День рождения (сборник) - Марголина Ольга

Сказано — сделано. Отдохнув часа полтора, мы в благостном настроении вышли «на дело». И как-то сразу удивились. Недавно еще оживленные улицы на подступах к центральной части старого города опустели. Никто не шел и не ехал на велосипеде. Стало непривычно тихо. Когда и у марктплац прохожих практически не увидели, я как-то сникла.

— Нонка, еще нет двадцати часов, где немецкий народ? Где университетская молодежь?

— Я тебе говорила, что они рано ложатся спать, вообще жизнь замирает рано, даже в столице, а тем более в захолустье. Главное, чтобы не закрылись рестораны!

— Ну ты даешь! Это кому сказать, что в выходной в Германии все спать ложатся с петухами!

Около Старой ратуши мы внимательно смотрели на заведения определенного назначения, днем их было много. И правда, некоторые были закрыты. Наконец, о радость, засветились окна греческой таверны. Вошли. Пусто. Все столики свободны.

Подруга спросила, работают ли они. В ответ прозвучало: Yavohl!? Bitte! Они закрывались через два часа.

Мы сели за столик у окна, осмотрелись и с чувством начали выбирать еду. Я многого в меню не понимала, но с помощью Нонны и официанта наконец разобралась. Поскольку мы сидели в греческой таверне, то и ужин решили устроить исключительно греческий: проверенный греческий салат, закуска из баклажан под названием мелиджана и, конечно, моя любимая мусака. Подруга была с ней не знакома, а я ее полюбила в Израиле. Вино нам предложил официант, просто принес какое-то сухое красное домашнее. Мне они все на один вкус, а Нонна вообще равнодушна к алкоголю. В ожидании ужина мы поглядывали на дверь, все ждали, что кто-нибудь придет еще. Действительно, скоро вошла еще одна пара и села за столик в другом конце зала. В таверне было тихо, полутемно, уютно и на удивление пусто.

— За твое здоровье, дорогая! Желаю встречать этот день еще много лет в таких необычных условиях!

— За подругу дней моих суровых, с которой я готова и впредь проводить будни и праздники! Ты знаешь, что я сейчас вспомнила?

Первый раз я прилетела в Берлин вечером 30 апреля 1970 года в составе профсоюзной туристской группы. Был год 25-летия победы над Германией. Устроившись в отеле, мы с двумя коллегами по институту вышли на прогулку в город. Праздничным назвать его можно было с натяжкой. Темные, неосвещенные улицы, полное безлюдье, хотя маленькая стрелка часов едва подходила к восьми. Флаги на домах мы пересчитали по пальцам: один, два, три, четыре — и все. Зато по прилегающим к Унтер-ден-Линден — главной магистрали Восточного Берлина — улицам в большом количестве — одиночками, парами и группами — сновали полицейские в зеленой форме со свирепого вида овчарками. По мрачной Унтер-ден-Линден мы дошли до Бранденбургских ворот, по обе стороны от которых тянулась высокая кирпичная стена. Перед стеной скопилась полиция. Ворота стояли на нейтральной полосе, за ними в темноте угадывались очертания (без крыши) рейхстага, а дальше угадывался Западный Берлин, недружественная территория. Я под руки крепко держала своих коллег, но, даже чувствуя их локти и плечи, чего-то боялась. Становилось жутко, — казалось, что кто-то с собакой подойдет и рявкнет: «Juden, schiеssen!»

— Мальчики, давайте вернемся!

— Да-а-а, неуютно!

Мы повернули назад. В восточной части Унтер-ден-Линден среди тяжеловесных зданий прошлого века: библиотеки, оперного театра, дворца с темными колоннами и барельефами — тоже было холодно и неуютно. Тяжелое гнетущее чувство не отпускало.

Утром о первомайском празднике еще ничто не напоминало: ни флагов, ни транспарантов, ни пьяных, ни просто демонстрантов.

И уж совсем удивительной оказалась демонстрация трудящихся, в которую мы тоже влились.

Народ шел со всех прилегающих улиц, шел с флажками и цветками, молча, по-деловому; ни тебе плясок, ни пения маршевых песен, ни портретов вождей в руках. Мы тоже взяли флажки и прошли Александерплац мимо живых вождей на трибуне, рядом с рабочими в хаки. Они шагали четко: «Друм линкс, цвай, драй, друм линкс, цвай, драй», как пел в те годы Эрнст Буш. В ответ на каждый лозунг, летящий с трибуны, вверх вздымались руки, сжатые в кулак, с выдохом «Хох!». Демонстрация продолжалась несколько часов.

…Вечером после театра под дождем мы гуляли по вечернему пустому, что для нас уже было привычно, Берлину. Ехали в мрачной подземке, поднимались наверх, шли по безлюдным улицам. Жители, видимо, сидят по домам, похоже, что давно спят.

Первое мая и ни одного подвыпившего, тоска! В кафе заказали, «гебен зи битте», коктейль. Тянем его через соломинку. Вот теперь стало веселей, с удовольствием болтаем ногами, смеемся, настроение повысилось. На Карл-Маркс-аллее ни души, ну и пусть, а мы в 23 часа 1 мая 1970 года поем и пляшем. Пусть немчура видит, какие веселые русские люди!

Прошло ни много ни мало 43 года. Я вижу, что у них ничего не изменилось!

Мы провели два часа в греческой таверне немецкого города Геттингена.

А утром перед автобусом, который должен был доставить нас, двух отдыхающих 60+ на немецкий курорт, мы продолжили знакомство с городом.

— Ты меня спрашивала про синагогу? Вот тут она стояла. Видишь название площади Platz Synagoge? На ее месте Мемориал катастрофы, его поставили в 1973 году.

Мы подошли к необычному абстрактному сооружению. По задумке архитекторов, он должен был изображать шестиконечную звезду Давида, но увидеть ее можно, только если спуститься по ступеням вниз и с основания высокой пирамиды смотреть в небо сквозь металлические штыри, ее образующие. Пирамида производила сильное впечатление, особенно после чтения списков людей рождения с 1868 до 1933, уничтоженных здесь в 1933–1945 годах.

Тепло, но не жарко, безветренно, тихо и малолюдно на улицах, мы медленно прогуливались вдоль длинного и узкого канала Лейне, который пронизывает большую часть старого города. Узкий канал, по обеим берегам его протянулись узкие набережные со старыми, но очень подновленными двух-трехэтажными домами с черепичными крышами и мансардами. В нескольких местах канала как напоминание о прошлом сохранены водяные мельницы. Они построены тоже в стиле фахверк, а их колеса с огромными деревянными лопастями крутятся. Очень романтическая картина, особенно на фоне вкраплений зеленых садов и фахверковых зданий. Самая знаменитая мельница примыкает к крепостной стене напротив домика Бисмарка.

Пожалуй, канал был последним ярким впечатлением от симпатичного Геттингена, который я увидела в этот свой день рождения и сохранила в памяти.

2014 год

Крым. Южный берег

Однажды на даче в Кобрино после очередного музыкального вечера кто-то из милых приятельниц-соседок произнес:

— Девчата, когда я слушала танго «Утомленное солнце», вспомнила молодые годы и подумала, а не отдохнуть ли, как прежде, в Крыму? В российском Крыму?

— Вы будете смеяться, но мне это же пришло в голову при звуках «Осень, прозрачное утро…».

— А что, если махнуть всем на мою родину в Мисхор? Там здорово, я была лет десять назад…

— Посмотрим, что происходит в тех благословенных местах! Что там изменилось во времена Украины.

— А не опасно там сейчас?

— Господи, да что может быть опасного?

— А что дети скажут?

— Еще добавь, что внуки скажут?

— Мои не поймут, будут волноваться…

— А мои скажут, что мама в своем репертуаре, лезет вперед.

— Лезет, не лезет, а летит на разведку. Посмотрим и будем давать советы другим, стоит ли игра свеч!

Итак, мы решили отправиться на десятидневный отдых — от дач и огородов, яблок и помидор, внуков и животных на Южный берег Крыма, а именно в Мисхор, в дом творчества «Актер». Выбрала и организовала проживание, самолет и трансфер моя дочь Катерина — туристский деятель.

4.09.

Кобринские бабушки Людмила, Зоя, Альбина и Ольга прилетели в Симферополь. Чтобы не волноваться в аэропорту, в Питере мы заранее заказали трансфер до Мисхора. В быстро наступивших сумерках успели разглядеть водителя, весьма разговорчивого и доброжелательного довольно молодого человека. Он помог нам, шумным и неорганизованным пожилым дамам, загрузить в багажник вещи и удобно устроиться в салоне. Мы сразу поинтересовались, сколько времени придется добираться, поскольку никто из нас четверых, когда-то бывавших в Крыму, не помнил расстояния от Симферополя до Мисхора.