Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина

Однако 2 августа, когда Политбюро собралось в Москве на засе­дание, чтобы рассмотреть дальнейшие военные перспективы Рес­публики, еще не всем было ясно: что поставить во главу угла? Вран­геля? Или белополяков?

Сталин на этом совещании не присутствовал. Накануне, 31 ав­густа, в тот день, когда войска Тухачевского вышли к Бугу, он снова приехал на крымский участок Юго-Западного фронта, в Лозовое.

Впрочем, всем участникам совещания его позиция была извест­на. Он давно и настоятельно добивался объединения операции на польском участке фронта под единым руководством, а борьбу с Врангелем, имевшую, по его мнению, первостепенное значение, предлагал выделить в самостоятельную кампанию.

Стратегически план Сталина был беспроигрышным. Для обес­печения решающей победы на первое место он ставил разгром бе­лых на Юге. Свою позицию он определил четко, без недоговорок: «Только с ликвидацией Врангеля можно считать нашу победу над польскими панами обеспеченной».

Но славы и лавров за экспорт мировой революции жаждал не только «зеленый» командарм-подпоручик. Председатель РВС

Троцкий (тоже стремившийся решать «мировые вопросы») под­держал предложение Тухачевского.

Причем оборотистый и хитроумный Троцкий перехватил идею Сталина о разделении фронтов. Польская часть Юго-Запад­ного фронта передавалась Западному. Однако по настоянию Троц­кого все было сделано по принципу — наоборот. Главной задачей совещание определяло не разгром сил белых, а захват польской столицы. Ленин, Каменев и Крестинский согласились с Лейбой Бронштейном

Теперь все переворачивалось с ног на голову Предложение Ста­лина о первоочередном разгроме Врангеля отвергалось, а совет­ский фронт против белых на Юге превращался во второстепен­ный, не имевший ближайших перспектив.

Политическую тонкость этой интриги составляло то, что, украв у Сталина идею реорганизации польского фронта, самого ее автора с подачи Троцкого Политбюро задвигало в тень. Так, беззастенчиво передернув карты, Троцкий намеревался сорвать банк в свою пользу.

Обратим внимание: уже в который раз в ходе этой войны, после того как Сталин создал условия и предпосылки для разгрома про­тивника, ему не давали возможности завершить боевые действия убедительной победой. Славу «победителя» перехватывали Троц­кий и его клевреты.

Конечно, отстранение Сталина, практически обеспечившего перелом в борьбе с поляками, от участия в предстоявшей операции выглядело по меньшей мере непорядочно. Это осознавали все. Не­приятную миссию сообщения этого ущемлявшего самолюбие со­ратника решения взял на себя Ленин.

В тот же день, 2 августа, он дипломатично телеграфировал Ста­лину: «Только что провели в Политбюро разделение фронтов, что­бы Вы исключительно занимались Врангелем В связи с восстани­ем, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной, и внутри Цека растет стремление тотчас за­ключить мир с буржуазной Польшей. Я Вас прошу очень внима­тельно обсудить положение с Врангелем и дать Ваше заключение. С главкомом я условился, что он даст Вам больше патронов, под­креплений и аэропланов...»

Конечно, стремясь подсластить неприятную «пилюлю», Ленин лукавил. Еще полмесяца назад Советское правительство отвергло предложение Великобритании о мирных переговорах России и

Польши. Сталин не мог не понять, что его тактично отстраняли от руководства действиями на западном направлении. За дипломати­ей Ленина маячила назойливая тень Троцкого.

И у Сталина не могло быть сомнений в отношении внутреннего смысла этих маневров. Ему предлагали «таскать каштаны из огня» для упрочения славы «красивого ничтожества». Но он воспринял сообщение спокойно, почти равнодушно. Между тем решение По­литбюро состоялось в тот период, когда войска Юго-Западного фронта, в том числе 1-я Конная армия, подошедшая к Львову, уже вели упорные бои за город.

В ответе Ленину он констатировал: «Жестокие бои продолжа­ются с возрастающей силой, должно быть, сегодня потеряем Александровск. Вашу записку о разделении фронтов получил, не следо­вало бы Политбюро заниматься пустяками».

Но, не желая вступать в выяснение отношений, по существу он подал в отставку «Я могу работать на фронте еще максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя. Обещаниям главкома не верю ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает ре­зультаты наших военных успехов».

Очевидно, Сталин все-таки не смог сдержать эмоций. И его можно понять. Он проделал огромную работу, переломил ход вой­ны в пользу Советской Республики, и теперь, когда благодаря его действиям Польская армия терпела поражение, его задвигали на второй план. Конечно, он был не лишен здравого честолюбия. Оче­видное пренебрежение оскорбило его. Ленин тоже осознавал дву­личие ситуации. И, ощущая неловкость от того, что пошел на пово­ду у Троцкого, он сделал вид, что ему не ясны причины недовольст­ва Сталина

«Не совсем понимаю, — запрашивает он 3 августа, — почему Вы недовольны разделением фронтов. Сообщите Ваши мотивы. Мне казалось, что это необходимо, раз опасность Врангеля возрас­тает. Насчет заместителя сообщите Ваше мнение о кандидате. Так­же прошу сообщить, с какими обещаниями опаздывает главком. Наша дипломатия подчинена Цека и никогда не сорвет наших ус­пехов, если опасность Врангеля не вызовет колебаний внутри Цека...»

Ленин чувствовал свою неправоту по отношению к Сталину, но заманчивость замысла Троцкого уже очаровала его — цели миро­вой революции выше психологической щепетильности. Пытаясь

сгладить возникшую неловкость, он задает риторические вопросы, на которые не требуется ответа. И соглашается на «отставку» Ста­лина.

На следующий день уже успевший «остыть» Сталин не стал обострять конфликт и ответил лишь по существу самой реоргани­зации. Его соображения взвешены и рациональны. Он предложил сохранить имущество и аппарат Юго-Западного фронта за новым Южным фронтом и указал, что передаваемые 1-я Конная и 12-я армии должны «обслуживаться штабом Западного фронта в их нынешнем виде».

В телеграмме Сталин подчеркнул, что такая комбинация «дала бы возможность объединить все антипольские армии в единый Запфронт, чего я и добивался ранее...».

Однако следует обратить внимание и на то, что при этом речь совершенно не идет о посылке Первой Конной на Варшаву. Впро­чем, вопрос о кавалерии Буденного в этот период и не мог стоять так; конница уже участвовала в тяжелых в боях с белополяками на львовском участке фронта.

Однако Ленин не хотел, чтобы у Сталина сохранилось мнение, будто глава партии пошел на поводу у Троцкого. Очередная теле­грамма из Кремля ушла в Лозовую 4 августа. «Завтра, — сообщал Ленин, — в шесть утра назначен Пленум ЦК. Постарайтесь до тех пор прислать Ваше заключение о характере заминок у Буденного и на фронте Врангеля, а равно и о наших военных перспективах на обоих фронтах. От Вашего заключения могут зависеть важнейшие политические решения».

Ленин недоговаривал. Более того, он не известил Сталина о том, что на Пленуме будет решаться вопрос о приоритете наступления на Варшаву, а упоминание о «заминках у Буденного» звучало почти как упрек.

Сталин почувствовал эту недоговоренность. Отвечая в тот же день, он довольно сухо заметил: «... Я не знаю, для чего, собственно, Вам нужно мое мнение, поэтому я не в состоянии передать Вам требуемого заключения и ограничусь сообщением голых фактов без освещения».

Впрочем, ограничась «ворчливой» репликой, он кратко, с при­сущей ему взвешенностью, изложил суть проблем: «Заминка Бу­денного временная, противник бросил на Буденного литовскую, луцкую и галицкую группы в целях спасения Львова. Буденный

уверяет, что разобьет противника (он уже взял большое количест­во пленных), но Львов будет взят, очевидно, с некоторым опозданием.

Словом, заминка Буденного не означает перелома в пользу про­тивника Что касается Врангеля, мы теперь, хотя и слабы по причи­нам, изложенным выше, но все же сдерживаем противника; не позднее как через неделю мы пустим в ход 30 тыс. свежих шты­ков...»

Из этого, чуть нервного обмена телеграммами между двумя членами ЦК совершенно очевидно, что именно Сталин предложил передать 1-ю Конную Армию и 12-ю армию в подчинение штаба Западного фронта Но речь шла только о действиях под Львовом и никоим образом не касалась вопроса о направлении этих частей к Варшаве.

Конечно, в этот момент Сталин не мог знать планов польского руководства, но обратим внимание, что он своевременно и пра­вильно оценил тактику Пилсудского. И практически разгадал на­мерения противника. Поляки не отказывались от продолжения борьбы на львовском участке фронта.