Вадим Рабинович - Алхимия

Время и движение (и то и другое — в оба конца) близки случаю буквозвуковых перевертней. И зеркало тоже. Но зримее всего симметрия кристаллов как закономерность атомного строения, внешней формы и физических свойств кристаллов, явленная в том, что кристалл может быть совмещен с самим собой путем поворотов, отражений, параллельных переносов и других преобразований симметрии в кристалле, по природе устроенном симметрично. Не так ли и в кристалле текста — письменного или речевого?!

Но все это пока неживое, потому что не воодушевлено асимметричностью из ряда вон и выходом из себя. И тут уже без фундаментального концепта органической химии об асимметрическом атоме (прежде всего жизнетворящем атоме углерода) и асимметрическом синтезе не обойтись. Соединения с асимметрическим атомом оптически активны. Может быть, именно они оказались жизнетворящей субстанцией на Земле. И только благодаря асимметрическому атому углерода, взметнувшемуся (взыгравшему) из ряда вон из симметрически умиротворенной вещественности. (Палиндром препинательно косноязыкий.) Отсюда же и хи-ральность. Как свойство молекулы не совмещаться со своим отображением в идеальном зеркальце. (Каприз разночтения в чтении назад при почти сохранении начального остова речевой единицы.)

Изомерия в химии ближе всего к собственно палиндромности речевых единиц: состав (химический или звукобуквовидный) один и тот же, а строение (вещества) или смысл (высказывания) разный.

Изотропия — иное. Это независимость свойств физических объектов от направления. В нашем случае это те же шалаш и кабак как тождества классической симметрии. Так сказать, поворот без поворота. Ведь tropos по-гречески — поворот или направление.

Анизотропия (anisos — неравный) ближе к нашим делам. Эта зависимость свойств среды от направления. Проявляется в кристаллах. В палиндромах — это разномыслия в игре туда — обратно.

Приколы с глюкозой и фруктозой, способные при известных условиях в своих остаточных формах стать сахарозой, — хрестоматийны, и потому я их лишь упоминаю.

А теперь спрошу: возможны ли в наши времена путешествия от начала мира к его концу и обратно? А если да, то не в отсветах ли они того самого — будетлянского М1рсконца с его плотным словом и легковейным словолитием вещей?..

Они возможны.

Во-первых, в словаре палиндромов Елены Кацюбы, в коем собранное ею, а также и ею придуманное — ярчайше свидетельствуют поэтическое искони.

Но и, во-вторых, — просто в поэзии, в счастливые миги жизни которой является чудо порождения новых смыслов из битой-перебитой одной и той же от сотворения — косной материи, вдруг оборачивающейся пер-воматерией заплутавших алхимиков-пресуществленцев.

Это прежде всего метаметафористы ДООСовцы, и среди них особенно — Константин Кедров и снова Елена Кацюба. Но и — с виду вполне традиционный Александр Аронов и его «Пророк» (№ 3) — вслед за Пушкиным и Лермонтовым. Так сказать (если кто помнит «Под шорох твоих ресниц» Сергея Образцова), Дидл, Бадл, Дудл и… Аронов:

Он жил без хлеба и пощады.Но, в наше заходя село,Встречал он, как само тепло,Улыбки добрые и взгляды,И много легче время шло;А мы и вправду были рады…Но вот зеркальное стекло:А мы и вправду были рады,И много легче время шло;Улыбки добрые и взглядыВстречал он, как само тепло,Но, в наше заходя село,Он жил без хлеба и пощады.

Зеркальная изомерия? Почти… Потому что по пути назад пропала одна запятая (после слова взгляды). А из-за нее одной — маленькой — возник прямо противоположный смысл. По одной колее и даже навстречу друг другу, но… разъехались. И село не узнало своего пророка. Не накормило. Не обогрело…

Хлебников — Крученых… Кедров — Кацюба… Но — Аронов…

А театр тает…

И MipcKOHifa цокает все глуше. Хоть и слышен еще пере-стук, пере-звяк, пере-звон…

Неужели музыка оборвется в молчь речи? Но молчь — слава богу (и мы точно теперь это знаем), полнится разно-голосием (разно-гласием?) Мира начального…

Что же такое энциклопедия в ее этимологической чистоте? Enkyklopaideia по-гречески — круг знаний. А уж если по кругу, то по всему кругу: во-первых, потому, что перекрестные ссылки в поле близкодействия вокруг того, что сейчас читается, не позволят выйти из круга; во-вторых, потому, что круг — не прямая: начало движения мысли, окликающей встречную мысль, непременно приведет вновь к началу, то есть к самому себе, только теперь уже к иному самому себе. По кругу, по кругу…

Но все это будет именно так, если только чтение сразу же сделается интересным (=станет детективом мысли) и при этом насущно необходимым.

Здесь же замечу: заинтересовать читателя насущно ему необходимым трудно бывало всегда. Но сейчас особенно — в пору почти выпадения из времени каждого из нас в нашей стране, пребывающей в хаотической невнятице мыслей и чувств.

А ведь читают и сейчас, потому что чтение книг в нашем отечестве всегда было делом почтенным. Остается таким и поныне. И несут, и несут Бжезинского и Шлегеля с книжного базара (если слегка осовременить старого поэта: «Белинского и Гоголя с базара понесут»). Не по этой ли причине даже Филька-контрабандист из пьесы Льва Славина «Интервенция» считался умным, потому что прочел «всего энциклопедического словаря»? Да и как не прочесть всего, если к этому обязывает жанр в его этимологической дословности?! Круг знаний… Трудно, но по-прежнему читают: стоя в метро, сидя в электричке, скособочась по городским маршрутам, на сон грядущий…

В новые и новейшие времена вытеснено казусное — случайно иносказательное — мышление, исторически закономерно уступившее место мышлению сущностному Как говорится, распалась связь времен, начавшая распадаться еще в шекспировский — гамлетовский — XVII век. И не только: распалась связь вещей и даже слов.

Только историзм может восстановить эти распавшиеся связи, транс-мутируя образец догмы в образ кульуры. И тогда время восстанавливается в своей континуальности (неразымаемой длительности), сохраняя при этом первородство образа. Должно реализовать исторический принцип: рассказать о чем-то (школе, направлении, понятии, термине) означает представить это что-то как его — этого что-то — историю. И тогда не только валентные, но и ковалентные, но и ассоциативные связи, но и слабые взаимодействия, но и временные разрывы будут работать на Целое культур в их единстве и единственности при сохранении их исторической неповторимости и выразительности. По сути дела, актуализируется историческая темпорология Августина: настоящее прошедшего, настоящее будущего, настоящее настоящего. И тогда большое время Истории длится в нашем сознании. Прошедшее не снимается, а каждый раз оживает в Диалоге культур. И тогда культура не что иное, как история.

Круг знаний, назначенный образовать образованного человека, намечен, но не завершен, потому что этот круг незавершимый…

Но всегда ли было по кругу?

Отстояв алхимию с помощью послесталинской БСЭ со ссылкой на статью «Алхимия» моей собственной выделки, пришлось основательно уйти в историю. Пребываю в ней и поныне. Уйти в историю, в том числе и в историю энциклопедий. Моих энциклопедий…

О них и рассказываю.

Энциклопедизм, стремящийся тотально охватить универсум, — характерная особенность средневекового мышления. Всеобъемлющие теологические конструкции наводят безукоризненный порядок на всех этажах мироздания. Сумма Фомы — впечатляющее свидетельство суммирующего ума. Алхимические суммы — периферия средневекового универсализма. Они жестче — почти вне разночтений. Почти каждый алхимический текст представляет собой свод теоретических и процедурных доктрин. Эти суммы тем представительнее и тем авторитетнее, чем авторитетнее и представительнее их авторы в естественной истории вообще.

Альберт Больштедский — великий энциклопедист европейского средневековья. «Libellus de alchemia» Альберта Великого как раз и есть та сумма, на которую вполне можно положиться. Попробую воспроизвести наиболее авторитетный феноменологический образ алхимической теории и ее операциональных технохимических воплощений именно по Альберту, обобщившему опыт охристианенной алхимии XIII столетия, эпохи христианских докторов, ассимилировавших греко-египетский опыт и его арабский вариант.

Чтобы лучше представить себе, что же такое этот трактат, следовало бы целиком его и процитировать. Но приведу лишь его оглавление[228].

Предуведомление

1. О многоразличных ошибках

2. Как появились металлы

3. Доказательство того, что алхимическое искусство — истинное искусство

4. Разновидности печей, потребных в алхимии