Александр Шубин - Мир на краю бездны

Второе основание верить, что русские примут решающий бой у границы всеми своими силами, доставляла разведка. Красная армия весь 1941 год шла к границе. Гитлер и его генералы недооценивали размеры советской военной мощи, и считали, что движущиеся к границе армии — это все, что есть у Сталина. При этом, как мы увидим, Гитлер не верил в возможность нападения со стороны СССР. Почему же Сталин согнал к границе такую массу войск? Чтобы именно здесь дать решающее сражение — пан или пропал. Подобную версию до сих пор отстаивают некоторые наши «оборонцы». Но историки уже знают о поправке, которая стала для Гитлера неприятным сюрпризом — у Сталина была возможность сформировать еще не один стратегический эшелон. Это позволяло создать оборонительный фронт восточнее Днепра и Западной Двины, даже если бы немцам действительно удалось полностью разгромить все фронты РККА западнее двух рек. Таким образом «Барбаросса» в самой своей основе была авантюрой. Сталин не думал, что Гитлер настолько авантюристичен, чтобы строить план войны на таких газообразных основаниях.

Еще 18 декабря 1940 г., когда Гитлером была подписана директива № 21 с планом «Барбаросса», замысел нес в себе следы реалистичного плана «стратегических клещей», но зараженного нереалистичными основаниями общего замысла взятия Москвы в 1941 г. Предстояло сначала разгромить Красную армию в Белоруссии, затем повернуть на север и взять Ленинград, и только потом «следует приступить к операциям по взятию Москвы — важного центра коммуникаций и военной промышленности»[940]. Немецкое военное командование понимало, что окружить советские войска в Прибалтике и взять Ленинград только силами группы армий «Север» нельзя. Поэтому после разгрома русских в Белоруссии к захвату Ленинграда должна подключится группа «Центр». На Москву через Ленинград, быстро, по-молодецки. Чтобы не оказаться в положении Наполеона, который Москву взял, а Питер — нет. Но, выдвинувшись далеко вперед к Москве, действуя не вдоль побережья, а в глубинах советской территории, группа «Центр» сможет повернуть на север только при одном условии — если с востока и тем более с юга ей уже не будет ничего угрожать.

Подробный оперативный план «Барбаросса» был разработан в директиве ОКХ от 31 января 1941 г. Решение о нападении по-прежнему формулировались как не окончательное, а возможное: «В случае, если Россия не изменит свое нынешнее отношение к Германии, следует в качестве меры предосторожности осуществить широкие подготовительные мероприятия, которые позволили бы нанести поражение Советской России в быстротечной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии… При этом необходимо предотвратить возможность отступления боеспособных русских войск в обширные внутренние районы страны»[941]. В последней фразе — суть плана. Его подробности построены на допущении: все пойдет как по маслу. На Украине: «Южнее Припятских болот группа армий „Юг“ под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта, используя стремительный удар мощных танковых соединений из района Люблина, отрезает советские войска, находящиеся в Галиции и Западной Украине, от их коммуникаций на Днепре, захватывает переправы через р. Днепр в районе Киева и южнее его и обеспечивает таким образом свободу маневра для решения последующих задач во взаимодействии с войсками, действующими севернее, или же выполнение новых задач на юге России.

Севернее Припятских болот наступает группа армий „Центр“… Введя в бой мощные танковые соединения, она осуществляет прорыв из района Варшавы и Сувалок в направлении Смоленска; поворачивает затем танковые войска на север и уничтожает совместно с группой армий „Север“, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, советские войска, находящиеся в Прибалтике…» Таким образом «будет обеспечена свобода маневра для выполнения последующих задач во взаимодействии с немецкими войсками, наступающими в южной части России.

В случае внезапного и полного разгрома русских сил на севере России поворот войск на север отпадает и может встать вопрос о немедленном ударе на Москву»[942].

Авторы полны оптимизма. Но не ясно, что делать, если не удастся сходу захватить переправы в районе Киева? И как развернуть войска на север, если под Смоленском останутся войска, способные прикрывать западное направление? Весь план как раз и строится на том, что произойдет «внезапный и полный разгром русских сил». А если не произойдет?

В целом «Барбаросса» очень напоминал «стратегические клещи». Первоначально по замыслу авторов плана основной удар и должен был наноситься через Украину. Затем идея изменилась. Еще в феврале 1941 г. предполагалось, что если русские все же отойдут на восток, то «сначала следует овладеть севером, не обращая внимания на войска русских, находящиеся восточнее»[943], а затем, опираясь на Ленинград, наступать на Москву. Но на практике будет никак невозможно «не обращать внимание».

В основе плана продолжала лежать оригинальная «изюминка» — главный удар наносится в центре, по самой короткой дороге на Москву. При этом удар от Сувалок должен был дополнить удар через Брест, который мог бы взять в клещи западную группировку РККА. Охват планировался с невероятным размахом — немецкое окружение должно было замкнуться у Смоленска: «Подвижные соединения, наступающие южнее и севернее Минска, своевременно соединяются в районе Смоленска…»[944] В реальности, столкнувшись с сильным сопротивлением, вермахту пришлось замыкать кольцо ближе — у Минска. Несмотря на эту поправку разгром Западного фронта был полным, и это стало началом в череде катастроф Красной Армии. Недооценка главного удара в центре предопределила крушение всего советского плана «упреждающего удара». Советское командование не ожидало удара через Брест. Ведь двойной немецкий удар в центре при варианте стратегических «клещей» был бы слишком рискованным распылением сил. А вторжение с главным направлением на Москву при неготовности к зимней войне было бы абсолютной авантюрой. Но парадокс заключался в том, что только совершенно авантюрное, непредсказуемое поведение давало Гитлеру возможность перепрыгнуть расставленный Сталиным капкан, обойти противника на короткой дистанции. Но только на короткой.

Что знал Сталин о приготовлениях Гитлера? Городецкий поторопился признать, что «в распоряжении Сталина находились точные разведывательные данные о развертывании и намерениях немецких войск, полученные из различных источников»[945]. Но это неверно. Данные были неточными и неполными. «В 1939-начале 1941 г. внешняя разведка восстанавливала свои агентурные позиции в капиталистических странах. Однако в Германии важнейшие объекты разведывательного проникновения, такие, как непосредственное окружение Гитлера, высшее руководство национал-социалистской партии, вермахта, спецслужб, в которых разведка могла бы получать информацию о политических решениях руководства „третьего рейха“, остались без достаточно полного агентурного прикрытия»[946]. В результате информация о намерениях Гитлера была неполной, перемешанной с дезинформацией и доходила до Сталина с существенным запозданием. И то, что в результате получалось, очень удачно укладывалось в модель стратегических «клещей», а не главного удара в центре.

В сентябре 1940 г. агент Корсиканец сообщил: «Целью войны является отторжение от Советского Союза части европейской территории СССР, от Ленинграда до Черного моря, и создание на этой территории государства, целиком зависящего от Германии»[947]. Утопия? Но это же вариант Брестского мира, на который большевики согласились в тяжелых условиях 1918 г. Почему Сталин должен считать невероятным, что Гитлер может надеяться на новый Брест. И достичь нового Брестского мира удобнее всего именно с помощью стратегических «клещей». За один сезон захватить Ленинград и Украину, после чего под угрозой наступления на Москву заставить СССР пойти на унизительный, но спасительный мир.

Информация, поступавшая из Германии уже в апреле, позволяла сделать вывод, что немцы стремятся к установлению контроля над Украиной по причине продовольственного кризиса: по сведениям, полученным от графа фон Гагена, «работающего в комитете по 4-летнему плану над вопросами планирования и внутреннего снабжения Германии зерном и являющегося близким сотрудником Геринга, Гаген весьма обеспокоен проблемой зерновых запасов в Германии, ибо созданный перед войной запас зерна в 6,5 млн. т. фактически уже исчерпан… Германии пришлось 2 млн. т. пшеницы поставить Испании, 1,5 млн. Франции и, кроме того, Италии, Голландии и Бельгии… Надо искать новые источники получения пшеницы»[948].