А. Боханов - История России с начала XVIII до конца XIX века

За время ссылки В.И. Ульянов написал ряд трудов по экономическим вопросам и теории социализма. Работа «Развитие капитализма в России» не утратила научного значения и по сей день. В 1900 г . срок ссылки истек.

Первые свои публикации В.И. Ульянов подписывал псевдонимами «Тулин», «Ильин». В 1901 г . он впервые подписался: Н. Ленин. Под именем Ленина он и вошел в мировую историю.

Глава 22. Империя двуглавого орла на пороге XX века

§ 1. Место России в «концерте мировых держав»

В конце октября 1894 г ., выступая в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете в Москве, известный историк В.О. Ключевский говорил об историческом значении скончавшегося царя: «Наука отведет Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее достаются эти победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению...» Маститый профессор имел в виду те позиции и те результаты, которых добилась Россия при Александре III («Царе-Миротворце») на мировой арене.

После окончания русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Россия не принимала участия в вооруженных столкновениях и усилия ее дипломатии и политического руководства сводились к поддержанию мира и стабильности как в Европе, так и в других районах. Будучи мировой державой, Россия имела политические, стратегические и экономические интересы в различных точках земного шара. Первостепенное же значение для нее имели Европа, Ближний, Средний и Дальний Восток. В этих регионах ситуация постоянно менялась и была далеко не всегда благоприятной для Петербурга.

В последние десятилетия XIX в. главные события происходили в Европе, где складывалась новая геополитическая обстановка. Возникли два новых государства — Италия и Германия. Объединение Италии под главенством Савойской династии мало занимало правящие круги России, а вот создание консолидированной Германской империи под эгидой прусской династии Гогенцоллернов непосредственно затрагивало важнейшие нервы русских интересов и в самой Европе и вне ее. Отношения между Петербургом и Берлином большую часть XIX в. носили дружественный характер, что в немалой степени было результатом тесных родственных связей между двумя династиями: женой императора Николая I и матерью Александра II была урожденная прусская принцесса Шарлотта-Каролина, принявшая в России имя Александры Федоровны. Первый император Германской империи Вильгельм I приходился дядей царю Александру II.

В 60-е годы XIX в., когда Пруссия начала кровавую борьбу за германское единство, Россия хранила благожелательный нейтралитет. Она сохраняла его и во время франко-прусской войны 1870—1871 гг., закончившейся разгромом Франции и провозглашением Германской империи. В 1873 г . между Россией, Германией и Австро-Венгрией было заключено соглашение, получившее в истории название «Союза трех императоров». Петербург, Берлин и Вена брали на себя обязательства решать спорные вопросы путем переговоров, а в случае, если одна из стран подвергнется нападению, «договариваться о совместных действиях» и при необходимости заключить военную конвенцию.

В конце 70-х годов XIX в. «сердечная дружба» между Россией и Германией начинает подвергаться серьезным испытаниям. На Берлинском конгрессе 1878 г . европейские державы выступили единым фронтом и совместными усилиями постарались свести на нет успехи и преимущества России, полученные ею в результате кровопролитной и дорогостоящей русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Становилось все более ясным, что Германия в международных вопросах не собирается руководствоваться чувствами симпатии к своему восточному соседу. В ее внешней политике начинали доминировать собственные имперские устремления. Осознание очевидного стало горьким разочарованием для многих в России, в том числе и для царя Александра II. Хотя император Вильгельм I и могущественный канцлер О. Бисмарк по любому поводу и разными путями уверяли Петербург в «неизменной дружбе», но чувства досады и раздражения от предательства Берлина в российских правящих кругах все усиливались. Это со всей очевидностью стало проявляться в 80-е годы.

Когда в 1881 г . на престол вступил Александр III, то к этому времени он испытывал стойкие антигерманские чувства. И в то время и в последующее много рассуждали о том, что личные настроения монарха определяли курс государственной политики, что если бы не пристрастия одного лица, то рисунок мирового политического действия в конце XIX — начале XX в. был бы совсем иным, а следовательно, иной могла бы стать и судьба России. Не говоря уже о том, что к истории нельзя применять сослагательное наклонение («если бы...»), необходимо в первую очередь учитывать обстоятельства более общего порядка.

Конечно, симпатии самодержца в той или иной степени, но неизбежно влияли на все аспекты внутренней и внешней политики империи. Но степень этого влияния, его результативность далеко не всегда напрямую определяли курс государственного корабля. В 1884 г . при посещении своих родственников в Германии императрица Мария Федоровна встретила принца Александра Баттенбергского (двоюродного брата Александра III), который к тому времени уже пять лет был князем Болгарии, страны, освобожденной от турецкого ига Россией. В своей же политике болгарский правитель придерживался стойкой антирусской позиции, ориентируясь на Вену и Берлин. Это вызывало сильное недовольство в Болгарии, и Александр Баттенбергский пытался хоть как-то улучшить отношения с Россией. Встреча с царицей давала шанс, и князь стал уверять ее, что питает наилучшие чувства к царю. Описывая этот эпизод в письме к мужу, Мария Федоровна заметила: «Я ответила ему, что было бы ошибкой отделять твою личность от твоей политики, потому что это — одно и то же». Царица была права. Но правда была и в том, что внешнеполитический курс страны формировался не по прихоти или капризу венценосца; здесь была своя логика, своя преемственность; она вызывалась и диктовалась принципом целесообразности и перспективного государственного интереса.

Говоря об антигерманских чувствах последних царей, необходимо учитывать один важный момент. Монархи питали собственно не столько антигерманские чувства, сколько антипрусские. Пруссия и Германия, по этим представлениям, — не одно и то же. Царский дом был оплетен густой сетью родственно-династических уз со многими владетельными домами в Германии, с теми карликовыми княжествами, герцогствами, графствами и королевствами, которые стали объектом притеснений со стороны именно Пруссии, игравшей руководящую роль в Германском союзе, а затем ставшей почти полноправным хозяином конгломерата формально независимых, но фактически полностью вассальных административно-государственных образований. «Наглость Пруссии», «беззастенчивость Гогенцоллернов» и вызывали возмущение. Потребности политической целесообразности требовали часто от правителей перешагивать через личные симпатии и антипатии, осуществляя комбинации, диктуемые государственными интересами.

Весь XIX век главными мировыми политическими центрами, где принимались касавшиеся геополитических Проблем решения, были Лондон, Париж, Петербург, Вена. С середины века к числу таких центров присоединился и Берлин. Все остальные страны и столицы были на далекой периферии мировой политики. Лишь в самом конце века на роль «первых скрипок» в «концерте мировых держав» стали претендовать еще две страны: Япония и США.

У России складывались непростые отношения с мировыми лидерами. Огромность империи царей, ее медленное, но неуклонное расширение на юг и восток вызывали беспокойство и неудовольствие других мировых держав. Крымская война неблагоприятно отразилась на характере русско-французских и русско-английских отношений и исключила возможность тесного сближения и с Англией и с Францией. Но уже вскоре ситуация стала меняться. В 60-е годы, когда на европейском горизонте появился германский колосс, Наполеон III начал выказывать знаки явного расположения к Александру II и к России, и неоднократно сетовал на то, что случилось «это несчастье», имея в виду Крымскую войну. Но эти сигналы из Парижа не вызвали ответной реакции в Петербурге. Горечь крымской баталии здесь еще не прошла.

Сложными были отношения у России с Англией. Экспансия Лондона в Азии наталкивалась на такие же претензии Петербурга. Находившаяся на английском престоле с 1837 по 1901 г . королева Виктория была убежденной русофобкой. В России хорошо помнили, что во время Крымской войны она на своей яхте провожала «до последнего маяка» военную эскадру, показав тем всему миру, что это была не только война Британии, но и ее личная война. Да и после окончания сражений отношения оставались натянутыми. В 60-е годы премьер Дизраэли заявлял: «Россия непрерывно усиливается. Катится как снежная лавина к границам Афганистана и Индии и представляет собой величайшую опасность, какая только может существовать для Британской империи». Эти чувства полностью разделяла и королева, и область внешней политики являлась сферой ее особых забот и интересов.