Полиция мыслей. Власть, эксперты и борьба с экстремизмом в современной России - Алек Давидович Эпштейн

Считаю, что в действиях Мавроматти и сопровождавших его лиц 1 апреля 2000 г. вблизи двух православных храмов в Москве подпадают под квалификацию деяний, установленную в Уголовном кодексе в статье 282 – возбуждение религиозной и национальной вражды, пропаганда неполноценности граждан по признаку их отношения к определенной религии и национальности. Общественность ждет от Вас быстрых и решительных действий по защите законных прав граждан, интересов российского общества и государства[104].

Экспертное заключение, почему-то запрошенное у кадрового сотрудника РПЦ – кандидата философских наук, преподавателя Российского православного университета Св. Иоанна Богослова, референта Отдела религиозного образования и катехизации Русской православной церкви Алексея Ситникова, несмотря на свой тотально обличительный характер, признавало право человека на атеистическое мировоззрение:

Известно, что в нашем демократическом обществе граждане самостоятельно устанавливают свое отношение к религии, культурным ценностям. При этом обеспечивается свобода совести и вероисповедания в рамках норм, установленных Конституцией РФ и иными законами… Ненависть О. Мавроматти и его единомышленников к Русской православной церкви, христианам и их святыням составляет его внутреннее убеждение и, сама по себе, является его личным делом.

При этом эксперт выражал мнение, что эта же «ненависть» «в случае ее публичного проявления в форме совершения действий, оскорбляющих чувства верующих, требует вмешательства правоохранительных органов, защиты законных прав граждан и пресечения антиобщественных проявлений»[105]. Именно этот вектор получил свое дальнейшее развитие в преследованиях антиклерикальных художников-акционистов и музейных работников в последующие годы. Если в советское время доминировавшего атеизма бытовала присказка «молиться можешь ты свободно, но так, чтоб слышал Бог один», то в 2000-е годы в России маятник качнулся в обратную сторону: можно быть атеистом, пренебрежительно относясь к религии, в целом, и к Русской православной церкви, в частности, исключительно в непубличной сфере. В общественной же сфере выражение подобных мнений стало чем дальше тем больше табуироваться, будучи вытесненным в сферу «экстремизма».

Принципиально важной здесь является готовность людей, имеющих отношение к миру науки, принять активное участие в общественной кампании с требованием расправы над художниками-акционистами. Не менее значимым было то, что при этом практически не были слышны голоса представителей творческой интеллигенции, готовых поддержать право на свободу радикального художественного самовыражения. В результате преследуемые акционисты покинули Россию, а православные лоббисты увидели, что их борьба имеет крайне высокие шансы на успех.

Более того: 19 апреля 1999 года православными фундаменталистами была разгромлена выставка работ Авдея Тер-Оганьяна в галерее Марата Гельмана, приуроченная к первому судебному заседанию по его делу – и этот акт вандализма остался совершенно безнаказанным. Перед началом вернисажа к М.А. Гельману явилось последовательно несколько групп православных радикалов. Первая из них, назвавшаяся «казаками», угрожала М.А. Гельману расправой в случае, если он станет общественным защитником А.С. Тер-Оганьяна. Один из казаков держал в руке топор, которым поигрывал перед лицом галериста, затем появились плачущие женщины со священником; в это же время несколько молодых людей обрызгали чернилами представленные на выставке работы, называя их «бесовскими» и выкрикивая: «Смерть Авдею!». К тому моменту как М.А. Гельман успел пробиться через женщин в зал, пять из восьми работ были испорчены[106]. В 2004 году группа хулиганов разгромила выставку «интерактивных икон» Олега Янушевского в петербургской галерее «С.П.А.С.» (в поп-артовских объектах использовалась стилистика православной иконы). Вскоре после этого Московская патриархия выступила с осуждением оскорбляющей чувства верующих выставки, не сказав при этом ни слова против погромщиков; никаких мер против них принято так и не было.

При этом, в целом, до 2005 года власти не занимали и активной позиции в поддержку православных радикалов, признавая за клерикалами право ненавидеть актуальных художников, но и не мешая последним реализовывать свое право на самовыражение. Так, в 2003 году в галерее Марата Гельмана была устроена выставка «ненормативной живописи» А.С. Тер-Оганьяна (работы представляли собой копии шедевров мирового авангарда с матерными словами, внедренными в композиции), и так как православные активисты угрожали ее разгромить, вернисаж проходил под охраной наряда милиции. В рамках I Московской биеннале в ЦДХ зимой 2005 года галерея Марата Гельмана устраивала выставку «Россия-2», на которой были собраны работы ведущих современных художников России, причем практически все произведения имели политический подтекст. После этого группа из девяти членов Московского союза художников подала в суд, обвиняя Марата Гельмана и директора ЦДХ Василия Бычкова в оскорблении их «религиозных и национальных чувств» и требуя компенсации морального ущерба в размере 5 миллионов рублей; суд, однако, иск не удовлетворил.

Ситуация изменилась в 2005 году. Осенью 2005 года на выставке «Русский поп-арт» в Третьяковской галерее демонстрировался фотоколлаж классика соц-арта Александра Косолапова «Икона-икра» (фотография черной икры в иконном окладе). В дирекцию музея поступило гневное письмо прихожан церкви Святителя Николая в Заяицком, в котором верующие утверждали, что объект возбуждает в hits «социальную и религиозную ненависть и вражду». В результате руководство Третьяковской галереи – видимо, впервые – распорядилось изъять произведение из экспозиции[107]. Однако, конечно, куда более резонансным было признание виновными в суде 28 марта 2005 года организаторов выставки «Осторожно, религия», развернутой за два года до этого в Музее и общественном центре им. А. Сахарова.

Выставка «Осторожно, религия» открылась 14 января 2003 года, а уже 18 января выставка была разгромлена прихожанами храма Святителя Николая в Пыжах; погромщики были задержаны на месте. В протоколе, составленном сразу после этого в Таганском УВД, говорилось: «Наблюдая происходящее, смотритель музея Холина закрыла входную дверь, чем лишила Смахтина и соучастников [погрома] возможности скрыться с места преступления, в связи с чем они были задержаны сотрудниками милиции. Соучастники из хулиганских побуждений грубо нарушили общественный порядок, что выразилось в явном неуважении к обществу, сопровождающемся уничтожением и повреждением чужого имущества»[108].

Однако очень вскоре – уже 20 января – на защиту погромщиков встал лично митрополит Кирилл, назвавший выставку, которую он не видел, «прямой провокацией, создающей напряжение в нашем обществе». Иерарх выразил недоумение, как выставку, «оскорбляющую чувства верующих», вообще можно было проводить. Он добавил, что «всякое оскорбление религиозных чувств должно классифицироваться как преступление». Не случайно статья в одной из центральных газет, где цитировалось выступление Кирилла, была названа «Митрополит почти оправдал погром»[109]. Митрополита поддержали и многочисленные представители интеллигенции: в обращении, размещенном 21 января и подписанном Никитой Михалковым, Ильей Глазуновым, Вячеславом Клыковым, Валентином Распутиным, Василием Беловым, Игорем Шафаревичем и многими другими, выставка была названа «сознательным сатанизмом», «религиозным террором», «самым безумным и опасным видом экстремизма», «национальной катастрофой»[110]. 23 января депутат Госдумы от КПРФ Татьяна Астраханкина обратилась к Генеральному прокурору Владимиру Устинову с запросом о возбуждении уголовного дела