Владимир Гаков - Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности

Именно так все и произошло!

По крайней мере, хотелось бы верить, что так"[102].

Хотелось бы… Но можем ли мы довольствоваться одной лишь верой!

ТЕМА ТРЕТЬЯ

"УЛЬТИМАТУМ"

Впервые я увидел триптих весной 1979 года.

В те утренние часы зал Ереванской галереи современного искусства на проспекте Ленина был пустынен и полон спасительной в майские дни прохладой. Помню, что поначалу я рассеянно посматривал по сторонам, переходя от картины к картине, и отмечал про себя разве что цвет, форму, неожиданность композиции. Вокруг много было смелого, дерзкого, даже шокирующего — в столичных музеях тогда не часто можно было встретить подобную раскованность, — но впечатление оставалось внешним, глубоко ничто не задевало. Пока взгляд не остановился на трех аскетичных, каких-то даже невзрачных — по сравнению с царившим вокруг буйством красок — холстах… И все. Больше ничего уже для меня в той галерее не существовало.

Наверное, именно тогда зародилась у меня мысль, которая позже воплотилась в статьях и очерках; а теперь вот — в этой книге. Первоначально даже не мысль, а образ. И навеял его триптих замечательного армянского живописца Акопа Акопяна.

Май, как и ожидалось, выдался жаркий и солнечный, и все участники регионального совещания писателей-фантастов с тоской поглядывали в окна конференц-зала. Зачитывались доклады, что-то такое мы там решали, кажется, даже спорили о чем-то. Работа текла по-восточному спокойно и несуетно. Надо отдать должное гостеприимным хозяевам — "деловой частью" нас особенно не перегружали.

Но стоило мне забрести в галерею на проспекте Ленина и один раз увидеть триптих Акопяна, и сонную истому как рукой сняло. На картинах было то, ради чего стоило собираться вместе людям, посвятившим себя фантастике. О чем единственном, пожалуй, нужно было говорить — пока нам оставлена еще возможность говорить.

…Бесконечное людское море, запрудившее свободное пространство до самого горизонта. Оно выплескивается на улицы города, растекается по квартирам и заводским цехам. Мужчины и женщины, старые и молодые; много детей… Строгая серо-коричневая гамма; память услужливо подсказывает: в тех же красках выполнена и "Герника". Смутная тревога растет в душе при виде этой бесконечной человеческой массы. Только присмотревшись, понимаешь причину испуга: на всех трех холстах — нет людей. Только одежда — пиджаки, рубашки и брюки, платья. Сгрудившиеся, сохраняющие очертания тел, совсем недавно заполнявших эти тряпки, и последнее уходящее из них тепло…

Одежда осталась. Как сохранены в неприкосновенности дома, асфальт на тротуарах и мостовой и даже заботливо укрытые решетчатой оградой редкие в этом урбанистическом "пейзаже" деревца. А творцов "второй природы", не совладавших с природой собственной, внутренней, — нет. Ушли, растворились, исчезли без следа.

Думаю, полчаса провел я в оцепенении, прежде чем догадался прочесть название триптиха. Такое уместнее было встретить на газетной полосе или плакате: "Нет" — нейтронной бомбе!" Очевидно, не от бедности воображения; зачем-то понадобилась художнику эта обнаженная, жесткая публицистичность.

А теперь об образе. Странная ассоциация связала этот триптих, научную фантастику и будущую книгу, которая в ту пору не существовала даже в проекте.

Ведь это не только человеческие одеяния застыли в немом укоре. Не только одежда — материальная оболочка тех, кто не успел. Можно представить, как на такую же страшную в своем безмолвии демонстрацию протеста вышли книги.

Шуршит ветер страницами, потрескивают видавшие виды корешки у обложек "ветеранов", и тонкие брошюрки прислонились, чтобы не рассыпаться страницами по земле, к могучим старинным фолиантам в переплетах из свиной кожи. Все они здесь сегодня — мудрые и не очень, дающие веру и пропитанные горечью отчаяния, едко саркастичные и полные тяжеловесного библейского пафоса. На марш вышли все те, кто знал, предвидел, предупреждал загодя о том, что может случиться.

Немым укором к неприслушавшимся проходят книги с своей молчаливой демонстрации. И о ней, право же, не грех вспоминать еще и еще раз.

Среди авторов этих книг, однако, согласие в вопросе о том, выходить ли на марш, возникло не сразу…

До сих пор разговор (за редким исключением) шел о книгах фантастов — иногда это были книги-борцы, чаще пассивные хроникеры; но речь шла о литературном материале. Однако "антиатомная" фантастика — это еще и совокупность поступков, позиций, редких по драматизму индивидуальных эволюции. Или, соответственно, инволюций, то есть развития вспять… Обо всем этом пришел черед рассказать поподробнее.

"Я все не могу прийти в себя от обилия политических дискуссий на конвенции. Даже если организаторы очередного "круглого стола" темой объявляют что-нибудь вроде: "Следующие сто лет" — споры быстро сворачивают к обсуждению одного-единственного вопроса. А именно: проживет ли человечество столь долго?.. После чего — топтание на месте, потому что эта же проблема обсуждается в других аудиториях ("Третья мировая война и ее последствия" — в четверг, "Как перезимовать ядерную зиму?" — в понедельник). Несмотря на название, большинство согласно с тем, что, если разразится третья мировая, нам ее не пережить. Честно говоря, пять лет назад во время аналогичных встреч любителей фантастики вы вряд ли бы услышали подобный ответ"[1].

Так описывал съезд (Всемирную конвенцию) фантастов, проходивший осенью 1984 года в Лос-Анджелесе, писатель и критик Паскаль Томас. О том, что такое Всемирная конвенция, чуть ниже, а пока фрагмент другого его отчета — об аналогичном событии, но имевшем место три года спустя (на сей раз в английском курортном городке Брайтон): "Кажется, самая страшная перспектива — будущее вообще без катастроф… Думаю, однако, что тема ядерного холокауста скоро выйдет из моды: слишком уж очевидное зло. По крайней мере, дискуссия "Нужна ли война?" вызвала малый отклик у аудитории. Все замкнулось на специфическое отражение темы войны в научной фантастике, и участники ограничились только несущественными историческими или политическими репликами по этому поводу"[2].

В 1988 году мне посчастливилось лично побывать на аналогичной Всемирной конвенции в Новом Орлеане, и могу засвидетельствовать: тема из моды не вышла… Но прежде — несколько слов о том, что из себя представляют съезды американских любителей фантастики ("всемирными" они именуются из снобизма, хотя гостей обычно приглашают со всех концов света) и почему свидетельство Паскаля Томаса привлекло мое внимание.

Американская "конвенция" менее всего напоминает привычный нам конгресс с его солидностью и чопорностью. У "фэнов" все по-другому. До 7000 (!) участников, в основном просто читателей-энтузиастов, но также и писателей, критиков, художников, издателей, торговцев, почетных гостей и просто так — "любопытствующих"; все они, конечно, посещают и пленарные заседания, и секционные, и "круглые столы", но главное не в этом. Главное — это неофициальные "междусобойчики", театрализованные представления, пятидневный киномарафон, слайд-шоу, банкеты и приемы, и даже маскарад с конкурсом на лучший фантастический костюм. В фантастических костюмах (иногда фантазия выражает себя в отсутствии оного) участники конвенции, впрочем, свободно прогуливаются и в кулуарах заседаний… Словом, почти неделя приятного отдохновения, полная шума и гама и какой-то не исчезающей все это время эйфории в воздухе.

И вдруг — политика! Тем более — ядерный холокауст.

Неверно было бы думать, что этой проблемой мир научной фантастики в Америке так уже озабочен. Несколько сусальная картинка, созданная в восприятии нашего читателя: писатели-фантасты все, как один, шагают в "марше мира", боюсь, весьма далека от реального положения дел. В этом литературном сообществе тоже случаются свои штили и бури, и после пронесшихся ураганов наступает долгое затишье. И читатель уже имел возможность убедиться, насколько же не все западные писатели сгорают от желания включиться в борьбу за ядерное разоружение…

Проследить какую-то общую закономерность пиков гражданской активности американских фантастов (и любителей фантастика) мне, признаюсь, не удалось. В какие-то моменты все поголовно казались активистами; в другое время — просто "убивали" меня своей беспробудной гражданской апатией.

Но на фоне этих колебаний одно остается неизменным вот уже без малого полвека. Повышенное внимание к теме "русских". Поиски ответа на жгучий вопрос: хотят ли русские войны?

Про это меня пытали и на конференции в Форт-Лодердейле, куда съехались солидные профессора колледжей — члены красиво названной Международной ассоциации фантастического в искусствах. И в Новом Орлеане — лишенные какой бы то ни было солидности читатели-фэны. И еще раньше, в Москве, на конгрессе врачей прозвучал тот же сакраментальный вопрос.