«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

на которой в известном порядке написаны наши фамилии, имя царя подчеркнуто красными чернилами. Сегодня за столом 31 человек, обычно бывает 26–30. Когда все закусили, царь идет к своему месту и садится спиной к двери зала. Рядом с ним справа Михаил Александрович, слева сегодня бельгийский представитель де Риккель. Рядом с Михаилом Георгий Михайлович, затем Сергей, Шавельский, Штакельберг, Кедров, я и т. п. Против царя – Фредерикс. Против нас с Кедровым – Долгоруков и дежурный Носков. Подчеркнутые фамилии означают постоянные места, все остальные меняются, что и составляет особую обязанность гофмаршала, который должен руководствоваться при распределении гостей разными соображениями. Тарелки, рюмки, стопки и чарки – серебряные, внутри позолоченные. Подают лакеи в солдатской защитной форме, тут же помогает скороход. Сразу начинается разговор соседей между собой. Царь почти весь обед очень весело говорил с де Риккелем, оба много смеялись, а бельгиец при своей тучности временами просто подпрыгивал на стуле. С Михаилом Александровичем несколько – слов в разное время, что и понятно – он свои»[358].

На обеде среди прочего был и алкоголь: «Меню: суп с потрохами, ростбиф, пончики с шоколадным соусом, фрукты и конфеты, которые стояли с начала обеда посредине стола на нескольких блюдах и тарелках. Перед каждым из нас четыре серебряных сосуда, самый большой – стопка для кваса; красное, портвейн или мадера и запасная стопка; все напитки и вина в серебряных кувшинах. Стекла, фарфора и т. п. нет: Ставка считается в походе – ничего бьющегося не должно быть… Конечно, все очень вкусно и красиво, но вовсе не роскошно – как в больших домах, когда приглашены близкие. После сладкого царь вынул массивный серебряный портсигар, в это время всем подали пепельницы и спички. „Кто желает, курите“, – обратился Николай ко всем. Закурили. Подали кофе… Всегда все придворные очень много расспрашивают нас, служащих в управлении генерал-квартирмейстера, о новостях с фронта, очень мало зная о них. Это доказывает, что Николай неохотно им рассказывает. Царь вышел к нам из кабинета в половине восьмого, а встали из-за стола в 9 часов. Он встал первый, перекрестился и вышел в зал, за ним все – и стали на прежние свои места. Он поговорил с Георгием Михайловичем, сказал, чтобы тот пришел завтра в 3 часа и что-то приказал. Великий князь отвечал ему „так точно“, „никак нет“, но без вытяжки, однако и не совсем по-домашнему. Потом царь поговорил еще с двумя-тремя, обошел всех, подал каждому из нас руку; прощаясь с Шавельским, поцеловал его руку; сказал еще несколько слов великим князьям и пошел в кабинет, сделав всем общий поклон. Ответив на него, мы стали спускаться вниз, одеваться и расходиться по домам. При выходе на площадке лестницы стоял Воейков, и с ним прощались все несвитские – те остались в зале. Вот описание всего, что стоит занесения для памяти»[359].

После окончания обеда М.К. Лемке заметил ссору из-за ошибки в месте посадки за столом: «Оказывается, после того, как Кирилл первый же раз сел в столовой не с Алексеевым, а с Ливеном, последний имел с ним очень резкий разговор, доказывая всю бестактность такой выходки. Кирилл был очень недоволен, кричал, но кричал и Ливен, достаточно хорошо знающий великого князя, при особе которого состоял в мирное время»[360].

В Ставке постоянно вместе с отцом проживал наследник, царевич Алексей. А вот супруга императора Александра Федоровна и дочери бывали в этом городе наездами. По сведениям Г.И. Шавельского, царевич Алексей часто шалил за столом, подшучивая даже над великими князьями. Так, летом 1916 г. он «выкинул совсем из ряда вон выходящий номер. Шел обед с большим числом приглашенных, был какой-то праздник… Наследник несколько раз вбегал в столовую и выбегал из нее. Но вот он еще раз вбежал, держа назади руки, и стал за стулом Сергея Михайловича. Последний продолжал есть, не подозревая о грозящей ему опасности. Вдруг наследник поднял руки, в которых оказалась половина арбуза без мякоти, и этот сосуд быстро нахлобучил на голову великого князя. По лицу последнего потекла оставшаяся в арбузе жидкость, а стенки его так плотно пристали к голове, что великий князь с трудом освободился от непрошенной шапки. Как ни крепились присутствующие, многие не удержались от смеха. Государь еле сдерживался. Проказник же быстро исчез из столовой. Однажды я после высочайшего обеда зашел на несколько минут к генералу Воейкову, чтобы переговорить с ним по какому-то делу. Мы вели тихую беседу. Вдруг, быстро открывается дверь, показывается фигура наследника с поднятой рукой, и в нас летит столовый нож. „Алексей Николаевич!“ – крикнул генерал Воейков. Наследник скрылся, но минуты через две повторилась история: только на этот раз полетела в нас столовая вилка»[361].

По воспоминаниям генерала П.К. Кондзеровского, свержение Николая II в 1917 г. для основной массы офицеров в Ставке было неожиданностью: «В феврале я был приглашен к высочайшему обеду. Обед прошел как-то очень скоро, в каком-то придавленном общем настроении. После обеда государь, как всегда, обошел всех, причем передал мне какое-то поручение, какое – теперь не помню. Я уехал домой… Оказалось, что государь император решил направить в Петроград генерал-адъютанта Иванова, дав ему широкие полномочия в целях водворения порядка в столице. Сопровождать генерала Иванова должен был Георгиевский батальон… Я еще не спал, когда уже поздно ночью услышал сильный гул от быстрого движения нескольких автомобилей. Бросившись к окну, я увидел, что мимо полным ходом промчались по направлению к вокзалу царский автомобиль и за ним все машины со свитой. Ясно, что государь уезжал из Ставки. Какое-то жуткое впечатление произвел этот отъезд в глухую ночь. На другой день стало известно, что государь поехал в Царское Село, где была государыня с детьми, больными корью. После этого несколько дней прошли как в тумане. Из Петрограда доходили самые чудовищные слухи о том, что там происходило. О государе первый день ничего не было известно; затем дошел слух, что через станцию Дно царский поезд направился в Псков. Помню, что меня поразило название станции Дно, где оказался царский поезд. Затем события пошли с безумной быстротой: отречение государя от престола в пользу наследника, затем с передачей престола великому князю Михаилу Александровичу – все эти вести приходили одна за другой. Ставка была ошеломлена в полном смысле слова»[362].

После отречения бывший царь вернулся в Ставку: «Затем стало известно, что государь император едет в Ставку. Начальник штаба разрешил присутствовать на встрече государя, кроме старших начальников, встречавших государя при каждом