Сумерки империи. Российское государство и право на рубеже веков - Павел Владимирович Крашенинников

в Москве и был похоронен на московском Новом Донском кладбище. На надгробии установлен памятник работы скульптора Паоло Трубецкого.

Похороны Муромцева превратились в демонстрацию, в которой приняли участие тысячи людей, бывших сторонниками реформ и находившихся в оппозиции к власти. Газета «Русские ведомости» писала, что Муромцев «при жизни для всех русских, для всех европейцев стал исторической личностью, потому что с его именем начинается русская конституционная история». Вот так, ни больше ни меньше, «конституционная история». Можно вспомнить слова Сергея Андреевича Муромцева, юриста, социолога и политика: «Мы близки к веку свободы и демократии. В этом состоянии общественности… каждый сам призван стоять на страже свободы и равенства, ибо нет той силы, которая могла бы создать их для человека, когда сознание их ему самому чуждо»[301].

После кончины Сергея Андреевича Московская городская дума учредила премию и стипендию его имени на юридическом факультете Московского университета, а также постановила повесить его портрет (как многолетнего гласного) в своем зале заседаний. 27 апреля 2015 года, в День российского парламентаризма, в Таврическом дворце г. Санкт-Петербурга председатель Совета Федерации В. И. Матвиенко, председатель Государственной Думы С. Е. Нарышкин, ректор Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова В. А. Садовничий и автор этих строк участвовали в открытии памятника-бюста С. А. Муромцеву работы скульптора А. В. Тыртышникова.

3. Габриэль Феликсович Шершеневич

В советское время мало кто, кроме старшего поколения, знал об этом замечательном цивилисте, теоретике права и политике — Габриэле Феликсовиче Шершеневиче (1863–1912). Провал в правовой памяти постепенно ликвидируется с начала 90-х годов ХХ столетия, и сегодня Шершеневич — один из самых цитируемых правоведов. В обоснование своей позиции юристы и даже политики нередко приводят высказывания Габриэля Феликсовича. Более того, автору этих строк приходилось неоднократно слышать о Шершеневиче как о «современном отечественном юристе».

Родился Шершеневич 1 января 1863 года в польской дворянской семье и был крещен как Габриэль-Иосиф-Губерт в костеле села Антоновка Чигиринского уезда Киевской губернии. Отец Феликс Григорьевич был военным, а мать Зефирина Викентьевна (девичья фамилия Бурхат) выросла в семье помещика[302]. Габриэль был самым младшим из пятерых сыновей.

В 60-е годы XIX века семья Шершеневичей переехала в Казань, где Габриэль в 1881 году окончил Вторую Казанскую гимназию и поступил в университет.

Учеником он был прилежным, с увлечением занимался античной историей и римским правом, а также тщательно изучал ту часть гражданского права, которую сегодня принято называть корпоративным правом.

Тема его дипломной работы — «Акционерные компании». После успешной защиты Шершеневича оставили на юридическом факультете, как бы сейчас сказали, в аспирантуре на кафедре торгового права. В это же время необходимо отметить его стажировку в Санкт-Петербургском университете, где он слушал лекции выдающихся цивилистов, теоретиков и историков права, изучал труды выдающихся отечественных и зарубежных юристов и общался с коллегами.

В Санкт-Петербурге Шершеневич познакомился с профессором Московского университета, будущим председателем первой Государственной думы Сергеем Андреевичем Муромцевым и профессором Львом Иосифовичем Петражицким, будущим коллегой по той же Думе.

В 1887 году Шершеневич сдал магистерский экзамен, а в 1888-м после прочтения двух пробных лекций — «О праве замужней женщины на производство торговли» (по собственному избранию) и «О чеках» (по назначению факультета) — получил право преподавательской деятельности в качестве приват-доцента по кафедре торгового права.

Императорский Казанский университет был первым в провинции, третьим в России и самым восточным университетом. Он оказывал большое научно-образовательное влияние на регион и до конца XIX века представлял собой один из крупнейших центров востоковедения в Европе. Университет получил всемирное признание благодаря выдающимся ученым — основателям научных школ в различных областях.

Одной из них стала казанская юридическая научная и педагогическая школа[303], лидером которой в середине XIX века стал Д. И. Мейер[304] — отец русского гражданского права. Во многом благодаря его учебнику, изданному уже после смерти (он умер в возрасте 36 лет), качественно изменилась методология преподавания гражданского права. Шершеневич не только учился по этому учебнику, но и называл его примером отношения к делу. «„Русское гражданское право“ профессора Мейера — произведение, которым русская наука имеет полное основание гордиться»[305]. Полагаем, что без учебника Мейера не было бы учебника Шершеневича. Даже сейчас, спустя столько лет, это два лучших учебника по гражданскому праву!

Что касается правопонимания Габриэля Феликсовича[306], оно полностью соответствовало самому раннему направлению позитивисткой юридической мысли, возникшему еще в середине XIX века в Германии. Это направление в источниках называют по-разному: нормативизм, этатизм, юридический позитивизм, а то и просто позитивизм. Для этого течения характерно стремление превратить теорию права в идеальную с позитивисткой точки зрения науку, характеризуемую прежде всего объективностью и точностью. А для этого нужно точно определить границы науки и задать ей соответствующую форму.

В качестве важнейших условий теории права позитивистами задаются следующие критерии: 1) право определяет поведение людей, 2) право обладает принудительным характером, 3) право всегда связано с государственной властью. Это позволяет изъять из рассмотрения такие неправовые нормы, определяющие поведение индивида, как мораль и нравственность. Поэтому каноническое право — это вовсе не право, т. к. нормы и санкции задаются не государством, а церковью. Даже конституционное и международное право — тоже не право, поскольку санкции за нарушение норм отсутствуют.

При такой трактовке право перестает быть социокультурным явлением и фактически совпадает с законодательством. Зато объект изучения оказывается целостным, беспробельным в том смысле, что все законодательство, исходящее от государства, представляет собой закрытую систему, пробелы в которой могут быть заполнены государственными чиновниками, судьями или законодателями, применяющими общие принципы установленного государством права. Столь рафинированный объект теории права позволяет использовать для его описания формально-догматический метод, восходящий к древнеримскому праву.

Отсюда следует утверждение о независимости права от каких-либо иных факторов, прежде всего, ценностей и идеалов, равно как критика разделения права на естественное и позитивное.

Следуя этой логике, Габриэль Феликсович отрицал идею правового государства, поскольку невозможно представить, как государство будет само на себя налагать санкции за нарушение закона[307].

Довольно часто этатизм связывают с автократическими и тоталитарными режимами, поскольку он якобы не позволяет отличить право от произвола, тем самым оправдывая последний. При этом отождествление права и закона часто связывают с классовым видением права, принижением роли личности, господством запретов и т. д. Однако эти утверждения основаны скорее на исторических примерах, нежели на природе нормативистского учения. Вполне нормативистские современные правовые системы, например ФРГ и Австрии, весьма приспособлены к активной защите прав и свобод своих граждан.

Габриэль Феликсович считал, что если государственная власть, установившая правило, «не считает нужным его соблюдать, а действует