Восстание декабристов. Мифы и правда о 14 декабря 1825 года - Владимир Андреевич Брюханов

подельников, а самому Витту также послал успокоительную реляцию. Если Аракчеев, будучи заговорщиком, ничего от Витта не получил, то нужно было его самого предупредить: ведь Витт — его непосредственный подчиненный, с данного момента крайне опасный для заговора.

Но что же делать, если Аракчеев в заговоре не состоял?

Князь А.Н. Голицын (при всем его масонстве и при зловредном руководсте Библейским Обществом!) точно в заговоре не состоял — по крайней мере вплоть до 27 ноября 1825 года, когда он чуть не провалил всю игру Милорадовича. Как было с Голициным в последующие за тем три недели — теперь уже никому не важно.

До 27 ноября это было важно чрезвычайно, ибо по должности Голицын был единственным человеком, контролировавшим всю почтовую переписку в России: по традиции, уходившей в XVIII век и вплоть до 1917 года, такой человек всегда был только один на всю страну — помимо непосредственного заведующего «черным кабинетом» на почтамте в столице. Ему последнему, своему другу детства, доверял Александр I до самой своей смерти, хотя и подвергал его нападкам и опалам в угоду сиюминутной политической конъюнктуре; в нем одном император гарантированно не ошибся!

Не имея Голицына в своих рядах, заговорщики не могли и контролировать содержание почтовой переписки. Следовательно, если Аракчеев получил что-нибудь от Витта (а он регулярно что-то должен был получать от этого непосредственного подчиненного), то о содержании послания можно было узнать только от самого Аракчеева (или от Витта, разумеется).

Ситуация, созданная Виттом, была вполне серьезной: из ее анализа был сделан вывод о целесообразности цареубийства. Рисковать при этом тем, что иметь за спиной Аракчеева, оказавшегося в курсе заговора и ему не сочувствующего, было смерти подобно! Это был как раз тот случай, когда масоны были обязаны трепетать перед «железным графом»! Терпеть такую ситуацию было не в характере Милорадовича.

Следовательно, не позже, чем в мае-июне 1825 года Аракчееву предстояло стать заговорщиком — хотел он этого или нет! Ведь без такой вербовки трудно было надеяться получить гарантированно честный ответ на вопрос: а не получал ли ты, разлюбезный и сиятельный Алексей Андреич, какого-то такого странного послания от твоего сатрапа графа Витта?

Единственный способ вербовки Аракчеева, никак объективно не заинтересованного в успехе заговорщиков, мог быть только в открытии ему тайны заговора и участия в нем непосредственных участников вербовки, после чего Аракчееву предлагалась альтернатива: вступление в заговор с обязательным соучастием или немедленная смерть. В какой обстановке это происходило и кто конкретно в этом участвовал — выяснить, разумеется, не удастся. Но сделано это было так, что деваться «железному графу» было просто некуда: противостояли ему не какие-то жалкие таинственные масоны, а сообща Милорадович вместе с Дибичем — а каждый из них и по отдельности был отлит из металла покрепче!

Но одних их личных качеств было мало: тут они должны были козырнуть своей решимостью на цареубийство — только угрозу, исходящую от таких людей, мог буквально воспринять всесильный граф: ведь что такое его жизнь для тех, кто всерьез берется играть царской головой, — и что такое их жизни для них самих!

Можно представить себе, какой шок испытал граф, мнивший до этого себя вторым лицом в державе! Теперь ему предстояла роль шестерки у истинных хозяев положения!

Разумеется, было бы нелепо рассчитывать на надежность союзника, приобретенного таким путем. Но вопрос этот можно было в любой момент перерешить, немедленно отправив графа в лучший из миров — и он это прекрасно понимал!

Люди, поднявшие знамя цареубийства, не должны были останавливаться ни перед кем и ни перед чем, как и их славные предшественники — Пален, Беннигсен и прочие!

Когда именно и почему Дибич стал участником заговора графа Милорадовича? Трудно сказать, хотя профессиональные историки, взявшись за такую задачу, смогут, вероятно, отыскать ответы, порывшись в архивах — до сих пор просто никто такими вопросами не задавался. Но, возможно, выяснить это совсем не просто: ведь Дибич вплоть до мая 1825 ни в каких противозаконных деяниях не замечается!

Дибич попал в ближайшее окружение императора совершенно случайно в январе 1821 года, когда Ермолов, к своему несчастью (или счастью — как там с бессмертной душой?), потерялся где-то на российских дорогах. Затем Дибич сменил П.М. Волконского на посту начальника штаба императора. Без его содействия (или содействия другого влиятельного лица, непосредственно неотлучно сопровождающего императора в путешествиях) Милорадович не мог бы даже надеяться на успех шагов, направленных против Александра I. В частности, при отсутствии такого заговорщика в свите, замысел бегства в Таганрог увенчался бы полным успехом царя.

Возможно, что именно завербовав Дибича, Милорадович и решился на последующие активные действия. Тогда не исключено, что произошло это незадолго до мая 1825. Можно даже сделать предположение, что именно письмо Витта спровоцировало окончательное выяснение их отношений и последующую лавинообразную серию поступков — ведь в точности не известно, когда Витт получил ответ на свое послание к Дибичу. В последнем варианте первоисточником предупреждения Милорадовича о планах Витта мог быть только Киселев.

Возможно также, что вербовка Дибича была не одноэтапным актом, как это, несомненно, должно было произойти с Аракчеевым. Начало политическому сближению могло быть положено давно, а одним из решающих этапов были совместные действия по ликвидации авантюры Вадковского в 1824 году. Но именно с послания Витта и началась настоящая заговорщицкая игра Дибича.

Когда в точности Аракчеев стал их сообщником? Теоретически — с любого момента после восстания Семеновского полка; ведь именно тогда он постарался уклониться от расследования. Очень заманчивая версия: тогда стремление к удалению Кочубея, Волконского, Закревского и Голицына становится деянием заговорщиков, стремящихся изолировать царя от верных помощников. Но это представляется гораздо менее вероятным по сравнению с естественным предположением, что вербовка произошла именно в связи с угрозой заговору, исходящей от Витта.

Во-первых, только к этому моменту Милорадович и Дибич должны были набраться духу на такой, скажем прямо, экстравагантный шаг. Сделать это было можно, только предварительно решившись на цареубийство, а на такую решимость с их стороны нет бесспорных указаний вплоть до мая 1825 — хотя в 1824 году нечто подобное, возможно, уже имело место (об этом — чуть ниже).

Во-вторых (и это уже безо всяких вариантов!), едва ли Милорадович и Дибич могли долго удерживать при себе такого подневольного сообщника, как «железный граф» — ведь и по государственному положению, и по личным качествам Аракчеев ни в коем случае не был ничтожеством!

Кстати, для удаления с постов Кочубея и прочих совсем не обязательно было иметь