История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

Естественно, что «тысячам», расположенным по соседству с оседлыми центрами Средней Азии, это было сделать проще, чем тем, кто проживал на открытых степных пространствах. Соответственно и восстановление племенных структур внутри Среднеазиатского региона происходило быстрее и эффективнее, чем в степи.

Наиболее крупные, влиятельные и одновременно хорошо известные историкам племена улуса Чагатая этого времени все проживали во внутренних районах Средней Азии. «Главных родов было четыре: барлас, джалаир, арлат и каучин. Естественно, они получили уделы первыми и в лучших районах их распределения: для барласов были пожалованы долины Кашка-Дарьи, с главным городом Шахрисябзом, джалаиров — бассейн Сыр-Дарьи, с главным городом Ходжентом, арлатов — Северный Афганистан, каучинов — бассейн верховьев Аму-Дарьи. Уделы-тюмени в западных владениях державы Чагатаидов получили и представители других родов, пришедших в Мавераннахр с ханом»[530]. Однако маловероятно, что указанные четыре крупных племени заняли данные земли согласно воле хана Кебека. Скорее можно предположить, что сделанное им пожалование зафиксировало уже сложившуюся расстановку сил и указанные выше племена занимали свои территории задолго до его реформы. Напротив, их величина и влияние в государстве как раз и были обусловлены тем, что они контролировали богатые оседлые территории. В частности, с более раннего периода времени осуществляли там полицейские функции, когда они ещё не были известны под своими племенными названиями, а являлись просто «тысячами» монгольской армии. А в условиях отсутствия в государстве эффективного центрального аппарата управления полицейские функции легко могли дополняться функциями обеспечения сбора налогов с зависимого населения. В связи с тем, что налоги в значительной степени собирались в натуральном виде, то часть из них вполне могла оставаться в распоряжении «тысяч».

Поэтому переселение Кебека в Мавераннахр наверняка было связано с необходимостью усиления ханской власти, в том числе и в вопросе сбора налогов. Возможно также, что выбор района Кашка-Дарьи для переселения хана был не случайным. Именно здесь проживали барласы, которые, судя, в том числе, и по последующей истории, были крупнейшим из самостоятельных племён внутренних районов Средней Азии. Позднее, в середине XIV века, именно выходцы из числа барласов разрушили единство чагатайского государства. Именно из этого племени происходил Тимур. Очевидно, что и во время Кебека, за примерно тридцать лет до распада улуса Чагатая, барласы были серьёзной силой, с которой чагатайские ханы должны были считаться и стараться их контролировать.

Интересно также, что в приведённой выше цитате В. Бартольд упоминает среди крупнейших племён улуса Чагатая тех, кто проживал во внутренних районах Средней Азии. При этом он не называет другие племена данного улуса, которые хорошо известны по последующим событиям. В частности, это касается дуглатов, из которых затем вышел знаменитый историк Мирза Хайдар Дулати. И это несмотря на то, что все они в этот исторический момент входили в состав одного государства и имели равный статус. Разница заключалась в том, что указанные в работе Бартольда арлаты, барласы, каучины и джалаиры находились в Средней Азии, а остальные размещались главным образом за её пределами. То есть проживание в непосредственной близости с оседлыми территориями и контроль над ними были напрямую связаны с доступом к ресурсам, что вело к повышению статуса и значения той или иной монгольской армейской «тысячи». И это находило своё отражение в источниках и работах историков.

Здесь стоит ещё раз напомнить, как именно формировались «тысячи» монгольской армии. Выше говорилось, что данные «тысячи» формировались из различных людей, которые соответствовали двум важнейшим критериям. Первый — они в основном должны были быть выходцами из кочевых племён. Это было связано с тем, что кочевой образ жизни был наиболее удобной формой организации монгольской армии, так как позволял обеспечивать большую часть её потребностей за счёт кочевого хозяйства. Второй — максимальная лояльность системе, которая достигалась тем, что у различных кочевников, вошедших в состав армии Монгольской империи, не должно было быть какой-либо альтернативы в виде существования того или иного традиционного племени.

В результате «тысячи» комплектовались выходцами из различных кочевых племён, в основном тюркского происхождения, а во главе них ставились надёжные люди, которые должны были пройти школу гвардейцев-кешиктенов. Главным образом они были уроженцами Монголии и принадлежали к самым разным племенам, в основном небольшим, в лояльности которых у семьи Чингисхана не было сомнений. Поэтому среди тысячников монгольской армии, указанных в источниках, было больше всего джалаиров, хунгиратов, урудов, мангутов и других, но очень мало представителей крупных племён Монголии — найманов, кереитов, татар и других, представители которых наиболее упорно сопротивлялись установлению власти семьи Чингисхана. Соответственно, логично предположить, что составленные в основном из тюркских кочевников новые «тысячи», которые возглавляли тысячники из числа барласов, джалаиров, аргынов, хунгиратов и других выходцев из степной Монголии, получали своё название по племенной принадлежности последних.

Такая версия позволяет объяснить, откуда в Средней Азии, Иране и Золотой Орде оказалось такое большое количество названий монгольских племён, при том, что столь массовое переселение уроженцев Монголии в процессе их завоеваний всегда вызывало сомнение у сторонних наблюдателей. Хотя, например, академик Бартольд считал, что «большое количество названий монгольских народностей, встречающихся среди названий кочевых родов в Средней Азии в XIV веке, заставляет полагать, что впоследствии в Туркестан пришло более значительное количество монголов»[531]. Но всё же гораздо логичнее предположить, что монгольские названия племён связаны с эволюцией монгольской армии и государственности.

В связи с тем, что при образовании Монгольской империи разрушение организационной структуры прежних традиционных племён как монгольского, так и тюркского происхождения носило тотальный характер, то в момент её кризиса происходило образование принципиально новых племён. И образовывались они на базе прежних «тысяч» монгольской армии. Такими племенами как раз и были указанные выше барласы, арлаты, каучины, джалаиры, как, впрочем, и многие другие.

Характерно использование термина «каучин» в качестве племенного названия — так назывались привилегированные части армии Монгольской империи — лишний раз подтверждает, что новые племена стали результатом эволюции её воинской структуры. По мере развития кризиса монгольской политической традиции кочевники, составлявшие военное сословие чингизидских государств, естественным образом переходили к привычным формам организации. И происходило это под новыми племенными названиями. Данные названия оказались в Средней Азии не в результате миграции монгольских племён, а вследствие того, что командный состав монгольской армии составили представители различных исторических племён Монголии.

Кебек умер в 1326 году. Вслед за ним ханами Чагатайского улуса последовательно были его братья Ильчигидай и Дурра-Тимур. После смерти Дурра-Тимура, примерно в 1331 году, ханом стал ещё один брат Кебека Тармаширин. Он был первым чагатаидом, который официально принял ислам. Тармаширин был убит в 1334 году в ходе восстания, которое возглавил его