Экономика СССР в период с 1921 по 1929 годы. Деньги и Вторая мировая война. После Второй мировой войны: экономика ФРГ, Англии, Франции, США, Латинской Америки, Китая, Японии и Восточной Европы [ - Коллектив авторов -- История

одна – коммунистическая идеология. Аппарат мог наблюдать за соблюдением ее догм, а за содержательное ее наполнение и эмоциональное выражение взялись советские наука, литература и искусство. Таким образом, «советская трудовая интеллигенция» – в нашей классовой теории сначала «прослойка», а затем «социальная группа» – была не только неотъемлемой, но и весьма полезной частью общества как с позиций обеспечения научно-технического прогресса, так и на идеологическом фронте.

По месту и честь, как принято говорить на Руси. Лучше всего схему материального обеспечения интеллигенции в сталинский период иллюстрирует с детства знакомый многим незатейливый стишок:

В «ЗИСе-110» – известный ученый,

В «ЗИМе» – седой генерал-лейтенант,

Рядом с шофером его адъютант.

В синей «Победе» – шахтер из Донбасса,

Знатный забойщик высокого класса.

В желтой «Победе» – известный скрипач.

И в «Москвиче» – врач.

Что касается врача и «Москвича», то поэт несколько погорячился (ситуация в принципе возможная, но нетипичная), но в остальном – чистый «соцреализм». Советское государство, окончательно сформировавшись, да еще потыкавшись, как слепой котенок, в проблемы квалификации кадров при индустриализации, «повернулось лицом» не только к деревне (на словах), но и к интеллигенции (на деле), особенно к творческой.

Если забыть о шумных процессах, где судили «врагов народа», то тридцатилетие после «великого перелома» с позиции материального обеспечения и социального стимулирования было для нашей интеллигенции «золотым веком», сравнение которому трудно найти в мировой истории. Достаточно сказать, что в те времена, став рядовым инженером, врачом, ты мог больше не думать о «хлебе насущном» для своей семьи. А уж если ты профессор, то материальный уровень твоей жизни превышал показатели среднестатистического гражданина минимум на порядок (вспомните кинокартину «Москва слезам не верит»).

Верхушка научной и творческой интеллигенции была допущена в номенклатуру, более того, сформировалась особая иерархия как в науке, так и в искусстве и литературе. Например, научная «табель о рангах» практически дублировала царскую. Нам скажут, что ученая степень доктора наук и звание профессора существуют и на Западе, к слову сказать, мы их там и заимствовали в свое время. Это верно, но там их присваивают советы университетов, а у нас конечное, официальное оформление научных заслуг зависит от решения государства. В России и поныне Высшая аттестационная комиссия вправе отклонить ходатайство любого совета вуза или НИИ о присвоении ученого звания или присуждении ученой степени.

Верхним этажом храма науки была Академия наук СССР («большая» академия), а чуть ниже располагались так называемые «отраслевые» академии:

– Академия медицинских наук СССР;

– Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук;

– Академия педагогических наук СССР;

– Академия архитектуры СССР (впоследствии упраздненная).

Позднее комплекс постройки дополнили еще академии наук союзных республик (за исключением РСФСР). Одни из них были вполне работоспособны, другие нельзя воспринимать иначе как историческую шутку с национальным орнаментом. Так, на вакантные места членов-корреспондентов Академии наук Туркменской ССР избирали даже кандидатов наук за неимением докторов.

Действительный член (академик) «отраслевой» или республиканской академии приравнивался по своему официальному социальному статуту, как и по денежному довольствию, к члену-корреспонденту «большой» академии. В сталинские времена «большой» академик получал только за ношение этого титула 30 тыс. «старых» рублей в месяц, член-корреспондент – 15 (для сравнения «Победа» стоила 18 тыс., а «ЗИМ» около 30).

Н. С. Хрущев доход урезал и здесь. В последние 20 лет советской власти академическое жалованье составляло соответственно лишь 500 и 250 рублей в месяц (для сравнения: средняя зарплата в СССР колебалась в этот период примерно между 150 и 200 рублей). Тоже неплохо, но ведь цена «Волги» в это время выросла с 5 до 15 тыс. рублей.

Дальше следовал стандартный, но автономный набор: «столовая», поликлиника, санатории, квартира, дача, загранкомандировки и т. п.

Таким образом, не только традиционная природная талантливость российского народонаселения, но и мощные материальные и моральные стимулы надо рассматривать в числе причин необычайно высоких достижений нашей фундаментальной науки советского периода, особенно «золотого».

Вопрос об эффективности прикладных научных исследований и опытно-конструкторских разработок значительно сложнее, если учитывать проблемы тиражирования их результатов (наш НИИ медицинской техники на международных выставках многократно получал награды за уникальное по своим показателям оборудование, которое оставалось уникальным и по числу его экземпляров).

Они неизбежно ориентированы на существующий уровень технологии производства и, что еще хуже, тип его организации.

Опыт мирового развития убедительно доказывает, что формы организации, доминирующие в ведущей производственной сфере отдельно взятого общества на отдельном периоде его развития, неизбежно распространяются и на все другие сферы деятельности. Применительно к нашей ближайшей истории это означает, что если неэффективна организация промышленного производства, то неизбежно снизится и эффективность организации НИиОКР. Особенно это стало заметно по мере все ускоряющейся компьютеризации мира в целом, а процессов научных исследований и конструирования в первую очередь. Заметно отставая на этом пути, мы пытались компенсировать недостатки расширением числа научных работников, а точнее, просто персонала ИТР научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро. В итоге, говоря языком шахматистов, получили проигрыш и качества, и темпа.

Относительно постоянно снижался и уровень жизни инженерно-технических работников, врачей, учителей. Здесь мы достигли не только теоретически желаемого сближения с рабочим и крестьянином, но часто и первенства последних. Такую картину можно было наблюдать и в науке. Столь устоявшиеся в былом в нашей жизни понятия «профессорская квартира или дача» отошли в область ностальгических воспоминаний. Правда, и к закату советской власти месячный доход профессора составлял примерно 700–900 рублей, можно было без очереди вступить в кооператив, купить «Жигули».

Какой-нибудь аспирант достанет дефицитное лекарство или путевку. Да и старость не пугала: весьма приличная по тем временам пенсия, да 350 рублей в месяц как профессору-консультанту (на заседание ученого совета тебя, в крайнем случае, принесут). Профессоров явно не хватало (примерно один на 15 тыс. человек населения), особенно в провинции и особенно в области социальных наук. До сих пор на территориях некоторых областей и краев проживает не больше одного-двух докторов экономических или юридических наук.

Однако общая избыточность персонала, статистически проходящего по графе «ИТР и служащие», но считающегося научными работниками, объективно возникла уже давно, и современное общество получило ее тоже в качестве наследственной болезни. Сейчас она осложнена общим сокращением заказов на НИиОКР, особенно по оборонной тематике. Частично опухоль рассасывается естественным путем – пенсия, старость… Частично через профессиональную и(или) социальную переориентацию. Наконец, что особенно больно, в результате отъезда наиболее талантливой и подготовленной молодежи и некоторых мэтров за рубеж. Это крайне опасный для нашей страны момент, и горько сознавать, что виновато само наше общество, в очередной раз оказавшееся неспособным отделить вовремя плевелы от злаков. Вот те и отделяются сами.

В общественных науках отставание, топтание