Стефан Куртуа - Черная книга коммунизма

На вынесение приговора «югославскому предательству» и на реальные угрозы белградские власти отреагировали изоляцией приверженцев Москвы, прозванных информбюровцами («коминформовцами»), а также всех тех, кто одобрял июньскую резолюцию Коминформа. Изоляция не означала простого интернирования и лишения контакта с внешним миром. Титовская власть, глубоко пронизанная большевистской доктриной, обратилась к методам, соответствовавшим ее политической культуре, — лагерям. Югославии принадлежит множество островов, а потому главный лагерь, созданный по образу и подобию первого большевистского лагеря в Соловках, возник на острове Голи-Оток. Во всех лагерях методы перевоспитания сильно напоминали приемы, разработанные в румынском лагере Питешти, что позволяет назвать их «балканскими». Например, «ряд бесчестья»: вновь прибывший проходил сквозь две шеренги заключенных, те, кто хотели избежать наказания или улучшить свое положение, колотили его, оскорбляли, швыряли в него камни. Также любой ритуал «критики и самокритики» был связан с выбиванием «признаний».

Пытки были каждодневной реальностью лагерей. Среди многочисленных наказаний отметим «кадку» — голову узника держали над емкостью, наполненной экскрементами, а также «бункер» — нечто вроде карцера, расположенного в траншее. Самое распространенное издевательство, используемое надзирателями-«перевоспитателями», напоминающее пытки нацистских лагерей, — дробление камня, в изобилии имеющегося на этом скалистом острове в Адриатическом море. Главное унижение для исполнителей этой бесполезной работы — выбрасывание гравия в море…

Преследование коммунистов в Югославии, достигшее кульминации в 1948–1949 годах, явилось одним из наиболее массовых в Европе после гонений в Советском Союзе в 20–40-е годы, в Германии — 30-х и репрессий против коммунистов во время нацистской оккупации. Преследования эти можно назвать массовыми, учитывая количество жителей Югославии и численность членов компартии. По официальным источникам, долго державшимся в тайне, гонениям подверглись 16 731 человек, среди которых 5037 —в результате судебных решений; три четверти из них были отправлены в Голи-Оток и лагерь Гргур. По оценке независимого эксперта Владимира Дедиера, через один только лагерь Голи-Оток прошли 31 000 — 32 000 человек. Современные исследования не могут, к сожалению, назвать точное число узников, павших жертвами расправ, истощения, голода, эпидемий или самоубийств, последнее зачастую было крайним решением некоторых коммунистов в ответ на необходимость выбора: быть охотником или дичью.

Вторая разновидность преследования коммунистов более известна: это репрессии против «титовских агентов» в странах народной демократии. Чаще всего эти процессы выглядели как «большой спектакль», призванный задействовать общественное мнение не только означенных стран, но также и других держав, силой втянутых в «единый лагерь мира и социализма». Развертывание подобных процессов имело целью доказать обоснованность излюбленного лозунга Москвы, согласно которому главного врага следует искать в недрах самих коммунистических партий, насаждая всеобщую подозрительность и неусыпную бдительность.

С начала 1948 года Румынская коммунистическая партия (РКП) занялась делом Лукрециу Патрашкану, министра юстиции с 1944 по 1948 год, известного марксистского теоретика, одного из создателей партии в 1921 году (в ту пору ему исполнился всего 21 год). По мнению некоторых высших представителей обвинения, дело Патрашкану должно было стать прелюдией к будущей кампании против Тито. Смещенный с должности в феврале 1948 года и заключенный под стражу, Патрашкану был приговорен к смертной казни лишь в апреле 1954 года и казнен 16 апреля, после шести лет заточения, через год после смерти Сталина. Тайна столь запоздалой расправы еще не до конца раскрыта, по одной из последних гипотез, генеральный секретарь РКП Георгиу-Деж, видя в Патрашкану конкурента, помешал его реабилитации; по другой гипотезе, два партийных вождя конфликтовали еще со времен войны.

В 1949 году процессы касались прежде всего коммунистических руководителей соседних с Югославией стран. Первый прошел в Албании, где партийное руководство теснее всего было связано с югославскими коммунистами. Избранная жертва — Кочи Ксоксе, один из руководителей коммунистического вооруженного Сопротивления, министр внутренних дел и генеральный секретарь компартии послевоенных лет; он действительно был человеком, преданным Тито. После внутрипартийной политической кампании, развернутой осенью 1948 года и бичевавшей «троцкистскую проюгославскую фракцию, возглавляемую Ксоксе и Кристо», союзники югославских коммунистов были арестованы в марте 1949 года. Кочи Ксоксе был осужден в Тиране вместе с четырьмя другими партийными руководителями — Панди Кристо, Васко Колечи, Нури Хута и Ванго Митройорги. Приговоренный к смерти 10 июня, Ксоксе был казнен на следующий же день. Четыре его товарища были приговорены к тяжелым наказаниям. Остальные проюгославские коммунисты вскоре стали жертвами «чистки» рядов албанской компартии.

Второй показательный процесс из серии «антититовских» проводился в сентябре 1949 года в Будапеште над знаменитым Ласло Райком, бывшим интербригадовцем, сражавшимся в Испании, одним из вождей венгерского Сопротивления. Находясь на посту министра внутренних дел, он жестоко покарал демократов-некоммунистов; впоследствии стал министром иностранных дел. Райк был арестован в мае 1949 года, подвергнут пыткам и шантажу со стороны бывших своих соратников по руководству: от него добивались, чтобы он «помог партии», и не казнили до тех пор, пока он не подчинился и не подписал признания, содержащие серьезные обвинения против Тито и югославов как «врагов народной демократии». Вердикт венгерского суда, вынесенный 24 сентября, был окончательным и обжалованию не подлежал: Ласло Райк, Тибор Сеньи и Андраш Салаи приговаривались к смертной казни, югослав Лазар Бранков и социал-демократ Пал Юстус — к пожизненному заключению. Райк был казнен 16 октября. В ходе дополнительного расследования военный трибунал приговорил к смерти еще четырех офицеров высшего ранга.

Вслед за процессом Райка началась целая лавина репрессий, в Венгрии было арестовано и осуждено девяносто четыре человека; пятнадцать приговоренных были казнены, одиннадцать — скончались в тюрьме, пятьдесят обвиняемых поплатились более чем десятью годами заключения. Число погибших в результате этого дела увеличится до шестидесяти человек, если мы включим сюда самоубийства родственников, а также судей и офицеров, вовлеченных в следствие.

На выбор в качестве жертв Ласло Райка и его окружения существенно повлияла озлобленность и внутренние распри правящей группировки, а также особое рвение генерального секретаря компартии Матьяша Ракоши и шефов тайной полиции. Эти и другие факторы все же не должны заслонять главного: распорядители из Москвы, среди которых фигурировали высшие чины госбезопасности и разведки, уполномоченные курировать регион Центральной и Восточной Европы, с особым пристрастием относились к проискам и интригам против определенных деятелей во время этой первой волны репрессий. Они усиленно хлопотали, чтобы во всей полноте раскрыть «международный антисоветский заговор». Ведущая роль в этом спектакле была отведена процессу над Райком, а в самом процессе — главному свидетелю обвинения Ноэлю Филду, американцу, тайно служившему коммунистам и сотрудничавшему с советскими спецслужбами, что ясно подтверждено недавно рассекреченными архивами.

Попытка «интернационализировать» заговор, в данном случае «титовский», нашла новое выражение в Софии, на процессе против Трайчо Костова. Заслуженный коминтерновец, приговоренный к смерти царским режимом, руководитель вооруженного национального Сопротивления, заместитель Председателя послевоенного Совета министров, Костов по праву считался возможным преемником Георгия Димитрова. Состояние здоровья бывшего Генерального секретаря Коминтерна и вождя Болгарской коммунистической партии с 1946 года заметно ухудшилось, и начиная с марта 1949 года Димитров проходил курс лечения в Москве, где и скончался 2 июля.

С конца 1948 года руководство БКП (Болгарской коммунистической партии), так называемые москвичи (партийные деятели, которые всю войну провели в Москве, подобно Ракоши из Венгрии и Готвальду из Чехословакии), — стало критиковать «ошибки и недостатки» Костова, в частности его «неподобающий отзыв о Советском Союзе», касающийся экономических вопросов. С согласия Димитрова, резко осудившего его в письме, отправленном из советского санатория 10 мая, Костов в июне 1949 года был арестован, несмотря на активную «самокритику». Такая же участь постигла многих его соратников.

Процесс против Трайчо Костова и девяти его товарищей начался в Софии 7 декабря 1949 года, приговор был вынесен 14 декабря: Костов приговаривался к смерти как «агент», работающий одновременно и на старорежимную болгарскую полицию, и на «предателя Тито», и на «западных империалистов»; четверо других партийных руководителей — Иван Стеланов, Никола Павлов, Никола Нечев и Иван Тутев — были осуждены на пожизненное заключение; из остальных обвиняемых трое были приговорены к пятнадцати годам лишения свободы, один — к двенадцати и один — к восьми. Два дня спустя просьба о помиловании была отклонена, и Трайчо Костов был повешен.