Холокост: вещи. Репрезентация Холокоста в польской и польско-еврейской культуре - Божена Шеллкросс

литературоведа Михала Гловиньского о суициде и достоинстве. Вспоминая о самоубийстве своего деда, он в своих мемуарах пишет следующее:

Зачастую приходится слышать о «достойной» смерти в связи с геноцидом; зачастую приходится слышать мнения, которые по сути неразумны и легкомысленны. Все, кто умер по приговору преступников, умерли достойно. И это надо сказать, даже если считать, что Брут в шекспировском «Юлии Цезаре» прав, когда перед тем, как лишить себя жизни, он произносит: «Нас враг загнал на край обрыва. Лучше самим нам в бездну броситься, чем ждать, пока он нас туда столкнет»[62]. Существовали лишь различные стили умирания. Стиль жертв, которые без протестов позволяли вести себя в газовые камеры, и стиль тех, кто предпочитал умереть в бою. Некоторые, как повстанцы из гетто, сопротивлялись; другие кончали жизнь самоубийством. У такого пожилого человека, каким был мой дед, была возможность выбрать только самоубийство [Głowiński 1999: 33].

В понимании Гловиньского суицид вызван отсутствием выбора, что звучит как классическое определение трагической позиции. В этом он расходится с Амери, который прославляет добровольную смерть как освобождающий акт. Гловиньский утверждает, что вообще любая несправедливая смерть является достойной; это, однако, не подтверждается ни свидетельствами, о которых я говорила выше, ни рассказами о достойной смерти. Пожалуй, самым спорным в рассуждениях Гловиньского на эту тему является использование им слова «стиль» применительно к смерти. Добровольная смерть, как утверждает Гловиньский, не является важным свидетельством, если ее отнести только к стилю. Реальность геноцида была радикально несопоставима с эстетикой. Голая жизнь редко предоставляла своим субъектам свободу инсценировать какие-либо действия, включая суицид, и тем более возможность осмыслить смерть в эстетических терминах. Если конец человека обставлялся стилизованно, то это происходило в сфере символического, как это видно в лирике Шленгеля.

Для тех, кто восставал, существовал еще один вариант проявления достоинства. В стихотворении Шленгеля «Контратака II» его отстраненность, выраженная в горькой фразе «Бунт мяса, ⁄ БУНТ МЯСА, ⁄ ПЕНИЕ МЯСА!»[63] [Szlengel 1977: 139], показывает, что повстанцы Варшавского гетто, превращенные в мясо, в простую материю, к удивлению оккупанта были способны на восстание. Поэт, осознавая, до какой степени нацисты полностью овеществили его народ[64], указывает на то, как достоинство, обретенное в результате вооруженного сопротивления и мести, подрывает овеществляющие силы. Таким образом, смерть в бою стала еще одной альтернативой для возвращения человеческим субъектам свободы действия. Но это был вариант, доступный лишь немногим, и уж точно недоступный для Музелъман, достигших конца за пределами добровольной смерти.

Тексты

Цилиндр

Надену цилиндр,

смокинг надену —

и галстук полосатый…

надену цилиндр,

смокинг надену,

к посту охраны пойду.

жандарм окаменеет,

жандарм обомлеет,

может, притаится…

может, помыслит,

может, помыслит,

что кто-то с ума сошел.

Надену цилиндр,

пойду без ленты,

в голове оркестр,

в голове фантазия,

в сердце желание

как в новогоднюю ночь.

Надену цилиндр,

дойду до поста охраны,

хочет, пусть стреляет,

надену цилиндр

и надену смокинг,

чтобы… узрели…

чтобы узрели…

чтобы узрели,

дряни придурки,

что еврей не только

рвань с лентой

и подзаборный грязнуля.

Такая фантазия,

такое желание,

так захотелось мне,

пяльтесь в удивлении,

я хожу в смокинге

и с белой бабочкой…

Жандарм пусть стреляет,

когда запою,

o, meine Kinder…

катится пусть под грубый сапог

блестящий цилиндр…

Cylinder

Włżęcylinder,

smoking załżę—

krawat z rozmachem…

włżęcylinder,

smoking załżę

pojdęna wachę

żandarm zdębieje,

żandarm się zleknie,

może się schowa…

może pomyśli,

może pomyśli,

że ktoś zwariował.

Włożę cylinder,

i bez opaski,

we łbie orkiestra,

we łbie fantazja,

w sercu ochota

jak na sylwestra.

Włożę cylinder,

dojdę do wachy,

jak chce, niech strzeli,

włożę cylinder

i włożę smoking,

żeby… widzieli…

żeby widzieli…

żeby wiedzieli,

dranie połgłowki,

że żyd nie tylko

łapciuch w opasce,

brudas z placowki.

Taka fantazja,

taka ochota,

tak mi się chciało,

patrzcie zdziwieni,

chodzę w smokingu

i z muszką białą…

Niech żandarm strzeli,

kiedy zanucę,

o, meine Kinder…

niech się potoczy pod twarde buty

lśniący cylinder…

Глава вторая

Материальная буква Е

…потому что у еврея, тебе ли не знать,

есть ли у него хоть что-нибудь,

что и вправду принадлежит ему,

а не занято, не одолжено, не присвоено…[65]

Пауль Целая

Значение понятия собственности одновременно включает в себя как идею характера, или идентификацию, так и материальную составляющую. И в том и в другом случае собственность – это то, что принадлежит субъекту или объекту и определяет его. В тесной связи с ним находится понятие идентичности, которое определяет более конкретные черты характера, а также означает право собственности и в целом относится к миру людей. Таким образом, значения понятий собственности и идентичности пересекаются в той области, которая затрагивает отношения между человеческим субъектом и собственностью. При Холокосте эти понятия оказались максимально смешанными. Никогда прежде не существовало более упрощенных отношений между материальными благами и их владельцами, как и между собственностью и ее владельцем. В сфере репрезентации эта взаимосвязь, сведенная к приравниванию, стерла и заменила неоплатоническую практику субъективности, проецируемой на объекты индивидуализированным и почти не имеющим предела образом.

Идентичность, как универсальная проблема, часто пересматривается и конструируется заново в рамках политического и научного дискурса. Если обратиться к более конкретному примеру, т. е. к дискурсу еврейской идентичности, можно проследить его историческое развитие от эссенциализма через отказ от него во имя Разнообразия и до возрождения умеренного Эссенциального Замысла в последние годы. С исторической точки зрения, рассуждения об идентичности и материальной культуре достигли эпических масштабов в