Арсен Мартиросян - ТРАГЕДИЯ 22 июня: БЛИЦКРИГ ИЛИ ИЗМЕНА?

Здесь важно иметь в виду, что это же было зафиксировано и в «гениальном плане» от 15 мая 1941 г.

Попробуй разберись в той астрономических гигантской массе ежедневно наваливавшихся на Сталина дел, когда и почему только что указанный и на начало января 1941 г. еще более или менее укладывавшийся в суть замысла официального плана отражения агрессии вывод о наиболее целесообразном направлении главного удара будущего контрнаступления после сдерживания и отражения первого удара, как то и предусматривалось «Соображениями…» от 18 сентября 1940 г., трансформировался в вывод о направлении главного удара для немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате одноименного контрблицкрига, не говоря уже о самой подмене официального замысла, когда «технология» отражения агрессии из цепи логически взаимосвязанных действий — т. е. сначала сдерживание и отражение первого удара «активной обороной» в сочетании с активными действиями по сковыванию сил противника, а лишь потом, по сосредоточении основных сил, переход в решительное контрнаступление — превратилась в негласную, жесткую ориентацию на отражение агрессии «стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями, т. е. в «технологию» немедленного встречно-лобового контрблицкрига?!

Эта ориентация была до того жесткой, что, подчеркиваю это вновь, поголовно все западные приграничные военные округа и входившие в их состав соединения только и знали, что отрабатывали эти операции на всевозможных учениях и играх! И лишь за пару-тройку недель до агрессии, как с печи свалившись, спохватились и провели какие-то маловразумительные учения оборонительного характера (удержите, пожалуйста, этот факт в памяти — вскоре пригодится).

Разобраться, подчеркиваю, очень трудно, особенно если учесть, что системы подготовки войск в обоих случаях практически едва ли различимы, и только на уровне тонких нюансов можно уловить факт всеобъемлющей подмены и негласной переориентации.

Не случайно, что только в наше время военным специалистам наконец представилась возможность установить факт «стирания грани между боевыми действиями по прикрытию и первыми операциями» начального периода, о чем уже говорилось на предыдущих страницах этого раздела.

А произойти это могло только в одном случае — в случае, когда в основу всех осуществлявшихся в последние пять месяцев перед войной мероприятий по подготовке к отражению агрессии легла выдвинутая Тухачевским концепция пограничных сражений!

Потому что из всех крутившихся на орбитах тогдашнего советского военного мышления теорий и концепций только концепции пограничных сравнений Тухачевского и было присуще полное стирание грани между боевыми действиями по прикрытию и первыми операциями начального периода войны.

Потому как стратегическая суть этой концепции, особенно в ее финальном варианте, в том и заключалась, что все сводилось к жесткой нацеленности Пepвого стратегического эшелона на осуществление немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате одноименного контрблицкрига! Именно в его концепции прикрытие мыслилось как раз операциями начального периода, т. е. если коротко — прикрытие должно было осуществляться вторжением (в формате контрблицкрига) на территорию противника. Естественно, никакого места для каких бы то ни было граней не остается — они стерты самой сутью концепции!

И вовсе не случайно, что даже последний нормальный министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Д. Т. Язов с маршальской прямотой рубанул, как отрезал: «В основе подготовки начальных операций лежала идея мощного ответного удара с последующим переходом в решительное наступление по всему фронту. Этому замыслу была подчинена и вся система стратегического развертывания Вооруженных сил. Ведение стратегической обороны и другие варианты действий практически не отрабатывались»[530].

Правда, Язов при этом предварил свое высказывание утверждением, что именно «план ограждения фашистской агрессии носил контрнаступательный характер»[531]. Выше уже многократно подчеркивалась, что план отражения фашистской агрессии, если говорить о нем как об официальном документе, т. е. о «Соображениях…» от 18 сентября 1940 г., не носил ярко выраженного контрнаступатсльного характера. Его здравую логику последовательно взаимосвязанных действий невозможно расценивать в таком духе.

Контрнаступательный характер в духе концепции Тухачевского, причем ярко выраженный характер, носили действия дуэта Тимошенко — Жукова. Не случайно поэтому именно военные специалисты хронологически ограничили установленный ими факт стирания грани между боевыми действиями и первыми операциями начального периода войны временем совместного руководства Тимошенко — Жукова, т. е. последними пятью с небольшим месяцами до начала войны.

И на этот же период приходится резко диссонирующая как с изложенным маршалом Шапошниковым в «Соображениях…» от 18 сентября 1940 г. абсолютно точным прогнозом, так и с безупречными на протяжении всего периода получения разведывательной информации о плане «Барбаросса» разведданными о том, что наиболее сильный (главный) удар вермахт нанесет именно левым крылом (т. е. в полосе ПрибОВО и ЗапОВО), неадекватная переакцентировка сил и средств РККА на Юго-Западное направление (т. е. в КОВО), ярко выраженный характер которой, говорящий к тому же и о направлении советского ответа, гитлерюги зафиксировали уже к концу первого месяца пребывания Жукова на посту главы Генерального штаба.

В этой связи, очевидно, небезынтересно будет отметить, что пока Жуков не стал начальником Генштаба и пока не образовался дуэт Тимошенко — Жуков, гитлерюги хотя и исходили из адекватного тогдашней ситуации в советском военном планировании положения дел (естественно, в предположительном порядке, ибо абвер, как и ГРУ, исходил из того, что было известно, а в разведке никогда не бывает известно все и тем более все точно), тем не менее, полностью уяснить себе характер группировки наших войск на западных границах не могли. С осени 1940 г. и до января 1941 г. включительно они последовательно исходили из следующей комплексной точки зрения.

Во-первых, всерьез допускали возможность применения советскими войсками варианта «активной обороны», предполагающего также и организованный отход с сохранением боевых порядков[532].

Кстати говоря, именно поэтому-то Гитлер еще 9 января 1941 г. предупреждал своих генералов о категорической недопустимости фронтального оттеснения наших войск. Обратите особое внимание на это, поскольку фронтальное оттеснение войск действительно возможно только при «активной обороне», ибо только она предполагает организованный, заблаговременно спланированный отход с соблюдением боевых порядков.

Иными словами, поскольку на тот момент дырок от бубликов еще не было и соответственно абвер не мог увидеть того, чего еще не было, то, следовательно, Верховное главнокомандование Германии (т. е. прежде всего сам Гитлер) именно в тот момент исходило из того, что с «нашей стороны будет сплошная оборона, построенная на принципе «активной обороны»!

Подчеркиваю это особо, потому как иначе предупреждение Гитлера о недопустимости фронтального оттеснения наших войск было бы не только беспочвенно, но и бессмысленно, а в военном деле Гитлер худо-бедно, но соображал. На тот период Гитлер еще не был впавшим в маразм идиотом — это случится значительно позже, когда его личный доктор Морель «закормит» фюрера своими пилюлями едва ли не до состояния дауна.

Во-вторых, едва ли не на грани гипотетического признавали, да и то только как возможное намерение советской стороны, от которого до исполнения достаточно длинная дистанция, создать «пункты концентрации для обороны», откуда, как они предполагали, советские войска могли бы, и то в лучшем случае, предпринять изолированное и ограниченное контрнаступление, т. е., по сути дела, в большей степени отдавали должное традиционной для военных всего мира логике мышления; оборона — контрнаступление[533]. В сущности, это было, скорее, гипотетическая профанация, нежели конкретное знание.

Между тем, с 14 октября 1940 г. уже шла интенсивная работа по претворению предписаний «Соображений…» от 18 сентября 1940 г. — ведь с указанной даты документ был действующим. Налицо факт, что даже к концу января, т. е. за три с половиной месяца (с даты утверждения) исполнения этого документа в СССР, гитлерюги так и не смогли точно выяснить ни одной, даже малейшей зацепки для какой бы то ни было оценки или переоценки характера группировки наших войск, а следовательно, и сути оборонительного замысла советского военного командования. Если еще точнее, то тогдашний характер дислокации группировки наших войск на границе с Германией и ее союзниками никоим образом не давал гитлерюгам ни малейшей зацепки даже для того, чтобы хотя бы за уши притянуть вывод о каком-то ином, кроме сугубо оборонительного характера этой дислокации.