Питер Акройд - Лондон: биография

Ознакомительный фрагмент

Лет двенадцать спустя, как утверждается в одной хронике того времени, британские земли приняли саксонское владычество. Хотя этот источник умалчивает о судьбе Лондона, последний, видимо, сохранил свою независимость как город-государство. Тем не менее к середине VI века он, скорее всего, также подпал под власть саксонских правителей. Просторные участки обнесенной стеной земли использовались как пастбища, в больших общественных зданиях, несомненно, шла рыночная торговля или содержался скот, а люди, живущие среди грандиозных руин уже отдаленного прошлого, строили здесь свои деревянные хижины и лавки. Есть чудесная саксонская поэма о развалинах как раз такого британского города; они именуются «enta geweorc», то есть творениями гигантов, — эти не пощаженные временем памятники великой расе, ушедшей «hund cnect» (сотню поколений) тому назад. Описание разрушенных башен и пустых залов, обвалившихся крыш и покинутых купален проникнуто смесью печали и восхищения. Есть здесь и намек на другую истину. Этот древний каменный город стерли с лица земли время и «wyrde» — судьба; он не погиб от свирепого набега и не был разграблен мародера ми. Следовательно, саксы не обязательно были разрушителями, и в этой поэме чувствуется искреннее уважение к древности и к «beohrtanburg» — «светлому граду», где некогда обитали герои.

В общих чертах мы можем представить себе, как выглядел новый, саксонский Лондон. Был выстроен кафедральный собор, а королевский дворец находился там, где теперь пролегают Вуд-стрит и Олдерменбери. В записках VII века упоминаются «королевские палаты» в Лондоне, и два столетия спустя он по-прежнему был известен как «знаменитое место и царственный град»; расположение королевского дворца рядом со старым римским фортом на северо-западе города позволяет предположить, что его укрепления также поддерживались в хорошем состоянии. Но есть и еще более красноречивое свидетельство преемственности. Одной из самых важных археологических находок недавних лет является открытие римского амфитеатра на месте нынешнего Гилдхолла; это именно то место, где саксы устраивали свои фолькмоты (народные собрания), поскольку оно всегда описывалось как расположенное к северо-востоку от собора. Из этого следует, что саксонские граждане почти наверняка использовали древний римский амфитеатр в своих собственных целях; тот факт, что они сидели и спорили на каменных скамьях, возведенных более чем два столетия назад, позволяет увидеть их связь с отдаленным прошлым в любопытном и неожиданном свете. Конечно, не менее красноречиво и то, что на этом же месте построена нынешняя ратуша — Гилдхолл. Тут мы имеем, во всяком случае, преемственность управления. Соответственно, кажется вполне вероятным, что большой, обнесенный стенами город по-прежнему оставался центром власти и влияния.

Это помогает объяснить существование процветающего саксонского городка Лунденвика — «вик» означает «рынок» — в районе, теперь известном нам как Ковент-гарден. Иными словами, типичное саксонское поселение выросло прямо под стенами могучего города.

Мы можем представить себе несколько сот человек, живших и работавших в районе между Ковент-гарденом и Темзой. Недавно были найдены их печи для обжига и гончарные изделия, а также шпильки и стеклянные стаканы, гребни, каменные инструменты и гирьки для ткацких станков. На Эксетер-стрит близ Стрэнда обнаружено место, где разделывали туши, а на Трафальгар-сквер — остатки фермерских домов. Таким образом, все данные наводят на мысль о том, что процветающий торговый район был окружен небольшими поселениями фермеров и ремесленников. Названия саксонских поселков еще слышатся в названиях современных районов Лондона, возникших на тех же местах, — в качестве примеров можно назвать Кенсингтон, Паддингтон, Излингтон, Фулем, Ламбет и Степни. Сама форма и прихотливые изгибы Парк-лейн определяются старым расположением узких земляных наделов саксонских фермеров. Таково же происхождение улицы Лонг-Эйкр. Получается, что это был немалый поселок, и, по-видимому, именно о Лунденвике, а не о Лондоне Беда говорил как о «торговом центре на берегу Темзы… куда съезжаются по воде и суше представители многих народов».

В документах, датированных 673–685 годами, идет речь о правилах, которые следовало соблюдать кентским жителям, ведущим в Лунденвике меновую торговлю. Золотые монеты с чеканкой LONDUNIU использовались как раз в тот же период, так что различие между административным Лондоном и коммерческим Лунденвиком, возможно, и не проводилось. Аналогичным образом шел постоянный процесс ассимиляции коренного населения (бриттов) и пришлых саксов, чему способствовали частые смешанные браки и мирная торговля. Свидетельства этого мы находим в надежнейшем из источников — самом языке, поскольку многие старые британские слова можно обнаружить в «саксонском» английском. Среди них — «basket», «button», «coat», «gown», «wicker» и «wire»[2], поэтому разумно предположить, что искусство ткачества и плетения, скорее всего, было унаследовано саксами от бриттов. Другое английское слово говорит о смешанном населении Лондона: название Уолбрук произошло от «Weala broc» — «валлийский ручей», что позволяет догадаться о наличии в древнем городе четко определенного района, где жили «коренные бритты».

Беда Достопочтенный сообщает, что Londuniu был столицей восточных саксов, но в средний период саксонского правления город, видимо, признавал владычество каждого из королей, властвовавших в том регионе, среди которых были короли Кента, Уэссекса и Мерсии. Вдобавок к тому, что укрепленный город был обычной резиденцией царствующих особ, можно, пожалуй, считать, что он представлял собой своего рода коммерческую «награду», достающуюся удачливому лидеру. Однако с учетом такой переменчивости центральной власти не стоит, по-видимому, удивляться тому, что главной опорой преемственности была христианская церковь. В 601 году, спустя четыре года после прибытия святого Августина Кентерберийского, папа Григорий объявил Лондон главной епархией всей Британии; еще через три года Этельберт Кентский воздвиг кафедральный собор Св. Павла. Далее следует скупая хроника церковного управления. В год постройки собора Августин, архиепископ Британский, назначил Меллита епископом Лондона; после этого лондонцы формально стали христианами, но тринадцать лет спустя произошла смена монаршего правления и Меллита изгнали из города. Таким образом, природная склонность местного населения к язычеству на короткий промежуток снова взяла верх, и лишь затем Римско-католическая церковь постепенно утвердила здесь свое господство.

А потом пришли датчане. Прежде чем отправиться на юг, они разграбили Линдисфарн и Джарроу. «Англосаксонская хроника» сообщает, что в 842 году произошла «великая битва в Лондоне» и викинги были отброшены назад. Девять лет спустя они вернулись, разорили Кентербери, поднялись по Темзе и напали на Лондон — их флот насчитывал 350 кораблей. Участок городской стены вдоль реки наверняка уже находился в плачевном состоянии, но даже если бы саксы могли починить эти укрепления, они не в силах были бы остановить захватчиков. Лондон был взят и разграблен. По-видимому, к тому времени многие жители успели покинуть город; остальных, по обычаю викингов, предали мечу, а их хижины и лавки — огню. Некоторые историки считают 851 год поворотным в истории Лондона, но это, пожалуй, значит недооценивать живучесть города, многократно возрождавшегося из руин и пепла. Такие возрождения для него чрезвычайно характерны.

Захватчики вернулись снова через шестнадцать лет. Их огромная армия двинулась по Мерсии и Восточной Англии с целью покорить Уэссекс; в 872 году они построили под Лондоном укрепленный лагерь — очевидно, чтобы защитить свои военные корабли на реке. Вероятно, они рассчитывали установить контроль над Лондоном и бассейном Темзы, дабы взимать дань с соседних королевств. Сам город они определенно заняли, превратив его в военный гарнизон и склад. Они оставались здесь четырнадцать лет. Следовательно, в эту пору город не пустовал, как полагают некоторые, а вновь превратился в оживленный центр управления и снабжения. Скандинавский предводитель Хальфдере чеканил свою собственную серебряную монету — любопытно, что образцом для нее послужили римские монеты. Традиция делания денег (в буквальном смысле) не прерывалась в Лондоне с тех отдаленных времен, что лишний раз подтверждает органическую устойчивость его финансовой жизни. Монеты в Лондоне чеканились для Альфреда в его роли зависимого от захватчиков короля Уэссекса. Коренным жителям, видимо, повезло меньше, чем Альфреду: судя по количеству денежных кладов, зарытых на первом году скандинавской оккупации, богатые лондонцы по возможности спасались бегством так же, как и простые англичане.

Затем, в 883 году, Альфред организовал нечто вроде осады, приведя английскую армию под стены города. Лондон был соблазнительным трофеем, и три года спустя Альфреду удалось получить его. Фактически именно в Лондоне было официально провозглашено его владычество над всем регионом, когда «весь английский народ, который не был под пятою датчан, покорился ему». Иными словами, Лондон по-прежнему оставался символом власти, даже в период его оккупации скандинавами. Датчане попросили мира, и им отвели территорию к востоку от реки Ли. Таким образом, Лондон стал пограничным городом, и Альфред затеял работы по его восстановлению и укреплению. Стены были отремонтированы, набережные отстроены заново, и весь Лунденвик с его кипучей деятельностью оказался под защитой бастионов возрожденного города; именно в эту пору Лунденвик входит в историю под названием Олдуич, то есть «старый торговый городок».