Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

раз высказывает свои замечания о человечестве. Жизнь животных, думает он, приятней человеческого существования, «потому что они никогда не помышляют о славе, деньгах, честолюбии или смерти»{767}. Они могут учиться, не имея никаких учителей, и им не приходится заботиться об одежде. Они никогда не воюют с представителями своего вида. Изобретение денег стало пагубным для человеческого счастья; из-за них возникли проценты, благодаря которым «немногие могут жить в праздности, когда остальные трудятся»{768}. Отсюда ведет начало возникновение крупных поместий, хозяевами которых являются «отсутствующие землевладельцы», и разрушительное вытеснение возделываемых земель пастбищами. Жизнь, по мнению Плиния, заставляет нас куда чаще страдать, чем радоваться, и смерть — это наше высшее благо{769}. После смерти нас ждет ничто{770}.

«Естественная история» — это вечный памятник римского невежества. Плиний собирает в своей книге суеверия, знамения, пишет о приворотных зельях и магических средствах с таким прилежанием, как никто другой, и, надо думать, верит в большинство предметов, о которых пишет. Он думает, что человек, особенно если он постится, может убить змею, плюнув ей в пасть{771} «Широко известен тот факт, что в Лузитании кобылицы беременеют от западного ветра»{772} — в знаменитой оде Шелли эта деталь опущена. Плиний презирает магию; «однако если женщина во время месячных приблизится к молоку, оно скиснет, а если к семени — оно потеряет плодотворящую силу; если она сядет под деревом, с него опадут все плоды. Ее взгляд способен затупить стальное лезвие и лишить блеска слоновую кость; если она натолкнется на пчелиный рой, пчелы немедленно погибнут»{773}. Плиний отвергает астрологию, а затем заполняет целые страницы «прогнозами», сделанными на основании поведения солнца и луны{774}. «В консульство Марка Ацилия, а зачастую и в другие годы, шел кровавый и молочный дождь»{775}. Когда мы принимаем во внимание то обстоятельство, что данный труд вместе с «Естественнонаучными вопросами» Сенеки явился практически единственным завещанием средневековой науке о природе, и сопоставляем их с соответствующими произведениями Теофраста и Аристотеля, созданными четырьми столетиями раньше, мы начинаем ощущать трагизм медленного умирания культуры. Римляне покорили греческий мир, однако к этому времени уже безвозвратно утратили ценнейшую часть греческого наследия.

VI. РИМСКАЯ МЕДИЦИНА

Их успехи в медицине были более значительными. Науку врачевания они также заимствовали у греков, однако им удалось облечь ее в удачные формулировки и умело применять ее заповеди, относящиеся к личной и общественной гигиене. Рим, окруженный одними почти болотами, подверженный источающим миазмы наводнениям, особенно нуждался в общественной санитарии. Около второго века до нашей эры в Риме вспыхивает малярия, задолго до этого малярийные комары поселились в Понтинских болотах{776}. С распространением роскоши все большую силу набирала подагра; Плиний Младший рассказывает о том, как его друг Кореллий Руф страдал этим недугом в возрасте между тридцатью тремя и шестьюдесятью семью годами и, не выдержав однажды своих мучений, покончил с собой, успев, однако, насладиться известием о том, что ему удалось на день пережить «этого бандита Домициана»{777}. Отдельные пассажи в произведениях римских сатириков наводят на мысль о появлении сифилиса в первом веке нашей эры{778}. Серьезные эпидемии изнуряли Италию в 23 г. до н. э., в 65, 79 и 166 годах.

Народ издавна пытался бороться с болезнями и эпидемиями при помощи магических заклинаний и молитв; даже в эту эпоху люди упрашивали настроенного скептически, но уступчивого Веспасиана исцелить слепоту своей слюной, а хромоту — прикосновением ноги{779}. Они приходили со своими болезнями и приношениями в храм Асклепия и Минервы и многие оставляли там подарки в благодарность за исцеление. Однако в первом веке до нашей эры все больше римлян обращалось к услугам светской медицины. В это время еще не существовало государственного регулирования медицинской практики; сапожники, брадобреи, плотники включали медицину в перечень своих услуг по собственному произволу, призывали на помощь магические средства и составляли, рекламировали и продавали доморощенные лекарства{780}. На этот счет существовали привычные насмешки и жалобы. Плиний повторял проклятия Катона Старшего, призывавшиеся на головы греческих врачей, «которые соблазняют наших жен, богатеют, потчуя нас отравами, учатся на наших страданиях и, экспериментируя, доводят нас до смерти»{781}. Петроний, Марциал и Ювенал также участвовали в нападках на медицину; столетие спустя Лукиан будет высмеивать некомпетентность практикующих врачей, которые скрывают свою бесталанность под показным изяществом своего инструментария{782}.

И тем не менее, как мы увидим, медицина добилась большого прогресса в Александрии, на Косе, в Траллах, Милете, Эфесе и Пергаме; из этих центров пришли те греческие врачи, которые настолько повысили уровень римского медицинского обслуживания, что Цезарь даровал гражданство представителям этой профессии, обитавшим в Риме, а Август освободил их от налогов. Асклепиад из Прусы удостоился дружбы с Цезарем, Крассом и Антонием. Он объявил, что сердце играет главную роль в перекачке крови и воздуха по организму; он редко прибегал к помощи лекарств и сильнодействующих слабительных; он добивался впечатляющих результатов посредством гидротерапии (бани, примочки, клизмы), массажа, солнечных ванн, упражнений (прогулка, поездки верхом), диеты, поста и воздержания от мясной пищи. Он достиг больших успехов в лечении малярии, операциях на горле и отличался человечным отношением к умалишенным{783}. Он собрал вокруг себя кружок учеников и с некоторыми из них совершал свои обходы. После его смерти ученики и исследователи близкого направления организовали коллегию и построили для себя место собраний на Эсквилине, называвшееся Медицинской Школой (Schola Medicorum).

При Веспасиане открылись кафедры, на которых преподавалась медицина, и государство взяло на себя содержание утвержденных на своих должностях профессоров. Языком обучения был греческий, как в наше время языком рецептов остается латынь, — в обоих случаях это явление вызвано к жизни сходными причинами: они равно доступны для людей, говорящих на разных языках. Выпускники этих государственных школ получали титул medicus a republica (государственный врач), и после Веспасиана только они имели право заниматься медициной в пределах Рима{784}. Закон Аквилия (lex Aquilia) оставлял за государством надзор за медиками и сделал их ответственными за собственные промахи; закон Корнелия (lex Cornelia) строго наказывал практикующих врачей, чья беспечность или преступная неосведомленность привела к смерти пациента{785}. Шарлатанов хватало, однако нормальная медицинская практика непрерывно возрастала. Большинство римлян появилйсь на свет при помощи повитух, но многие из этих женщин прекрасно знали свое дело{786}. К