Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира - Константин Александрович Образцов

где правда, где причуда?

А сколько истин? Потерял им счет.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Не знаю, что длиннее — час иль год,

Ручей иль море переходят вброд?

Из рая я уйду, в аду побуду.

Отчаянье мне веру придает.

Я всеми принят, изгнан отовсюду»[124].

Его рефрен «я всюду принят, изгнан отовсюду» звучит как дерзкая антитеза несколько самодовольному «в добре и зле Фортуною хранимый» Карла Орлеанского. В итоге по результатам состязания, в котором ошеломленные слушатели присудили победу Вийону, он был, натурально, изгнан из Блуа и, кажется, даже бит. Герцоги приглашают поэтическую челядь состязаться с собой не для того, чтобы те лупили их в полную силу своего дарования.

Вийон продолжил скитаться по Франции: писал стихи, дрался и воровал, одно время содержал публичный дом вместе с некоей Марго, которой посвятил трогательные строки и подарил место в вечности, написав «Балладу о толстухе Марго». В 1460 году он оказывается в Орлеане, где попадает в серьезный переплет и в итоге получает приговор: казнь через повешение. Сквозь зарешеченное окно холодной камеры слышен стук топоров, которыми сколачивают виселицу в тюремном дворе, в углу на клочке соломы скорчились в отчаянии подельники, а Вийон, чтобы подбодрить их и себя, пишет углем на стене:

«Я — Франсуа, чему не рад.

Увы, ждет смерть злодея,

И сколько весит этот зад,

Узнает скоро шея».

Ему повезло: в город приехал тот самый герцог Карл Орлеанский со своей молодой женой и трехлетней дочкой Марией, по случаю прибытия которой в наследственные владения полагалось отпускать узников из тюрьмы. Удивительная ирония судьбы!

В 1461 году Вийон снова отбывает, на этот раз в тюрьме городка Мен-сюр-Луар, и опять его спасает то ли поэтический, то ли воровской фарт: через городок едет на коронование новый король Людовик XI, а потому всем заключенным полагается амнистия.

В том же году Вийон вновь возвращается в Париж. Ему едва исполнилось тридцать, но образ жизни дает о себе знать: в последних стихах он описывает себя облысевшим, с ранней сединой, бессильным и жалуется на кровавый кашель. Свой последний большой сборник стихов, составленный в конце 1461 года, он уже и сам называет так, как когда-то неизвестный составитель назвал собрание его юношеских сочинений — «Завещание». Сегодня мы знаем его как «Большое завещание», в составе которого 186 восьмистиший, 16 баллад и 3 рондо — своего рода итог творческого и жизненного пути.

«Я душу смутную мою,

Мою тоску, мою тревогу

По завещанию даю

Отныне и навеки Богу

И призываю на подмогу

Всех ангелов — они придут,

Сквозь облака найдут дорогу

И душу Богу отнесут.

Засим земле, что наша мать,

Что нас кормила и терпела,

Прошу навеки передать

Мое измученное тело,

Оно не слишком раздобрело,

В нем черви жира не найдут,

Но так судьба нам всем велела,

И в землю все с земли придут».

Мы говорили раньше, что античный трагик Еврипид — первый в истории литературы поэтический нонконформист, провокатор и бунтарь. Франсуа Вийон, без сомнений, первый поэт того типа, который во всей полноте раскроется спустя столетия: стремящийся к саморазрушению, словно пытающийся вырваться прочь из жизни, в которой ему слишком тесно. Обычно такие поэты уходят в 27 лет. Вийон продержался чуть дольше.

В ноябре 1462 года его снова задерживают по подозрению в краже, а спустя несколько дней сажают в тюрьму за участие в массовой драке, во время которой до полусмерти изувечили папского нотариуса. Вийона пытают, выбивают признание и, с учетом его репутации, приговаривают к повешению. В этот раз сил на браваду уже не находится, и предсмертная «Эпитафия», написанная себе и подельникам, не похожа на бодрое орлеанское четверостишие:

«Ты жив, прохожий. Погляди на нас.

Тебя мы ждем не первую неделю.

Гляди — мы выставлены напоказ.

Нас было пятеро. Мы жить хотели.

И нас повесили. Мы почернели.

Мы жили, как и ты. Нас больше нет.

Не вздумай осуждать — безумны люди.

Мы ничего не возразим в ответ.

Взглянул и помолись, а Бог рассудит.

Дожди нас били, ветер тряс и тряс,

Нас солнце жгло, белили нас метели.

Летали вороны — у нас нет глаз.

Мы не посмотрим. Мы бы посмотрели.

Ты посмотри — от глаз остались щели.

Развеет ветер нас. Исчезнет след.

Ты осторожней нас живи. Пусть будет

Твой путь другим. Но помни наш совет:

Взглянул и помолись, а Бог рассудит.

Господь простит — мы знали много бед.

А ты запомни — слишком много судей.

Ты можешь жить — перед тобою свет,

Взглянул и помолись, а Бог рассудит».

Невероятно, но судьба дала Вийону еще один шанс: счастливая ли звезда поэта-ваганта тому причиной, внезапное снисхождение ли суда или объективные обстоятельства дела, но протоколом от 5 января 1463 года смертная казнь была заменена на десятилетнее изгнание. Через три дня, 8 января, Франсуа Вийон покинул Париж и исчез навсегда.

Ничто в его известной нам биографии не позволяет предположить, что он прожил потом долгую, незаметную, законопослушную жизнь в идиллической сельской глуши. Скорее всего, Вийон умер где-нибудь в безвестном трактире или на постоялом дворе от болезни или вина, а может быть, ему кто-то «в кабацкой пьяной драке саданул под сердце финский нож». В конце концов, как еще должен встретить смерть «плут, сутенер, бродяга, гений», как себя называет он сам в поэтическом автопортрете «Баллада о Вийоне»:

«Король поэтов голоштанных

Метр Франсуа Вийон, таков

Ты, заводила свалок пьяных,

Любитель шлюх и кабаков,

Что блещет вкруг твоих висков,

Седых от срама и лишений,

Волшебный ореол стихов,

Плут, сутенер, бродяга, гений! <…>

Бессмертен будь, к стыду врагов

Твоих немеркнущих творений,

Король поэтов-босяков,

Плут, сутенер, бродяга, гений!».

Впрочем, есть и оптимистическая версия того, как сложилась судьба Вийона после его изгнания из Парижа. Вроде бы на склоне почтенных лет он поселился в местечке Сен-Мексан; это и сегодня совершеннейшая деревня с населением в 250 человек. Там Вийон написал для ярмарочного представления стихотворную пьесу о