Арон Залкинд - Педология: Утопия и реальность

Заумно-хлесткий стиль, внешний «боевизм», как выражается Залкинд, его писаний, слова и словечки, за которыми была пустота цветистой звонкой фразы, — как мы за этим не разглядели, что этот «вождь» педологии был гол, как могли мы, бывшие педологи, терпеть это убожество мысли, эту антиленинскую болтовню, да еще проводить ее в практической работе, дезориентируя учителя, школу, нанося огромный ущерб советскому воспитанию!

IV

МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА

При каждом удобном и неудобном случае мы, бывшие педологи, выдавали себя за последовательных материалистов-диалектиков, но когда от этих заявлений мы переходили к изложению наших взглядов, сразу же обнаруживалось, что эта «диалектика» представляет собой невероятную путаницу.

Вот, например, что писал Залкинд во втором тезисе доклада, прочитанного им на I педологическом съезде в 1928 г.

«Именно в СССР, где в растущей социалистической среде начинает создаваться новый социалистический человек, педология впервые консолидируется как материалистически-диалектическая, марксистская научная дисциплина, впитывая в себя и синтезируя наиболее ценный материал о взаимоотношениях растущей человеческой личности с окружающей средой. Материал этот педология черпает как из общей биологии, физиологии, рефлексологии, объективной психологии, так и из клиники».

Уже из этого видно, что Залкинд решал проблему взаимоотношения личности со средой исключительно в плане биологическом, что ни в какой мере согласовать с материалистической диалектикой нельзя. Но дальше, в десятом тезисе этого же доклада, он подробнее разъясняет, что именно он понимает под диалектикой, и оказывается, что эта его «диалектика» представляет невообразимую путаницу.

«Сейчас, — пишет он, — развертывается напряженная теоретическая работа по созданию единой методологической платформы, построенной по принципам диалектизма, монизма, объективизма и практической продуктивности». Как видим, диалектизм здесь выступает только в виде одного свойства той путаной «методологической платформы», которую выдвигает Залкинд.

Исходя из этой платформы, он рекомендует такие методики для изучения детства: «Рост на Западе и в СССР тонких физиологических, и в частности, биохимических методов изучения организма, рефлексологические дополнения и реформы, вносимые в методику изучения, совершенствование методов объективно-психологического исследования постепенно продвигают педологическую методику изучения к наиболее глубокой динамике изучения растущего человеческого организма».

Аналогичную путаницу, выдаваемую за материалистически-диалектический подход, легко найти и у ряда других бывших педологов, в том числе и в моих собственных работах. Так, в одной из своих книг я пишу: «В данной работе мы пытаемся обосновать учение о человеческом коллективе на данных диалектического и исторического материализма, с одной стороны, и на новейших данных физиологии, рефлексологии, педологии — с другой»[266].

Уже из этой цитаты видно, что я стоял тогда на таком же уровне понимания диалектики, как и Залкинд, что мы не умели подходить к раскрытию сложного диалектического процесса, динамики изучаемого нами объекта — ребенка и детского коллектива на самом материале, а рассматривали диалектику как научную дисциплину того же порядка, что и физиология, рефлексология и т. д. Это указывает на полное непонимание нами материалистически-диалектического метода, что неизбежно должно было привести к лженаучности той теории, которую мы пытались построить. Ведь диалектика, — как пишет Ленин, — «живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности…»[267]

«В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов…»[268]

От этой ленинской диалектики мы были так же далеки, как и биогенетисты, как и те буржуазные авторы, которых мы пытались критиковать. Отсюда вытекала и ложность нашего «объективизма».

Требование нами объективного подхода к изучению ребенка в действительности вытекало из наших бихевиористических и рефлексологических позиций. Исключая из наших исследований все то, что касалось развития психики ребенка, его сознания, мы тем самым неизбежно приходили к извращенному пониманию всего процесса развития ребенка. Закономерности этого развития лженаука педология пыталась устанавливать, исходя из представления о каком-то абстрактном ребенке, взятом вне учебно-воспитательного процесса.

От биогенетического направления теория Залкинда отличалась только отрицанием роли инстинктов. «Законы пола, возраста, наследственности, все установившиеся некогда формы основных функций (пищеварение, кровообращение, дыхание и т. п.) претерпевают сейчас, под давлением гигантски усложняющегося производственно-общественного бытия, глубочайшие метаморфозы: некогда твердая, мощная система древних биологических навыков человека, давшая право говорить о почти прочных законах человеческой физиологии, зашаталась, раздробилась и начала расползаться по всем швам»[269].

Казалось бы, что усложнение «производственно-общественного бытия» должно было сказываться в первую очередь на психике и что об этом в первую очередь нужно говорить, но мы уже видели, что психику Залкинд исключает. Достаточно сопоставить только что приведенное место с тем, что он говорит о методах изучения ребенка, предлагая брать эти методы из биологии, физиологии, рефлексилогии, из клиники, достаточно изучить всю «концепцию» Залкинда и всего так называемого социобиологического или социогенетического направления, чтобы увидеть всю лженаучность этой биологизаторской, механистической, антипедагогической по своему существу концепции.

Ребенок, как и вообще человек, противостоит здесь взаимодействующим на него общественным силам не как в той или иной мере сознательно действующий активный деятель, а как пассивно воспринимающий эти воздействия, как изменяющийся только под влиянием этих воздействий организм. Как мы видели из приведенной цитаты, Залкинд указывает на то, что влияние среды сказывается и на пищеварении, и на кровообращении, но он ни единым словом не упоминает о том, какую роль в этом играет психика развивающегося ребенка, какое влияние это оказывает на формирующееся сознание ребенка и какая роль в этом принадлежит учебно-воспитательному процессу.

Хотя Залкинд и много, и по всякому поводу говорил о классовой борьбе, о классовости педологии, но, оставаясь биологизатором, он не мог согласовать этих положений с основами своей теоретической концепции, которая продолжает оставаться абстрактной, надклассовой. Характерно, что и доказательства в пользу динамики человеческого поведения Залкинд черпает исключительно из медицины и биологических наук. «Два крупнейших современных психо-физиологических учения — учение о рефлексах и учение о так называемых психоневрозах целиком подтверждают чрезвычайную текучесть, глубокий социальный динамизм человеческого поведения, все более слабую связанность его с биологическим багажом человечества».

Напрасно стали бы мы искать здесь хотя бы упоминания о социальном формировании личности, не говоря уже и роли в этом формировании учебно-воспитательного процесса. Все отличие социобиологической «теории» Залкинда от биогенетической «теории» Блонского заключалось только в отрицании инстинктов и в признании большего значения социальной среды. Но воздействие среды рассматривалось вроде влияния среды на амебу, — в плане воздействия непосредственно на организм, а не на психику, не через психику и не в плане взаимоотношения психики человека и окружающих его обстоятельств. Поэтому-то в развитии ребенка учебно-воспитательным воздействиям не отводилось никакого места, поэтому педагогика не признавалась наукой и ребенок выступал только как существо, судьба которого фаталистически предопределена его биологической структурой и стихийными воздействиями среды. Поэтому-то Залкинд требует, чтобы мы искали закономерностей развития ребенка только в этих воздействиях среды.

Теперь для нас становится понятным характер того «объективизма», которого требовал Залкинд. Как видно из всего вышесказанного, сущность этого «объективизма» заключается в исключении активной роли сознания ребенка, а вместе с этим и в отрицании активной роли в развитии ребенка учебно-воспитательного процесса.

Этот «объективизм», заимствованный у рефлексологов бехтеревской школы и у американских бихевиористов, пропагандировал очень долго не один Залкинд. В моих работах эта точка зрения тоже находила себе полное отражение.