Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

года не просто распространяло на «туземцев» общее законодательство. Переставая воспринимать коренное население как явные «колонии», отделённые от метрополии глубокой цивилизационной пропастью, режим Александра III в то же время отказывался признавать их особую юрисдикцию, в том числе — территориальную. Земля объявлялась собственностью государства, а территории «туземцев», «могущие оказаться излишними» для них, воспринимались как «неприписанные» (unassigned lands) — открытые для колонизации»[598].

При всех отличиях ситуации в США и Российской империи оба этих государства объединял общий интерес к земле, занятой, с одной стороны, индейскими охотниками, с другой — казахскими кочевниками-скотоводами. Оба этих типа хозяйствования воспринимались сторонниками колонизации как весьма непродуктивные, а количество земель, имевшихся в их распоряжении, оценивалось как явно чрезмерное. Стивен Сэйбл писал в связи с этим в отношении политики США против индейцев и России против кочевников казахов: «колонизаторы хотели, чтобы колонизуемые перестали быть номадами»[599].

Интересно, что в 1907 году во время совещания в министерстве внутренних дел «о землеустройстве киргиз» директор департамента земледелия Н. Крюков «вообще считал, что киргиз надо согнать с земель, пригодных для земледелия, как это сделали американцы с индейцами, так как кочевое скотоводство анахронизм, с которым государство должно покончить. С этим совещание не согласилось. Оно считает правильным отводить киргизам, переходящим к оседлости, столько же земли, сколько переселенцам»[600]. Конечно, такое радикальное предложение не могло быть принято не только потому, что оно было высказано в начале XX века. Очевидно, что в этот исторический момент уже нельзя было действовать в стиле войн с причерноморскими кочевниками конца XVIII века или горцами Западного Кавказа в середине XIX века. Важно также, что реализация такого предложения потребовала бы слишком значительных усилий со стороны государства и привела бы к большим потрясениям.

Характерно, что на этом же совещании высказывались мнения против переселения. К примеру, власти Уральской и Тургайской областей «считали переселение злом, которое приведёт к разорению местного населения, и высказывались за то, чтобы сначала провести прочное земельное устройство самих киргиз, оно и выяснит действительные излишки их земель»[601]. Местная российская администрация исходила из практических задач управления, поэтому обязана была оценивать риски. Потому что именно ей пришлось бы иметь дело с последствиями принятых решений. Поэтому чиновники на местах не хотели заниматься вопросами, которые могут только ухудшить их положение. В то время как чиновники из центрального аппарата, ответственные за решение земельного вопроса в масштабах всей империи, напротив, были максимально заинтересованы ускорить процесс переселения. Именно это было критерием их работы. В данном случае каждый слой бюрократии Российской империи преследовал собственные интересы.

По сути, во время данного совещания нашли отражения два ключевых момента относительно казахского землепользования в Российской империи. Первый из них исходил из того, что раз кочевой образ жизни является препятствием для крестьянской колонизации, то это препятствие надо преодолеть, не обращая внимание на все возможные издержки. В связи с этим Анатолий Ремнев писал, что «в российской имперский политике господствовал стереотип, что только та земля может считаться истинно русской, где прошёл плуг русского пахаря. Крестьянская колонизация становилась важным компонентом имперской политики, а крестьянин эффективным её проводником»[602]. В другой своей работе «Россия Дальнего Востока. Имперская география власти» Ремнев развивал эту мысль. «Для укрепления империи необходимо было создать критическую массу русского населения, которая и станет этнографической основой государственной целостности»[603].

Второй момент был связан с распространённым мнением, что более правильным было бы сначала перевести казахов на оседлость с соответствующим наделением их землёй. С этой точки зрения в любом случае первоначально необходимо было урегулировать землепользование у казахов, прежде чем начинать переселение на их земли. Очень показательна в связи с этим была позиция сенатора Константина Палена. Он написал в 1910 году по итогам ревизии Туркестанского края. «Приведённые соображения свидетельствуют о том, что туземное население Семиреченской области пользовалось землями на всём пространстве своих кочевий в силу закона и, что по закону же, земельные участки, к которым оно прилагает свой труд, предназначались к закреплению за ним на правах собственности с попутным переходом всех остальных земель в единственное владение казны. В соответствии с этим и примечание к ст. 120 Степного положения, постановляющее о том, что земли, могущие оказаться излишними для кочевников, поступают в введение министерства земледелия и государственных имуществ, — не давало основание этому министерству, не проведя вопрос о землеустройстве киргизов через законодательные учреждения, самовластно приступить к изъятию каких-бы то ни было, а тем более обрабатываемых земель из бессрочного пользования кочевников, игнорируя общегосударственный интерес, заключающийся прежде всего в поддержании достоинства русской власти путём сохранения неприкосновенными дарованных мирному и законопослушному населению прав»[604].

Именно вокруг этих двух точек зрения в российской администрации происходили дискуссии вплоть до самого падения Российской империи. Но всё же главный вопрос здесь был связан с приоритетами. С этой точки зрения крестьянская колонизация имела для российских властей несомненный приоритет. В связи с этим вопрос об оформлении казахского землепользования так никогда и не переходил в практическую плоскость. В основном потому, что это могло создать препятствия крестьянской колонизации. К примеру, на том же совещании в министерстве внутренних дел под председательством Лыкошина указывалось, что «если начинать с землеустройства киргиз, то им достанутся лучшие земли, а «предпочтение интересов киргиз обидно для русского крестьянина и не может быть оправдано». В прошениях крестьян мотив — они проливают кровь за русскую землю, а киргизы нет»[605].

Сенатор Пален исходил из общегосударственного подхода и апеллировал к закону, в данном случае Степному положению. Для этого чиновника было характерно следование процедуре. Поэтому для него было важно, что если и принимается решение об изъятии земли, то оно должно происходить согласно предусмотренным процедурным моментам. С этой позиции империя гарантировала всем подданным их права, даже если они не соответствуют тем или иным параметрам, например, были кочевниками, а не оседлыми жителями, или мусульманами, а не православными. Но в конце XIX — начале XX веков в Российской империи уже преобладал другой подход, где преобладали национальные приоритеты.

Показательно, что для общественного мнения России в конце XIX — начале XX веков была характерна точка зрения о преимущественных правах на вновь присоединённые земли. В связи с этим очень характерно мнение Александра Кауфмана, выраженное им в изданной в 1905 году работе «Переселение и колонизация». По его словам, «миграции в Западной Европе принимают форму выселения из страны, которая под влиянием известной совокупности причин, становится тесна для своего населения. Русское переселение — последний акт