Сталин против Гитлера: поэт против художника - Сергей Владимирович Кормилицын

что распорядок был просто тюремным и не восставать против него было почти невозможно. Во всяком случае, как пишет Александр Бушков, «сохранившийся до наших дней «Журнал проступков учеников» буквально пестрит записями, подтверждающими, что юный Джугашвили был настоящим бунтарем: «О чтении воспитанником И. Джугашвили запрещенных книг» (в число которых вошел даже роман Гюго «Труженики моря»), «Об издании И. Джугашвили нелегального рукописного журнала», «Читал недозволенные книги», «Грубое объяснение с инспекцией», «Обыск у Иосифа Джугашвили, искали недозволенные книги»"[19]. К тому же в 1898 году он стал уже не просто «сочувствующим», а членом социал-демократической партии – группы «Месаме даси», причем членом активным. Мало того, что семинарский литературный кружок стал под его руководством уже не просто вольнодумным, а откровенно марксистским, появились и другие кружки, которые он тоже возглавлял и вел – уже вне семинарии. «Я вспоминаю, – писал он позднее, – 1898 год, когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских. Здесь, в кругу этих товарищей, я получил тогда первое свое боевое революционное крещение»[20]. Кстати, в отличие от «тайного общества» семинаристов, кружок железнодорожников был более чем серьезной организацией: результатом его работы стала шестидневная забастовка рабочих-железнодорожников 14–19 декабря 1898 года. Разумеется, на учебу сил и времени при этом уже не оставалось. Что интересно, за исключение Джугашвили из семинарии ратовали его наставники, а ректорат, напротив, считал, что необходимо дать возможность талантливому студенту исправиться, вернуться на путь истинный. Потому что священник из него мог бы получиться прекрасный – подвижник в духе первых столетий христианства. Но было поздно: Иосиф уже забыл о том, как когда-то мечтал вести паству к Богу, – он уже нашел себе новый идеал, и паствой его, как ему казалось, должен был стать не один жалкий приход, а человечество в целом. Иначе говоря, если цитировать воспоминания Сталина: «Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма как действительно революционного учения»[21].

Короче говоря, 27 мая 1899 года терпение руководства семинарии иссякло, и студент Джугашвили был отчислен с пятого курса. Впрочем, с куда более мягкой формулировкой, чем можно было бы ожидать. Вместо записи «за вольнодумство» или «за антиправительственную пропаганду», которая могла стать «волчьим билетом» на всю жизнь, в приказе стояло всего лишь «за неявку на экзамены по неизвестной причине»[22]. Карьера священника, о которой он в свое время так мечтал и о которой грезила его матушка, осталась не более чем мечтой. (Говорят, что когда летом, после исключения из семинарии, Иосиф вернулся в Гори, мать просто не пустила его на порог, так что ночевать будущему вождю пришлось в чьем-то стогу[23].)

Позже политические противники будут неоднократно попрекать ему незаконченной семинарией, характеризовать его как «семинариста-недоучку». Нельзя сказать, что они правы. Потому что семинария много дала будущему революционеру: образование – отчасти благодаря ей, а отчасти вопреки – он получил отменное. И если ему и не хватало практических знаний в целом ряде областей, то в теоретических вопросах он был более чем подкован. Кружок любителей запретного чтения, в котором он так долго участвовал, оказался отнюдь не пустячным развлечением.

А еще, и об этом тоже непременно нужно сказать, в сумке у покидающего стены семинарии опального студента лежала тетрадь со стихами. Судя по всему, неплохими: буквально через несколько лет они, за все той же, отчасти шутовской, отчасти трогательной подписью «Сосело» украсят страницы изданных Келенджеридзе пособия по теории словесности и книги «Грузинская хрестоматия, или Сборник лучших образцов грузинской словесности». Посвящение Эристави войдет в юбилейный, посвященный князю Рафаэлу сборник, вышедший в 1899, а «Утро» – в изданный в 1916 году Якобом Гогебашвили учебник родного языка «Дэда эна». Неплохо для семинариста-недоучки, не правда ли?

Впрочем, время стихов подходило к концу.

Говорит Сталин

Стихи Иосифа Джугашвили

Утро

Озябший розовый бутон

К фиалке голубой приник.

И тотчас, ветром пробужден,

Очнулся ландыш – и поник.

И жаворонок в синь летел,

Звенел, взмывая к облакам.

А соловей рассветный пел

О неземной любви цветам.

Луне

Плыви в пространстве величаво

Над скрытой бездною земной.

Развей серебряным сияньем

Туман угрюмый, мрак густой.

Склонись к земле, во сне лежащей,

С улыбкой нежною склонись.

Спой колыбельную Казбеку,

Чьи льды, светясь, стремятся ввысь.

Но твердо знай, кто был однажды

Унижен и повергнут в прах,

Еще с Мтацминдой станет вровень

И веру возродит в сердцах.

Цари на темном небосводе!

Играй лучами и цари.

И край родимый тихим светом,

Небесным светом озари.

Я душу всю тебе открою.

Я руку протяну тебе!…

Сияй, луна – душа Вселенной!

Сияй, Луна, в моей судьбе!

Когда луна своим сияньем

Вдруг озаряет дольний мир,

И тень за дальней далью

Исходит синевой в эфир,

Когда над рощей безмятежной

Взмывает песней соловей,

И саламури голос нежный

Звучит всю ночь в душе моей,

Когда, переведя дыханье,

Вновь родниковый ключ звенит,

Когда в тревожном ожиданье

Бессонный лес в ночи молчит,

Когда герой, гонимый тьмою,

Вновь навестит свой скорбный край

И в час ненастный над собою

Увидит солнце невзначай,

Тогда гнетущий сумрак бездны

Развеется в родном краю,

И сердцу голосом небесным

Подаст надежда весть свою.

Я знаю, что надежда эта

В моей душе навек чиста.

Стремится ввысь душа поэта,

И в сердце зреет красота[24].

Поэту, певцу крестьянского труда, князю Рафаэлу Эристави

Когда крестьянской горькой долей,

Певец, ты тронут был до слез,

С тех пор немало жгучей боли

Тебе увидеть привелось.

Когда ты ликовал, взволнован

Величием своей страны,

Твои звучали песни, словно

Лились с небесной вышины.

Когда, отчизной вдохновленный,

Заветных струн касался ты,

То, словно юноша влюбленный,

Ей посвящал свои мечты.

С тех пор с народом воедино

Ты связан узами любви,

И в сердце каждого грузина

Ты памятник воздвиг себе.

Певца отчизны труд упорный

Награда увенчать должна:

Уже пустило семя