Юлий Циркин - Испания от античности к Средневековью

В IV в. на Пиренейском полуострове появились новые элементы, связанные с общинным укладом. Это были германцы, поселенные на землях империи. Их называли летами и федератами. В Испании леты поселились в северной части страны, преимущественно в долине Дуриса и в районе между Дурисом и Тагом, но не только там. Все это были районы наибольшего распространения латифундий, так что возможно, что поселившиеся здесь варвары использовались для охраны поместий, из них могли латифундисты набирать свои дружины. В этих районах раскопаны многочисленные некрополи, в инвентаре которых сочетались германские и испанские изделия. Видимо, германцы начали сравнительно быстро испанизироваться{153}. Аммиан Марцеллин (XXI, 4, 6) рассказывает, что Юлиан, будучи еще цезарем, правившим в Галлии, переселил в Испанию аламанского короля Вадомария. Возможно, что вместе с королем на Пиренейский полуостров были переселены и некоторые его соплеменники, к которым позже могли прибавиться и другие варвары.

Мы не знаем условий жизни германцев, поселенных в Испании. Вероятнее всего, они стали летами. Им была дана земля, и они находились под контролем римских чиновников{154}. Часть их, как отмечалось, могла пополнять дружины латифундистов, другая служить во вспомогательных частях римской армии. Характерно, что сам Вадомарий сделал блестящую карьеру на римской службе: он позже стал дуксом Финикии, а затем командовал армиями, действовавшими против мятежника Прокопия и персов (Атт. XXI, 3,5; XXV, 8,2; XXIX, 1,2). Низы переселенных варваров усиливали общинные элементы испанского позднеримского общества, в то время как их аристократия включалась в имперскую элиту.

ЭКОНОМИКА В КОНЦЕ III — НАЧАЛЕ V в.

Кризис III в. нанес Испании тяжелый удар. Ее экономика в конце этого века находилась в упадке. Эдикт Диоклециана о ценах, изданный в 301 г., из всех испанских продуктов упоминает только гарум, астурийскую шерсть и церетанскую ветчину. Нет никаких следов экспорта в Рим и другие регионы империи ни масла, каким еще недавно славилась Бутика, ни вина, изготовляемого в восточной части Тарраконской Испании, ни даже металлов, одним из главных поставщиков которых издавна была Испания{155}.

В IV в. отмечается уже некоторый экономический подъем. Expositio totius mundi et gentium (LIX), составленная в 359 г., среди испанских товаров, поставляемых в «весь мир», упоминает масло, гарум, одежды, свинину, коней и особенно эспарто, т. е. особый вид волокна, идущий на изготовление корабельных снастей{156}. Но надо иметь в виду, что это произведение появилось на Востоке, где не очень хорошо знали реальное положение в такой далекой западной стране, как Испания, так что возможно, что в представлении автора современные реалии смешались с данными, заимствованными у греческих источников более раннего времени{157}. Тем не менее полностью игнорировать эти сведения было бы неразумно, ибо в них могли в какой-то степени отразиться данные о новом подъеме испанской экономики. Да и сведения из самой Испании тоже говорят о таком подъеме.

Вновь начали работать рудники верхней долины Бетиса (приблизительно до 80 гг. IV в.) и западной Бетики, дававшие серебро и медь{158}. Однако они уже не достигали того масштаба работ и добычи, как во 11 в.{159} Воздействие добытого здесь металла на общеимперскую экономику было минимальным. Совершенно иначе обстоит дело с золотыми рудниками Северо-Запада. В период Поздней империи значение золота еще больше возросло. Поэтому императоры обращали большое внимание на его добычу и доставку в Рим и Константинополь{160}. В IV в. масштабы добычи металла в рудниках Галлеции и Астурии увеличились по сравнению, пожалуй, не только с III, но и со II в. В этих районах строятся и постоянно обновляются дороги. Нет почти ни одного императора, включая и некоторых узурпаторов, имена которых не встречались бы на милиариях, стоящих на дорогах Северо-Запада{161}. Возможно, именно экономическое значение этого региона заставило Диоклециана, как когда-то Каракаллу, выделить столь важную территорию в отдельную провинцию. Однако меняется характер горного дела. В основном теперь работают небольшие рудники. Некоторые из них по-прежнему принадлежат императору, но отдаются в аренду латифундистам, другие находятся на землях крупных собственников, которые их и разрабатывают силами рабов и колонов{162}.

Другой отраслью экономики, приобретшей значение, выходящее за пределы Испании, было коневодство. Астурийские кони славились еще в I в., теперь кони из Испании, особенно ее северной части, поставляются как в армию, так и в цирки почти всего государства{163}. К этому надо добавить овечью шерсть. Астурийская шерсть ценилась весьма высоко, относясь к самым дорогим сортам. За фунт этой шерсти давали 100 денариев, что в 2—4 раза больше, чем цена ряда других сортов{164}. Таким образом, основной экспортной отраслью испанского сельского хозяйства становится разведение коней и овец{165}, в то время как продукты земледелия утрачивают этот характер. При этом надо заметить, что в I в. славилась в основном шерсть Бетики, а теперь первенство переходит к Астурии. Происходит общее оживление земледелия{166}. Из Испании стали поставлять в Италию хлеб, но и он, кажется, происходил с полей Месеты.

Центр экономического развития Испании передвигается с юга и востока Пиренейского полуострова в его северную и северо-западную части{167}. Эти территории были менее романизованы, там, как уже отмечалось, в меньшей степени существовали социально-экономические и социально-политические структуры античного типа. К этим территориям надо прибавить Балеарские острова, игравшие значительную роль в добыче пурпуроносных моллюсков{168} и в торговле между Пиренейским полуостровом и Италией, и которые тоже были менее романизованы, чем противолежащие берега полуострова.

Несмотря на то, что экономический пейзаж Испании, как и всей империи в то время, определялся латифундиями, что определяло господствующую тенденцию к развитию натурального хозяйства, говорить о полной натурализации экономики не приходится. Экономические и культурные связи, хотя в меньшем масштабе, чем в I—II вв., продолжали объединять Испанию с остальной империей. Как и раньше, важным партнером являлась Северная Африка, откуда приходила, в частности, керамика. Относительно тесные связи объединяли Испанию с Галлией. Довольно оживленными были отношения с восточной частью Римской империи{169}. В то же время значение связей с Римом и Италией начинает уменьшаться. Это можно заметить, например, на импорте такого специфического, но очень важного для испанской знати товара, как саркофаги. Если приблизительно до середины IV в. находимые в Испании саркофаги импортировались в основном из Рима, то с середины столетия этот импорт практически прекращается. Саркофаги либо привозят из Африки, особенно из Карфагена, либо изготовляют на месте, причем в последнем случае ясно чувствуется греческое и частично галльское влияние{170}. Продолжала существовать и внутренняя торговля. Монета снова становится важным средством обмена. В самой Испании ни одного монетного двора не было, но в относительной близости от нее такие дворы имелись в Южной Галлии и Карфагене{171}, и испанцы вполне могли пользоваться выпускаемыми там монетами. Но говоря о торговле, надо заметить, что все большую роль в ней играют не испанские, а восточные торговцы. Так, в Тарраконе, остающимся важнейшим торговым центром, связывающим Испанию с остальной империей, треть похороненных носили восточные имена, и большинство этих людей были явно торговцами{172}.

Рассматривая и экономическую, и социальную структуру позднеримской Испании, надо отметить следующее: в Испании этого времени продолжали сосуществовать различные социально-экономические уклады: античный, крупнособственнический (в значительной степени протофеодальный), территориально-общинный и родовой. Но по сравнению с I—II вв. их взаимное значение изменилось. Первенствующим теперь был крупнособственнический; районы с его преобладанием являлись ведущими в экономическом отношении, и крупная землевладельческая знать включалась в элиту империи. Каждому укладу соответствовала своя система классовых взаимоотношений. На эту систему накладывалась сетка сословных подразделений. Сенаторы, всадники и куриалы составляли сословия «достойных» (honestiores), а остальное свободное население — «низких» (humiliores). Каждое из них в социальном отношении было неоднородным и состояло из представителей различных классов. Впрочем, в Поздней империи юридические различия вообще отступают перед экономическими{173}.