался на фронте в 1914–18 гг. Эгоизм, беспомощность и трусость людей вводили его в отчаяние ещё больше, чем открытый антисемитизм и оскорбительные антиеврейские плакаты студентов в его университете. Его жена была больна и страдала от нервных расстройств, он беспокоился о своём сердце. Продолжать его заставляла необходимость покупки и подготовки участка земли в Дёльтчене, на окраине Дрездена, где он собирался построить новый дом для себя и своей жены, чтобы заниматься академическими исследованиями. Это и неискоренимое человеческое сострадание, и интеллектуальное любопытство. В июне он уже начал составлять свой личный словарь нацистской терминологии. Первой записью от 30 июня 1933 г. стало «предварительное заключение»[1022].

«Революция разрушения»?

I

Атака нацистов на евреев в первые месяцы 1933 г. стала первым шагом в длительном процессе их устранения из жизни немецкого общества. К лету 1933 г. этот процесс уже набрал полные обороты. Он был ядром гитлеровской культурной революции, ключом, по мнению нацистов, к более широкой культурной трансформации Германии, которая должна была очистить немецкий дух от «чуждых» влияний, какими были коммунизм, марксизм, социализм, либерализм, пацифизм, консерватизм, художественные эксперименты, сексуальная свобода и многие другие. Все эти проявления нацисты относили на счёт пагубного влияния евреев, несмотря на массовые свидетельства обратного. Поэтому исключение евреев из таких сфер, как экономика, СМИ, государственная служба и профессиональная деятельность, стало важной частью процесса восстановления и очищения немецкой расы и подготовки её к отмщению тем, кто унизил её в 1918 г. Когда Гитлер с Геббельсом обсуждали «национал-социалистическую революцию» этим летом, в первую очередь они имели в виду культурную и духовную революцию, которая безжалостно уничтожила всё «антигерманское».

Вместе с тем необычайная скорость, с которой произошла эта трансформация, позволяла предположить серьёзные связи с недавним прошлым. Между 30 января и 14 июля 1933 г. нацисты в конце концов смогли использовать канцлерство Гитлера в коалиционном правительстве, контролировавшемся ненацистскими консерваторами, для создания однопартийного государства, в котором даже консерваторы больше не имели отдельного представительства. Они провели координацию всех социальных институтов кроме церквей и армии в обширную и только начинающую развиваться структуру, подчинённую им самим. Они провели масштабнейшие чистки в культуре и искусстве, университетах и образовательной системе и практически во всех других сферах немецкого общества, исключив оттуда всех своих оппонентов. Они начали кампанию по вытеснению евреев на задворки общества или принудили их эмигрировать. И они начали издавать законы и принимать меры, которые