Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп

Словесные портреты короля

Существует три описания внешности короля, но все они довольно краткие. Первое из них принадлежит Тома Базену, интересное еще и тем, что, как пишет автор во вступлении к  своей Истории Карла VII, он часто видел короля и имел с ним много бесед в течение последних десяти лет его царствования: "Король Карл был среднего роста, с приветливым лицом, довольно изящный, его плечи были такими, какими они должны быть, но его ноги были тонкими. В длинном платье его вид был почти элегантным, но когда он был в коротком платье, что чаще всего и было, используя зеленую ткань, худоба его бедер и ног, опухших в коленях и как бы скрюченных, придавала ему несколько деформированный вид"[828]. Короче говоря, король не был атлетически сложен, а его походка была довольно неуклюжей, хотя он не имел никаких телесных дефектов. По словам бургундского хрониста Жоржа Шатлена, которому, хоть и реже, но также довелось видеть Карла VII, он "не был одним из самых выдающихся людей, так как был очень худ, тщедушен и имел весьма странную походку". Далее автор добавляет, что король был бледен, но "достаточно красив" [приятен наружностью], умел "красиво и очень учтиво изъясняться" и к тому же обладал "величественной осанкой"[829]. Пьер де Фенин писал, что король был "прекрасным государем и хорошим собеседником для всех людей"[830], что очень лестно, но если принять во внимание, что этот хронист умер в 1433 году, то получается, что он имеет в виду 30-летнего Карла VII. Примерно в это же время жители Шалона написали жителям Реймса, чтобы убедить их повиноваться Карлу, что у него прекрасная осанка. Вполне вероятно, что Анри Боде, который в молодые годы был сторонником Дофина Людовика, также имел возможность лично встретиться с Карлом VII, например, во время Прагерии. Поэтому его оценка может быть прямым свидетельством: король "был человеком прекрасного телосложения, довольно упитан, с сангвиническим цветом лица, характером скромным, мягким, любезным, добродушным, щедрым но не расточительным"[831].

Оценка царствования Карла VII его современниками

В этом плане заслуживают внимания оценки двух авторов, поскольку они довольно далеко продвинулись в понимании значения царствования. Первый автор, это Жорж Шатлен, для которого король был "непостоянным" человеком, что привело к множеству неудачных перемен во властных кругах и появлению "лиг" и "банд" в его окружении. Хронист пишет: "Из всех пороков, при дворе наиболее распространенными были три: непостоянство, недоверие и зависть"[832]. В не столь далеком прошлом, когда была популярна характерология, такое мнение называли бы вторично-пассивно-эмоциональным. Вторая оценка дана Антуаном де Ла Салем в трактате Древние турниры и ратные подвиги (Des anciens tournois et fais d'armes), который он посвятил в 1459 году Жаку де Люксембург-Линьи, сеньору де Ришбуру, будущему рыцарю Ордена Золотого руна, а позже, после перехода на службу к французскому королю, кавалеру Ордена Святого Михаила. Ссылаясь на Книгу воинской дисциплины (Livre de discipline de chevalerie) Флавия Вегеция, автор напоминает, что долг любого капитана — заставить солдат себе подчиняться и наказывать непокорных: "И всякий, кто поступит иначе, нанесет ущерб не только своей чести но и жизни, потому что из-за отсутствия подчинения и невозможности наказать осмелившихся не повиноваться, власть короля Карла VII в его королевстве оказалась в великой опасности, и только Бог по Своей благой милости помог ему"[833]. Эти слова относятся как к тому, что будучи Дофином, Карл восстал против своего отца, так и к его чрезмерной снисходительности к виновным в серьезных проступках. Долгое время он был не в том положении, чтобы ему беспрекословно подчинялись или безропотно принимали наказания. И когда, наконец, он уже мог наказывать провинившихся, он делал это, с большой осторожностью и почти всегда щадил жизни виновных. Он намеренно выставлял себя королем милосердия. Подтверждение этому можно найти в хартии, в которой он простил жителей Эврё, не без оснований, обвиненных в том, что они плохо отзывались о нем и дурно поступали: "Учитывая, что сострадание и милосердие являются неотъемлемой частью королевского величия и достоинства, мы предпочитаем милость сострадания и сладость милосердия строгости закона, следуя примеру своих предшественников, которые всегда проявляли свою великую доброту и сострадание"[834]. Это похоже на верность неизменным традициям, хотя, возможно, является и чертой характера: "И по своей природе наш господин, то есть король Карл VII, был милосердным, опасаясь и избегая пролития человеческой крови, всеми своими силами охраняя и поддерживая тружеников, что является проявлением добродетели, благотворной и полезной для всех", что следует понимать как искреннее внимание даже к простым людям.

Царствование Карла VII предоставило современникам возможность вволю порассуждать на темы политики, морали и даже теологии. Так, Жорж Шатлен в своем "увещевании в утешение", написанном в 1463–1465 годах и адресованном Маргарите Анжуйской, жене несчастного Генриха VI, только что свергнутого Эдуардом IV, пишет: "Если вы хотите увидеть более убедительный пример, обратите свой взор на славного короля Карла, вашего дядю, который долгое время был в сильном стеснении из-за двух преследующих его врагов[835], отброшенный почти до последних границ своего королевства, терпящий бедствия со всех сторон и окруженный всевозможными несчастьями, горькими известиями и невосполнимыми потерями, воюющий против поработителей своего народа, отторгнутый от своих городов и доведенный до нищеты и обездоленности, он был вынужден видеть, как Ваш муж [Генрих VI], царствует, признается королем в Париже и в некоторой части Франции. Как же повел себя король Карл, чей плач я слышал? Что же он сделал в своих жестоких невзгодах, когда весь христианский мир ему сочувствовал? Разве он не преодолел все  благодаря упорству и упорному труду? Разве он своим мужеством и усердием, не повернул колесо Фортуны в свою пользу? И с тех пор от унизительной и позорной бедности он пришел ко всей полноте благ, из окруженных врагами владений он отвоевал все королевство, от бесчестья поднялся к великой славе, от непочтения пришел к преклонению, от войны к миру, и от скорби и угнетения к прославленному имени и возвышенной власти, не имеющей себе равных на земле. А кто когда-либо слышал о королеве, испытывавшей такие беды, как ваша тетя королева Мария, которая, в той же степени испила из чаши горя и страданий? Но король и королева рука об руку преодолели нищету, одолели врагов и в конце концов пришли к процветанию и стабильности"[836]. Мораль: не отчаивайтесь, в конечном итоге удача может улыбнуться и вам.

Другим бургундским мыслителем был Гийом Филластр, который в 1468 году, будучи епископом Турне, по просьбе Карла Смелого составил обширную Книгу Ордена Золотого руна (Livre de la Toison d'or), канцлером которого он был. В своем труде он описывает Карла VII как "удачливого", в том смысле, что он поначалу испытав неудачи добился полного успеха. В короле процветали две добродетели: сила и великодушие. На первом этапе своего царствования ему пришлось "уехать за Луару" и "долгое время жить там в бедности и великих страданиях". "Все королевство Французское к северу от Луары, то есть Иль-де-Франс, Нормандия, Мэн, Перш, герцогство Алансонское, Валуа, Фландрия, Артуа, Вермандуа, Шампань, герцогство Барское, Бургундия, Осерруа, Маконне, вся  Гиень вплоть до Пуату, и даже Бретань, приняли Генриха, малолетнего сына Генриха, короля Англии, как короля Франции коронованного в Нотр-Дам де Пари в 1430 году [на самом деле в 1431]". Хуже того, в какой-то момент англичане вознамерились подчинить себе то, что у Карла VII осталось: "часть Анжу, Турень, Берри, часть Пуату, Бурбоне, Овернь и Лангедок. И чтобы пробиться на юг, они осадили Орлеан". Но король терпеливо переносил все эти испытания, показывая тем самым, что он не только "мужественен", но и "мудр". В течение семи лет после смерти своего отца "он много размышлял о том, стоит ли ему отвоевывать свое королевство, что, по мнению многих, было делом таким трудным, что считалось невозможным", ведь его враги не желали оставить ему ни пяди земли. И именно тогда, "по велению своего благородного сердца", "Карл Удачливый", снова пересек реки Луару и Сену, завоевал города Труа, Шалон и Реймс, где был коронован королем Франции, вторгся в Иль-де-Франс и предстал перед стенами Парижа. Карл VII и герцог Бедфорд, "взявший на себя регентство Франции из-за малолетства Генриха, считавшегося королем Франции и Англии", встретились лицом к лицу на поле боя, но сражение [при Монтепилуа] не состоялось. Затем, благодаря "благоразумию" великодушного принца [Филиппа Доброго], наступил "очень счастливый день в Аррасе", когда при посредничестве Папы Евгения и его легата, кардинала Святого Креста и кардинала Кипрского, легата "Святого Собора, который тогда проходил в Базеле", состоялся "мир и воссоединение" между королем и герцогом Бургундским и Брабантским. Однако Карл на этом не остановился, "он не отдыхал, не наслаждался удовольствиями и лакомствами, но с мечом в руке мужественно взялся вернуть себе королевство, которое узурпировали его враги". Так он "мечом взял город Мо". Как только Иль-де-Франс был покорен, он вторгся в Нормандию, которая была полностью отвоевана при его личном участии. Затем настал черед Мэна, Перша и герцогства Алансонского. После этого он перешел Луару, "пересек Пуату, перешел Жиронду и другие реки", и "войдя в герцогство Гиень, завоевал Бордо, Байонну и вообще все города, крепости и замки, занятые его врагами в Гиени, Борделе, Гаскони и Пуату". В день его смерти враги "не владели ни единым клочком земли, принадлежащим к домену его короны, ни во всем его королевстве", за исключением Гина, Кале и Ама, "которые не составляют и четырех лье земли его королевства". Такого успеха не имел никто со времен Карла Великого.