Сумерки империи. Российское государство и право на рубеже веков - Павел Владимирович Крашенинников

вслед за ним и Временное правительство при обсуждении дальнейших действий по организации государственной жизни в России с самого начала продемонстрировали весьма противоречивые подходы своих членов к политике новой власти. Что делать с Николаем Александровичем? Что должно последовать после его отречения? Как взаимодействовать с Петросоветом? Сохранять ли имперские законы, суды, правоохранительные органы, государственный аппарат? Один вопрос цепляет второй и порождает третий и т. д. и т. п.

4. Падение монархии

2 марта 1917 года члены Временного комитета Государственной думы образовали Временное правительство.

Утром 3 марта Временный комитет Госдумы связался с великим князем Михаилом Александровичем, сообщив ему об отречении уже бывшего императора в его пользу. Во время встречи с великим князем Родзянко заявил о том, что в случае принятия им престола немедленно разразится новое восстание и следует передать рассмотрение вопроса о монархии Учредительному собранию. Его поддержал А. Ф. Керенский.

В этот же день, 3 марта 1917 года, на ул. Миллионной, д. 12, в квартире князя Путятина состоялось совещание членов Временного правительства и Временного комитета по поводу судьбы императорского престола, возможности великого князя Михаила Александровича Романова стать императором, как указывалось в отречении Николая II. Сам великий князь называл это «навязыванием наследия»[278].

Ряд членов Временного правительства, в том числе Милюков и Гучков, настаивали на принятии престола великим князем для сохранения преемственности во внешних и внутренних делах, понимая, какая катастрофа надвигается. Другие говорили о необходимости разрыва с самодержавным прошлым. Милюков и Гучков, видные государственные и политические деятели, в случае отказа от принятия престола грозили покинуть Временное правительство. П. В. Милюков заявил, что «правительство одно без монарха… является утлой ладьей, которая может потонуть в океане народных волнений; стране при таких условиях может грозить потеря всякого сознания государственности и полная анархия раньше, чем соберется Учредительное собрание. Временное правительство одно без него не доживет»[279]. Он считал необходимым сохранение монархии до Учредительного собрания.

Выслушав присутствующих, великий князь потребовал разговора с Родзянко наедине и спросил, может ли тот гарантировать его личную безопасность. Родзянко ответил, что не может, поскольку за ним нет вооруженной силы. Обдумав сложившееся положение, Михаил Александрович отметил, что не хочет ухудшить и без того тяжелую обстановку в России, и заявил об отказе от престола до созыва Учредительного собрания.

Отметим, что с правовой точки зрения это скорее отказ, нежели отречение, поскольку императором Михаил Александрович так и не стал.

Для составления текста документа В. Д. Набоковым был вызван юрист Б. Э. Нольде. Текст акта 3 марта был составлен совместно Б. Э. Нольде, В. Д. Набоковым и В. В. Шульгиным с поправками самого великого князя и переписан начисто рукой Набокова, после чего подписан Михаилом Александровичем. При подписании, кроме Набокова, Нольде и Шульгина, присутствовали Г. Е. Львов, М. В. Родзянко и А. Ф. Керенский[280].

Текст отказа занять престол под названием «Об отказе от восприятия верховной власти впредь до установления в Учредительном собрании образа правления и новых основных законов государства Российского» гласил: «Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных.

Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.

Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».

Михаил Александрович фактически отложил принятие верховной власти в России до соответствующего решения Всероссийского Учредительного собрания. Это вызвало недоумение у Николая:

«Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через шесть месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»[281]

Так рухнула монархия, прервалось трехсотлетнее правление дома Романовых и началась первая Великая русская революция. Уже 1 сентября 1917 года Временное правительство провозгласило Россию республикой.

Бывший император Николай Александрович Романов первоначально был изолирован вместе с семьей в Царском Селе, впоследствии был перевезен в Тобольск и Екатеринбург. В доме инженера Ипатьева в центре Екатеринбурга Николай и его семья были расстреляны в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.

В 1998 году останки Николая Александровича и его семьи были захоронены в Петропавловском соборе Петропавловской крепости г. Санкт-Петербурга. В 2000 году царская семья была канонизирована Русской православной церковью.

Глава 14. Великие правоведы

1. Несостоявшийся триумф

Нараставшее с середины XIX века стремление части общества к установлению в стране правового порядка привело к существенному ограничению самодержавия в начале следующего столетия и стремительному обрушению монархии в 1917 году. Временное правительство, возглавившее империю, провозгласило лозунг создания правового государства путем созыва Учредительного собрания.

Однако отношение к праву как явлению даже среди образованных слоев населения было неоднозначным. Что уж говорить об архаичных крестьянах, для которых закон и справедливость всегда выступали антонимами.

Идеологический раскол общества на западников (нигилистов, европейцев) и почвенников (славянофилов, националистов) среди прочего проходил по линии права[282]. Первые видели в законе универсальный регулятор отношений между гражданами и государством, а также между индивидами и их группами. Вторым право представлялось внешним насилием над личностью, чужеродным элементом, не присущим русскому быту.

Само собой, наиболее острые дискуссии происходили в среде правоведов. Для иллюстрации непримиримости споров о природе и назначении права, происходивших в то время, часто приводят следующую цитату: «Ни в какой другой науке нет столько противоречащих друг другу теорий, как в науке о праве. При первом знакомстве с нею получается даже такое впечатление, как будто она только и состоит из теорий, взаимно исключающих друг друга. Самые основные вопросы о существе и неотъемлемых свойствах права решаются различными представителями науки о праве совершенно различно. Спор между теоретиками права возникает уже в начале научного познания права; даже более, именно по поводу исходного вопроса — к какой области явлений принадлежит право»[283].

Это неудивительно, если учесть, что в основе аргументации того или иного теоретика права всегда лежат его ценностные установки, его мировоззрение, что придает правовой теории субъективный характер. Ни в природе, ни в обществе нельзя обнаружить то, что объективно является правом. Поэтому понятие права не столько познается, сколько конструируется.

По